Марат

– Я начал его учить.

– Значит, твоя плата будет тебе полезна. Я хочу, чтобы ты прочитал мне несколько книг.

– Я не настолько…

– Освоишься, – отрезала ведьма. – Иначе сам будешь сводить бедное животное с ума. Придешь завтра вечером с книгой.

Марат плотно сжал губы. Он знал, что справится, но Намон обрекла его на жизнь впроголодь. Теперь у него не будет времени, чтобы подрабатывать.

– Сколько их будет? – спросил он.

– Пять.

– Слишком много.

– Три – за коня. Четвертая – чтобы остаться безнаказанным.

Марат вскинул голову.

– Я могу запечатать ей уста, – пояснила Намон, – и она не расскажет о том, что ты сделал.

– А пятая?

– Чтобы вас не съели крокодилы, когда вы будете там кувыркаться, – рассмеялась старуха.

– Хорошо, – согласился Марат.

– Ты можешь подобраться к коню?

Он кивнул.

– Мне нужны его волосы. Из гривы, из хвоста и с бока.

– Я принесу.

– Подожди здесь. Я напишу список книг.

***

– «Ее отделили от меня и немедленно утащили куда-то. Я остался лежать на земле, в состоянии, которое трудно описать. Я причитал. Несколько дней я ел только то, что мне насильно запихивали в рот. В следующие несколько дней я часто менял хозяев. Так было, пока я не попал в руки капитана корабля, на судне которого мне предстояло отплыть в Америку. Но тогда я об этом ничего не знал».

– Кончилась первая глава. – Марат устал, и Намон это знала. Она выжала из него все, что могла.

– Хорошо. Скоро продолжишь. – Говоря с Маратом, она, казалось, усмехается непрерывно. – Ты уже понял кое-что, желтый мальчик. Понял, что таким, как мы, убийства мало. Просто убивать хотят не слишком плохие люди. Так делают политики и солдаты.

Волосы Намон были подняты вверх черно-красным ирокезом, руки, покрытые белыми пятнышками ритуального узора, продолжали свой танец – старуха переворачивала в пальцах фигурку лошади, продолжая наматывать на нее нить.

– Представляешь, Олауда Эквиано выучился писать тогда, когда с этих событий уже минуло двадцать лет. Он никогда больше не видел сестру. Он всю жизнь нес в себе боль. – Намон облизнула нить. – Это было на самом деле. Сотни плачущих детей на берегу. Кровавые потеки от деревянных колодок на их шеях. Погонщики с кнутами. Песок, провонявший фекалиями и потом. Мертвецы в волнах. Раса рабов и раса господ.

Марат смотрел, как двигаются ее впалые черные щеки.

– Это наш мир. Можно все повернуть и повторить сначала. Говори, а то я не чувствую твоего понимания.

– Я понимаю.

– Что ты понимаешь?

– Я бы хотел идти вдоль рядов женщин, выставленных на продажу, – признался Марат. – Как господин.

– Прицениваться? Щупать их груди? Залезать им пальцами в рот? Встречать их взгляды, обессмыслившиеся от страха? Да, это хорошо. – Намон снова облизнула нить. – Ты бы хотел, чтобы рабы были белыми или черными?

– Женщины – белыми.

– Как твоя сероглазая Лесли?

– Да.

– А ты трахал черную?

– Да.

– Когда?

– Почти год назад. И потом еще несколько раз.

Марат лишился девственности в маленькой уличной столовой. Она называлась Сан Педро Макис Поро – бетонный пол, два неровных ряда столиков, грязная барная стойка и комнатушки двух подсобок, сколоченных из старых рекламных щитов. Он нашел это место, когда начал ходить в колледж. Оно находилось на окраине трущобных районов, на середине его пути к дому. Он стал завсегдатаем Макиса. Там была сносная и очень дешевая еда. И еще там работала девушка, в глазах которой Марат заметил особый влажный блеск.

Он уже знал это выражение, хорошо знал. Так на него смотрели многие женщины. Этот взгляд чем-то напоминал ему взгляд матери в те редкие минуты, когда он делал ее счастливой. Камила так смотрела, когда он пошел в школу, и когда увидела, как легко он поднимает два ведра с водой. Последний раз эта нежность появилась, когда он напомнил ей, что научился считать. Потом он убил ее, и ее глаза погасли.

Официантка была всего на несколько лет старше Марата. Она ходила в желто-коричневой юбке и черно-красной американской майке, коротко стригла волосы. Марат думал, что она аканка, из протестантской семьи.

Они долго присматривались друг к другу. Ее кожа была черной, лицо – круглым и некрасивым, глаза – большими и доверчивыми. Маленькие руки с белыми ноготками. Марат любил ссыпать мелочь в ее ладони.

Проходя между столиками, она часто задевала бедром его плечо. Иногда он чувствовал, как ее пальцы вскользь задевают его шею. Она наклонялась, чтобы вытереть стол, и Марат мог коснуться мягкого овала ее живота и округлых выпуклостей груди.

Так продолжалось, пока однажды у Марата не кончились деньги. Он высыпал свою мелочь в черные ладони официантки.

– Десять франков, – подсказала девушка.

– Мне не хватает денег. – Последний заработок у него случился в выходные, когда он помог разгрузить фуру на овощном рынке, но заплатили не столько деньгами, сколько едой. Марат согласился, так как Роберт брал рисовую муку в уплату за комнату.

– Я не могу тебя так отпустить.

– Я могу что-нибудь сделать. Разгрузить машину или поработать посыльным.

Девушка повернулась и посмотрела на него. На ней была узкая цветная юбка. Он почувствовал, как ее лобок легонько скользит по его плечу. Ее тело было плотным и упругим, как свежий хлеб.

– Хорошо. Иди в подсобку. – Она глазами показала на завешанную плакатами дверь. Она была сильная – одной рукой несла поднос, заставленный грязной посудой. Марат кивнул и пошел за ней.