– На всю летнюю кухню вонь убойная стоит! Смрад! Порошком обезьяна старая стирать боится, мылом – тоже. Пожалейте меня, я от химии вся чешусь – проклятые америкашки русский народ специально травят! Отвечаю: тварь, после тебя кастрюли изгаженные выкидывать теперь. Кто из них нормальный есть будет?.. В ответ – ой, сполоснёте, мать не заразная!
– Везде замки повесил, – Пичугин подпёр рукой свой огромный надутый живот. – Ну нахрен её! Хозяйка сраная! Прошлым летом, едва мы за двор, она – в огород. Думаем, чего вся рассада жухнет и гниёт? Углядели! Старуха своё судно втихую прёт на огород и поливает дерьмом грядки. Чё, говорю, творишь, кочерга дремучая?!.. Удобряю, отвечает, чтобы овощи хорошо росли! Да кто ж после твоих зловонных ссак есть-то будет? Ими только тараканов травить! Хоть раз поймаю в огороде за пакостями, прибью, обещаю! Щас этим летом тихо сидит… Пусть только откинет опять чего!!!
– Сильные вы оба, – вздохнула гостья. – Мне, в любом случае, не судьба была справиться. Когда мама слегла с переломом бедра, поднял её именно ты, Саша. Меня она не слушалась. Упражнения делать не уговоришь. Нет, и всё. Мама хотела только разговаривать…
– О да, это мы любим! – ядовито рассмеялся хозяин. – Всех родственников да подруг отвадила! Кто к ней в комнату не зайдёт, давай гонять по хрен знает какому кругу одно и то же! Поболтать не о чем! Рот другим открыть не даёт. А о себе то врёт без меры, то льёт в чужие уши затёртые до дыр былые подвиги! А кому оно надо – пустое хавать?
– Есть такое дело. Вредная вконец стала. Помню, приеду после уроков усталая, а она просит баклажанов. Но их в подвале уже нет. Съели. Не верила! Ищи, кричит, как хочешь. Ищу. Через пару часов мама сдаётся и принимает баночку другого салата…
– Вообще искать бы не стал! – воткнул комментарий старший. – Ещё б время попусту тратить! Потакала ты ей, сестра!
– Потакала, конечно, – виновато понурилась Ягодкина. – Мама плачет, на судьбу свою горькую сетует – как не пожалеть?
– Вот она тебе на шею и села! У кого судьба не горькая, ответь?!
– Знаешь, сейчас смешно вспоминать, а раньше до слёз. Просила она пакеты из-под покупок привезти, чтобы мусор складывать. Я у Арины Ивановны взяла, да на свою голову ляпнула, что не из магазина. Пипец! Стирай, говорит, давай пакеты, а то я вся чешусь. Клещ в целлофане сидит, потому что свекровь твоя – грязнуля. Пришлось постирать…
– Хах, фиг бы со мной прокатило!
– Дак это полбеды, брат. Пакеты постиранные на ветру порвались. Короче…
– Короче, придуриваться Григорьевна мастак. А вот я её быстро на ходунки поставил. «Не ной, ведьма, жопу мыть тебе никто не будет!». Поохала, покряхтела, но с боем пошла. Соседи, знаешь, что доносят?
– Что?
– Как нас в хате нет, так маман на своих двоих смело по огороду скачет! Шустро, рассказывают, бегает! Лосевы на телефон её даже сняли! А при нас шкрябает этими железками, на ходу помирает, краску с пола в коридоре сдирает, кряхтит! Будто щас откинется… Мать, спрашиваем, чё без ходуль по двору скачешь?!.. Она сразу в дуры: наговаривают на беспомощную старуху! Врут, сволочи! И пляшет, хитрая, давно так. В её возрасте после перелома бедра быстро не поднимаются, сестра. Врач, видать, бабок с вас струсить под предлогом операции хотел.
«Зачем же обманывать, мамочка?». Огорчённо прикрыв глаза, Ягодкина вспомнила, как девять лет назад Марат, без предупреждения заехав на переулок включить отопление по Вериной просьбе, наткнулся на разгуливающую по залу тёщу, неподъёмного инвалида, – и обалдел. Тихо поделился с Ариной Ивановной. Та, наблюдая, как выбивается из сил младшая невестка, ухаживая за лежачей больной, поспешила открыть Вере глаза.
