По стопам богов. Между двух миров

***

Писцу так и не удалось удержать своего ученика от бездумного поступка. Он понимал, что вмешательство Нахтамона не изменит ситуацию, вряд ли жрецы будут слушать его. Стремление семнадцатилетнего юноши помочь своей матери может вызвать лишние подозрения. Жрецы Амона, по сути являющиеся средоточием власти в Уасет, могут увидеть в наследном принце препятствие, если, как предположил Медути, они подготовили переворот. Но что, если Хентит Сатамон действительно виновна в том, в чём её обвиняют? Сможет ли Нахтамон принять эту правду?

Горячий юноша едва не совершил ошибку, когда храмовая стража отказалась его пропускать в резиденцию. Он готов был набросится на них, что немедленно расценили бы, как нарушение законов Та Мери. Медути вовремя остановил его. Писец потребовал вызвать чати, который находился во дворце, и его привели спустя несколько минут.

– Господин Канехет! – вскрикнул Нахтамон, увидев высокого человека в лазурном головном уборе и длинной мантии.

– Пропустите его, немедленно! Это сын Первой жрицы Амона и Владычицы Юга и Севера. – Подойдя к стражникам, произнёс чати.

– Нам не велено, – насупился стражник в длинном конусообразном шлеме и крепко сжал в руках копьё.

– Ты что, не видишь, кто перед тобой стоит? Или мне следует позвать кого-нибудь из твоих хозяев? Это – наследный принц! Он имеет право находиться рядом с Первой жрицей. А я имею право распорядиться, чтобы тебя скормили крокодилам!

– Простите, господин, но…

– Ещё одно слово, и я это сделаю!

Испуганные стражники расступились и разрешили пройти Нахтамону, но Медути остался снаружи. Канехет посмотрел на него и кивнул. Писец понял, что ожидать от стражников ещё одного послабления бессмысленно.

Канехет и Нахтамон последовали по широкой гранитной галерее с изваяниями бога Амона и бараноголовых сфинксов. В тишине слышалось журчание искусственных ручейков и щебет птиц, порхающих под высоким потолком. Лучи солнца проникали в галерею через маленькие отверстия в потолке и стенах, создавая причудливый световой узор на полу.

– Господин Канехет, – обеспокоенно спросил Нахтамон. – Что с моей матерью? В чём её обвиняют?

– Трудно сказать, – прозвучал голос чати, отражаясь эхом от стен галереи. – Обвинитель ещё не прибыл. Первым делом они оцепили дворец и выслали группу жрецов к госпоже Хентит. Я прибыл с рассветом и понял, что дело неладно. Мне сказали, Первая жрица обвиняется в безбожности за высказывания против Амона и за преступления против народа Та Мери. Они говорят, что у обвинителя есть свидетель… Чужеземец…

– Слово чужеземца против слова Первой жрицы Амона? – словно нечто отвратительное возникло перед ним, прошипел Нахтамон.

– Проблема в том… – вдруг остановился Канехет. – Госпожа не проронила ни слова, а у меня нет никаких доказательств её невиновности. Крепись, Нахтамон, тебе может не понравиться то, что ты услышишь, но держи себя в руках. Эти люди опасны и могут использовать каждое слово против тебя. Если ты скомпрометируешь себя, даже я не смогу помочь тебе. Если они спросят о чём-то, рассуждай медленно, говори коротко.

– Хорошо, – собрался Нахтамон.

Вскоре они оказались у дверей гостевой комнаты дворца. В неё было два входа с западной и восточной стороны, и оба охраняли храмовники. Они пропустили Канехета, но недоверчиво покосились на юношу.

– Обыскать! – приказал глава храмовников.

Нахтамон не стал сопротивляться, тем более, прятать ему было нечего. Он едва успел одеть сандалии, когда стрелой помчался во дворец, не задумываясь о том, чтобы взять с собой оружие или что-то в этом роде. После обыска его впустили в гостиную. В высоком открытом паланкине сидела гордая госпожа Хентит Сатамон. Её руки заковали в цепи, из одежды на ней был только тонкий льняной халат. На лице Первой жрицы ни косметики, ни украшений, как будто её только что подняли из постели. Она сразу обратила внимание на Нахтамона и Канехета, но не произнесла ни слова. Сын посмотрел прямо в её зелёные глаза, надеясь, что сейчас она встанет в полный рост, громогласным голосом разгонит этих лысых стервятников – жрецов Амона и воссияет, как солнечный диск над горами. Ничего подобного не произошло. Хентит Сатамон выглядела сломленной и подавленной.

– Господин Канехет, зачем вы привели с собой юного принца? – вышел вперёд один из жрецов.

– Потому что это – его мать, которую вы пытаетесь осудить по доносу какого-то иноземца! – произнёс Канехет.

Нахтамон обратил внимание на трёх людей, стоящих справа от паланкина. Один из них выделялся своей грубой одеждой и видом походил на мешика.

– Никакого доноса не было. – Вызывающе осматривая Нахтамона, произнёс жрец. – Амон раскрыл это преступление, и сама Хентит Сатамон подтвердила, что совершила его.

– Это неправда… – вполголоса произнёс Нахтамон.

– Хочешь сказать, что Амон лжёт? – впился ядовитыми глазами в юного принца жрец.

– Нет, он не это хотел сказать. – Немедленно вмешался Канехет. – Пусть же она скажет об этом ещё раз.

