Вирус

– Нет! Не стреляйте! – Рубин сделал два шага вперед. Он резко рванул на себя калитку и заскочил на территорию больницы.

– Гриша! Зачем, Гриша?! Вернись! – крикнул Калугин.

– Дима, неужели ты не понимаешь, что эти солдафоны готовы перестрелять всех?! Они всех убьют, потом проведут дезинфекцию, и все! А мы так ничего и не узнаем об этом вирусе!

– Гриша, что ты хочешь узнать?! Ты же слышал, лучшие умы его изучают! Зачем, Гриша?! Зачем?! Вернись! – кричал у забора Калугин.

Рубин шагнул обратно к забору.

– Карабас! – крикнул Дроздов, и спецназовец направил ствол на врача.

– Что и следовало доказать! Они же даже не понимают, что я не инфицирован! Вот так же и с другими! Всех убьют! Дима, мы врачи, а не палачи! – Рубин повернулся и направился к медсестре.

– Возьми хоть это! – Калугин кинул ему респиратор.

Рубин поднял его, стряхнул и надел на лицо. Затем поднял руку, прощаясь с коллегами, и зашагал к больнице. Девушка побежала к силуэту, отделившемуся от забора и двигающемуся к ней.

– Григорий Степаныч! Григорий Степаныч! – бросилась она к врачу и, обняв, прижалась к груди.

– Ну все, все. Не плачь, успокойся. Все будет хорошо, – погладил он ее волосы.

– Григорий Степаныч, вы меня выведете? Мне страшно. У меня нет симптомов, я здорова, – смотрела на него девушка.

– Обязательно, обязательно выйдем. Только сейчас нам надо вернуться в больницу.

– Вернуться? Зачем? Я не пойду. Идемте к выходу. Зачем нам в больницу? – Девушка держала Рубина за руку.

– Лена, послушай меня. Соберись, успокойся. Сейчас никого не выпустят из больницы. Нам надо вернуться туда, а утром приедут представители Минздрава и нас выведут. Не бойся, все будет хорошо. Я рядом, мы вместе. Понимаешь?

– Да, я поняла, – ответила девушка и вытерла слезы.

– Вот и хорошо. Маску надень. Ну, пошли, что ли? – сказал он и посмотрел в сторону забора.

Дальний свет фар не давал возможность разглядеть, что происходило за забором, он взглянул на медсестру. Лена кивнула, и они двинулись к больничному входу. Пройдя мимо машин «скорой помощи» с телами водителя и медсестры, зашли в длинный коридор.

Картина, открывшаяся ему, заставила отшатнуться и остановиться. Создавалось впечатление, что он оказался героем какого-то фильма ужасов. Именно такие кадры он вспомнил во многих картинах. Но это было не кино, это была реальность.

– Это по всей больнице? – Григорий Степанович посмотрел на девушку.

– Да, такой ужас везде, – кивнула она.

Он медленно двигался по коридору, пройдя мимо каталок с телами двух мужчин. На скамейке у стены сидела, а точнее полулежала женщина, одежда которой была в крови. Рубин остановился у дверей смотровой и осторожно ногой толкнул дверь.

В хорошо освещенном кабинете на кушетке лежала женщина в медицинском халате без признаков жизни. Он почувствовал, как сзади к нему близко подошла Лена. Она крепко держалась за его пиджак.

– Тихо, тихо, спокойно. Не бойся, – Рубин обернулся вполоборота и взял ее за руку.

– Страшно, Григорий Степаныч, – негромко ответила медсестра.

– Идем. Только за одежду не цепляйся, а то движение сковывает, – сказал он и отпустил ее.

Девушка виновато взглянула на него и кивнула.

Сделав несколько шагов вперед, врач остановился у открытой двери процедурной. Там, на полу, прислонившись спиной к стене, сидела женщина лет сорока пяти тоже в медицинском халате. Она тяжело дышала и периодически кашляла, сплевывая кровь.

– Нина Федоровна, вам помочь? – Он шагнул по направлению к ней.

Женщина зло посмотрела на него, выставила перед собой руку и покачала головой. Рубин понял, что она запрещает подходить к ней. Он остановился и сделал шаг назад. В этот момент женщина закашлялась, стала вытирать от пота лицо и повалилась на бок. Рубин осторожно прошел в процедурную, то и дело посматривая на недвижимое тело женщины. Он достал из шкафа две пары медицинских перчаток.

– Держи, – протянул одну из них своей спутнице уже в коридоре.

– Она что, умерла? – спросила Лена, показывая на медсестру в процедурной.

– Идем, не отвлекайся, – надевая перчатки, ответил Рубин и пошел по коридору.

Остановившись у открытой двери приемного покоя, где всегда оформляли поступающих больных, он с удивлением заглянул внутрь.

В кабинете за столом сидел мужчина лет сорока в медицинской одежде голубого цвета и что-то записывал в журнал.

– Андрей, – позвал его Рубин.

– А, Григорий Степаныч, вас прислали? – повернулся к нему мужчина.

– Андрей, ты как себя чувствуешь? – зашел в кабинет Рубин.

– Оставайтесь там, не подходите ко мне. Я заражен. Температура скачет, и кашель пробивается. – Мужчина встал из-за стола и отошел к окну.

– Давай я тебя осмотрю, – Рубин шагнул к нему.

– Не подходите! Вернитесь обратно, Григорий Степаныч. Уже все поздно и бессмысленно. Там, в журнале, я исписал пять страниц: симптомы, клинические проявления и медикаменты, которые принимал. Надеюсь, кому-то пригодится. Правый бок ужасно болит, сил нет терпеть. – Бурунов схватился рукой за бок и слегка согнулся.

– Я так понимаю, воздушно-капельный? – Рубин остался стоять у дверного проема.

– Естественно. Другой путь заражения не вызвал бы подобного вала инфицированных за такое короткое время. Я вот что отметил, Григорий Степаныч: у этого сукина сына практически нет инкубационного периода. – Бурунов подошел к столу и налил в стакан воды из графина.

– Как нет? Этого не может быть!

Бурунов жадно выпил воду и посмотрел на коллегу.

– Нет, он конечно есть, но очень короткий. Ох, печень просто разрывается. – Бурунов опять согнулся, присел на стул у окна и продолжил: – Уж больно он скоротечен, этот период. По моим наблюдениям, он составляет от часа до пяти.

– Часа?

– Сомневаетесь? Правильно, если б кто мне рассказал, я бы тоже не поверил. Но некоторые люди действительно попадают в критическое состояние уже через час после заражения. Мы ведь как думали: а, вирус, а, в Африке, далеко. Да и сколько их там, этих вирусов. Никто и подумать не мог, что этот сюда доберется, да еще так быстро. Впрочем, я в журнале все отразил. Ох как болит, не могу… – Бурунов достал из кармана шприц и две ампулы.

– Что колешь? – спросил Рубин.

– Что можно колоть, чтоб обезболить, когда терпеть уже нет сил? Конечно, морфий, – ответил Бурунов, отломил верхушку ампулы и добавил: – Да, Григорий Степаныч, у каждого зараженного свое проявление болезни.