Скандал был несусветный! Григорьевна кляла всех Ягодкиных последними словами, обвиняя в клевете. Вера, преданная дочь, встала на защиту родного человека. Свекровь и деверь выводы сделали да предпочли в дальнейшем держаться в сторонке.
– Ругаешься, объясняешь, просишь – лыбится в ответ и дурой прикидывается, – пятидесятилетний грузный Александр закряхтел, и табуретка – вместе с ним.
– Саша, уже сотый раз тебе повторяю, старуха не дура. И пакостит из вредности, намеренно. Потому что зла как у козла. Сколько гадостей наговорила мне, мразота поганая! Ничего, Бог всё видит. У неё тоже дети есть, – прошипела вторая половина, с ненавистью зыркнув на гостью. – Дочь, внуки. Всё на свои места встанет!
Вдове захотелось провалиться под пол.
– Вещи Костины выкинула? – поинтересовался брат.
– Зачем?
– Жить, что ли, не хочется?! – мгновенно включилась его жена, возмутившись с чужой глупости. – Всё убери с глаз долой! Фотографии, кружки, с которых покойный пил! У тебя сын растёт, поднимать надо! Помер человек – нет места его манаткам в вашей квартире!
– У Кости много нового, дорогого, – промямлила Ягодкина, перепугавшись от напора родственников. – Обувь кожаная, пальто шерстяное… Он покупал многое впрок, чтоб на гражданке носить. Думалось мне, друзьям всё раздать…
– Облезут от халявы! Пусть сами зарабатывают, нищеброды, да покупают! Лучше сожги!
– Где она будет жечь-то в Краснодаре?.. Пусть в мусорку выбросит! – перебил жену хозяин.
– Память, знаете, дорога. Там куртка кожаная бежевая осталась. Костя её ещё после отца своего покойного носил. Укроюсь ею ночью – будто муж живой обнимает…
– Разберись сначала, куртка мужа или свёкра! Чего к вещи прицепилась?.. Вся жизнь у тебя впереди! Молодая! Замуж, может, кто когда вдруг возьмёт! Жги, говорю!!! Память ей, посмотри-ка! Потом себе дороже будет!
Александра, щедро раздавая советы, грозно нависла над золовкой, словно палач над жертвой. У писательницы хватало душевных сил лишь перепуганно что-то блеять. За их прежние редкие встречи после продажи трети Ягодкина так и не научилась выдерживать агрессивный радикализм своей старшей родни. А после смерти мужа будто совсем потеряла опору и веру в себя, пытаясь прислониться хоть к кому-то, кто мог дать надежду на понимание и сочувствие.
– Бабки эти грёбаные! Притащились, паскуды, на похороны лишь бы языки свои поганые распустить! Хотелось каждой мрази подойти да по рылу вмазать! – театрально гневалась Саша, и кудрявый чёрный длинный её хвост с ненавистью колыхался в такт из стороны в сторону. – А Сеня?.. Бедный ребёнок! Тут не стой, так не сядь! Думала я пердуньям много чего сказать, одёрнуть! А потом решила, не моё это дело.
– Да и, откровенно говоря, сестра, похороны – сплошная показуха, – снисходительно засопел Александр, колыхнув своими тремя подбородками. – Почётный караул, флаг, залпы … Чисто на публику! Никому оно не надо. Лучше бы наших ребят никуда не отправляли и войны не устраивали. Прикрылись своим цирком на похоронах, а человека нет.
– Так Костя и не на войне был, а в зоне конфликта…
– А это, по-твоему, не одно и то же?!
– Нет. Военный – работа. Сложная. И не для всех.
– Не работа, а служба! Родине служить, – хозяин глазел на робкую сестру, осмелившуюся ему перечить, как на отбитую дуру. – Отдать свою жизнь ни за грош. Всю страну разворовали, обокрали простой народ, мужика простого за копейки на чужбину под пули посылают!
– Родина, ха! – невестка опять вскочила с места и, взбудораженная, начала метаться. Грузное её тело перекатывалось по помещению, словно бочонок с порохом. – Продала бы с потрохами! Если бы завалялся у меня какой-нибудь секрет, слила б, не задумываясь, шпионам! Ничего хорошего для меня чёртова Родина не сделала! Когда я ребенком позвоночник сломала, никто не помог, ничего не заплатил! Дочку сама поднимала, за свой счёт учила! Долги мужа, когда скотина всё спустил, в одиночку платила – Родина не вступилась, никто и рубля не простил! Нахрен не сдалась такая Отчизна! Зачем страна нужна, если всю жизнь один на своём горбу ношу тащишь?!