– Она не может. – Произнёс жрец. – Амон проклял её, лишил дара речи, но у нас есть свидетели.

В этот момент все жрецы, что находились в гостиной неожиданно встали и достали свои защитные амулеты.

– Твоя мать, юный Нахтамон, совершила ужасное злодеяние! – возвестил жрец. – Она сговорилась с людьми, которые пришли из-за Океана и предала своего бога! Она разрешила им приносить в жертву людей без ведома совета! Наших сородичей! Несколько лет назад по приказу Хентинт Сатамон были похищены дети из септа Унут. Свидетелем тому был жрец бога Хонсу, ныне покойный, с которым она обсуждала свои дела. Но у нас появился и другой свидетель, чужеземец, который собственными глазами видел, как умерщвляли этих детей и многих других людей после них во славу бога мешика. Скажи, чужеземец, перед ликом Амона, так ли это?

– Всё так, – смиренно произнёс человек из народа мешика.

В этот момент Хентит Сатамон посмотрела на иноземца так, будто хотела испепелить его, но её губы не шевельнулись, лишь только мимолётная гримаса злобы обезобразила лицо.

– И после этого Хентит Сатамон не раскаивается, – продолжил жрец. – На выдвинутые обвинения она ответила, что не видит своей вины, что это было необходимо для союза с народом мешика, а воля богов ничто для неё не значит! Она говорила, что необходимость вынуждает поступать против воли богов! И тогда Амон проявился. Он лишил её дара речи! Что вам ещё нужно?

Жрецы загудели, стали кидать проклятья. Вельможи, которые присутствовали на собрании и сначала защищали свою повелительницу, молчали. Нахтамон не понимал, почему его мать не может опровергнуть обвинение. Он едва держал себя в руках. Тогда слово взял второй человек в Та Мери.

– Доказать вину – вот что нужно! – произнёс Канехет и все затихли. – Главный свидетель мнимых преступлений умер, а всё что у вас есть – слова чужеземца. С чего вы решили, что это не проделки мешика? Что это не заговор против нашей правительницы? Может быть, сами мешика прокляли её и лишили дара речи? Разве вы не знаете, что среди чужеземцев есть колдуны? Та Мери же славится своими традициями и справедливым судом. У вас есть обвинители, но нет того, кто мог бы защитить Первую жрицу Амона. И разве это суд, по-вашему? Я за справедливость! Я за расследование! Иначе ваши действия можно расценить как переворот!

– Что за вздор! Она безбожница! Убийца! – закричали одни.

– Кто этот чужеземец? Это заговор мешика! – воскликнули другие.

– Довольно! – успокоил всех пожилой жрец Амона и подошёл к Канехету. – Да будет так, во имя предков. Мы устроим справедливый суд. У вас есть десять дней, чтобы собрать все необходимые доказательства. До тех пор Хентит Сатамон будет находиться под стражей в храме Амона.

– И охранять её будут меджаи, а не храмовники. – Вставил Канехет.

– Господин Канехет… – пытался возразить жрец Амона.

– Это моё последнее слово! Иначе я обвиню жрецов Амона в измене!

– Вы шутите?

– Нет. Меджаи! Сопроводите госпожу Хентит Сатамон в храм Амона и проследите, чтобы никто пальцем её не тронул.

Глаза Канехета хищно блеснули, а жрец Амона оскалил зубы. Словно два свирепых льва они посмотрели друг на друга, готовые набросится и растерзать. Два меджая взялись за ручки паланкина Первой жрицы Амона и вынесли её из дворца. Храмовая стража последовала за ними.

– Пойдём, Нахтамон. – Обратился к юноше Канехет. Наследный принц стоял как вкопанный и смотрел вслед этой процессии. Его руки были сжаты в кулаки, губы дрожали. Чати пришлось взять его за руку и потащить за собой.

– Не волнуйся, – говорил Канехет. – Я не позволю им навредить твоей матери. Может быть они и взяли её под стражу, но я по-прежнему чати, мне подчиняется армия, личная стража госпожи и народ Та Мери. Мы выясним, что здесь происходит. Для этого мне придётся найти свидетелей и выяснить, откуда взялся этот мешика.

– Чем могу помочь я? – ожидающе посмотрел на чати Нахтамон.

– Тебе лучше лишний раз не показываться на глаза жрецам Амона и храмовой страже. – Ответил Канехет. – Поэтому возьми с собой Медути и как можно скорее отправляйтесь вниз по реке в Хемену. Я предоставлю вам своё быстроходное судно и охрану. В архивах писцов должны остаться свидетельства исчезновения детей в септе Унут. Если и искать какие-то зацепки, то только там, а если вы ничего не найдёте, то обвинения против Хентит Сатамон – клевета, и заговорщиков ждёт смерть.

– Господин, Канехет, – опустил глаза Нахтамон. – Моя мать ведь не могла так поступить. Её подставили!

– Семь лет назад мы составили договор для правителя мешика, который должен был регламентировать жертвоприношения на землях Мавретании и Та Мери. – Рассказал Канехет. – Ты ведь сам был на том собрании ещё мальчишкой. Мы думали, если позволить мешика приносить в жертву военнопленных и преступников, их пыл немного поутихнет. Никто из нас даже не помышлял о том, чтобы отдавать в жертву невинных граждан Та Мери, тем более детей. Вероятно, мы ошибались… Кто-то обошёл договор и решил подставить госпожу Хентит.

– Но зачем чужеземцам подставлять себя под удар? – задумался Нахтамон.