– В советские годы люди по-настоящему жили! Всё имели, всё им принадлежало! Не то, что сейчас. Единицы богатеют, остальные перебиваются крошками с их стола, объедки нюхают. Правильно ли? – мужчина нахмурился.
– Траур, молодец, что носишь, – Александра, остановившись на месте, вдруг вспомнила про скорбевшую вдову. – Носи. Не для себя носишь, для людей. Потом, когда шумиха вокруг похорон утихнет, поднимется волна грязи. Вы с сыном вместе не жили с покойным, и от станицы далеко поселились. Народ не знает, что из себя представляете. Начнут любые грехи искать, чтоб помусолить.
– Да мы семья как семья, – удивлённо откликнулась Ягодкина. – С утра до ночи работа в школе, пока не уволилась. Сын в садике, потом – учёба. Сейчас из квартиры не выхожу почти. Тихие, проблем соседям по подъезду ни разу не доставили. Какие у нас могут быть грехи? Обычные люди. Как все.
– Ну, это в городе! – ехидно усмехнулась невестка. – Село по другим законам живёт. Здесь важно, что народ о тебе болтает. Репутация – святое.
– Ещё посмотрим, выплатят ли тебе компенсации, – криво улыбнулся Васильич. – По телеку красиво в уши гадят, а на деле… Врут сто пудов, вурдалаки!
– Да о выплатах и не думалось мне, если честно…
– Зря, дорогуша! Как по миру пойдёте, сразу песню другую запоёшь! Не сиди бревном, ищи, что тебе, военной вдове, по закону полагается. За каждую копейку дерись, иначе всё, гадкие морды, украдут, в карманы ненасытные свои припрячут!
– Мы с Сашей тут на сайте Минобороны прочитали, что тебе много чего полагается, – Александра наклонилась ближе к гостье и давяще зашептала. – Так что глазами не хлопай, а землю рой! Своё забирай, отвоёвывай, глупенькая.
08.2022
Сжечь вещи мужа, и уж тем более выбросить – никак не укладывалось в Вериной картине мира. Советы близких – это, конечно, здорово, но и своя голова должна хоть немного думать, пусть даже и в таком туманно-разбитом состоянии.
Вселенная будто откликалась на думы вдовы, и знакомые люди в Краснодаре подсказали, что вещи покойника стоит отнести в церковь в помощь нуждающимся. Посетив для начала святое место ради успокоения, дабы удостовериться в правдивости услышанного, Ягодкина выбрала день, время да заказала грузовое такси.
Заперев ноющее сердце на замок, она достала из шкафа, пока сын спал сладким сном, одежду любимого мужчины, что теперь никогда уже к ней не вернётся. Перебрала каждый платочек, каждую складочку, опрятно уложила – и отвезла. Служители в храме приняли пакеты с уважением, помянули покойного и поблагодарили за благотворительную помощь.
Наиболее дорогая и новая одежда была всё же отдана друзьям Кости. Он, мужчина добрый и отзывчивый, умел дружить по-настоящему, без лишних жертв, перекосов, выгодности. Приятели были на подбор: такие же весёлые, чуткие, добродушные. Товарищи забрали одежду с искренней признательностью. Ягодкина вздохнула спокойно да похвалила себя за правильные мудрые решения.
Прапорщик Николай с её разрешения увёз сумку покойного. Неудивительно. Дорогая, вместительная, удобная, пошитая из воловьей кожи, она была любимицей супруга. Подарок мужу от Веры на День Защитника Отечества. Смущало только одно, о чём вдова, женщина суеверная, Колю серьёзно предупредила: сумка, снятая с покойника и пережившая его гибель, должна остаться на могиле. Прапорщик послушал вполуха и уехал прочь вместе со стильной практичной вещью. «На память!». Кто ж против? Видимо, военные, встретившие по долгу службы многое, не склонны бояться загробного мира.
Инструменты да топор ручной работы супруга оставила себе. Это её. Наследство и память. Медали, что хранились в квартире, писательница передала Арине Ивановне к другим наградам вместе с документами. Свекровь сама просила, а кто ж матери отказывает? Она будет их беречь, а потом награды перейдут в руки Арсению.