Мариам. Талант соединенный с мужеством

Скоро парнишку унесли на носилках в дальнюю комнату. Туда уносили безнадёжных, чтобы освободить место вновь прибывшим.

Евдокия побежала домой. Отлила из кастрюли куриного бульона, натерла яблок. Метнулась снова в госпиталь, туда, в небольшую комнатку. Сейчас думаю о том, что Евдокию пронзила та же жалость к тому беспомощному мальчишке, которая обожгла и меня тогда в доме инвалидов.

И ещё чувство материнства. Пусть мы и были сами совсем девчонки. Это чувство в нас с рождения.

Наверняка она, Евдокия, подумала, что вот умирает чей-то сыночек, совсем мальчик, и мать об этом не знает, и кто поймёт, что он лопочет на непонятном языке: может быть, маму зовёт. Скорее всего маму.

Кого же зовёт человек, когда ему плохо. И вот она, Евдокия, тут, рядом, говорит ему: «Я тут, я тут, сейчас, родненький, тебе будет хорошо, выпей ложку бульона, выпей». Но у парня крепко стиснуты зубы.

Она сумела разжать их. Влила ложку, потом другую…

Парнишка не умер. Ни в ту ночь, ни потом. Доктор удивлённо качал головой. Посмотрел на совсем обессилевшую Евдокию и сказал: «Это ты его спасла, тут медицина, голубушка, была бессильна».

Парнишка плохо говорил по-русски. Но чувства переполняли его, и он тарахтел без умолку. Евдокия понимала не всё, но уже знала, что, кроме матери и отца, у парнишки семеро братьев и сестёр.

Что в Узбекистане много солнца и она, Евдокия, должна обязательно приехать к ним в гости.

Когда парнишка уезжал, смущаясь, сунул Евдокии мешочек. «Тебе!» – «Что это?» В мешочке был сахар. Парнишка всё это время откладывал ей свои ежедневные пайки. Она замахала руками: «Что ты, что ты, возьми с собой, сестрёнок угостишь».

Какое там! Так и пришлось взять этот мешочек, чтобы не обидеть парня. А обиделся тот не на шутку: «От меня не хочешь?»

Но не всех удавалось спасти. Пули и осколки обрывали жизнь солдат и здесь, уже в госпиталях. Евдокия сейчас часто ходит на кладбище, где они похоронены. «Ходила к своим ребятам», – говорит она мне в такие дни, заходя в гости.

Марьям замолчала. Потом без явной связи с тем, что говорила, стала рассказывать о недавней свадьбе:

– Эту азербайджанскую семью я давно знаю. Пригласили к ним меня на свадьбу.

Подхожу к дому в назначенный час. Не слышно ни зурны, ни веселья. Мы привыкли: раз свадьба – дым коромыслом. А тут тихо. В чём дело?

А мне говорят, что на этой же улице умер человек. В его доме траур. Там горе. Молодые решили: коль скоро о дне свадьбы было объявлено, гости собрались, многие приехали издалека, так уж и быть – отпразднуем. Но тихо, без шума. И вы знаете, о чём я подумала? У этих молодых будет счастливая судьба: в радости они не забыли о чужом горе.

Горе легче пережить в дружной семье. Там и радость вдвойне. У нашей страны, как у большой семьи, тоже общая судьба.

Сердцу моему больно, когда я слышу, как пытается кое-кто нас, людей разных национальностей, поссорить.

И оно радуется, когда мир, когда люди живут в согласии.

Вот приходила из санатория и всё думала, думала. Думала о том, что в тех армянах, которые поселились там, я чувствовала своих сестёр, дочерей и внуков.

Вспомнила Буйнакск, дом инвалидов, прошедших чередой перед моими глазами, прошедших через моё сердце – и русских, и украинцев, и евреев, и латышей, и грузин…

Я в них видела братьев, я была для них сестрой. И, наверное, матерью тоже. Нам в голову не приходило выяснять тогда, кто есть кто по национальности.

Неужели всё это забыть? Перечеркнуть? Растоптать? Кто же мы тогда такие?

Чего мы будем стоить, если не сумеем сберечь самое дорогое, что сердцем нажито?

Я с ужасом смотрела недавно по телевидению эпизоды событий в Абхазии. Одна женщина проклинала другой народ. На ней был платок.

Хотела крикнуть: «Женщина, что ты делаешь? Опомнись! Сними платок, брось между враждующими». Так всегда делали на Кавказе матери, жёны, сёстры, когда хватались за оружие мужчины. А она – проклятия слала.

Мы жили одной семьёй. Со своими бедами и радостями. У нас была одна судьба.

Она и сейчас у всех в стране одна. Поэтому мне больно за трещины, которые появились у нас в межнациональных отношениях. И думаю о том, что никак нельзя, чтобы эти трещины расширялись, превращались в пропасть.

Никак нельзя! Как нельзя предавать дружбу.

Потому что за спиной у нас, за прожитыми годами много было такого, что никак нельзя, просто безнравственно разменять, как мелкую монету.

«Правда»,

22 октября 1989 г.

Служить богу истины

Пётр Шульга,

редактор Кисловодской редакции радиовещания

Знаю Мариам как близкого товарища. Виделись и на литературных вечерах, и в санатории, и в компании друзей.

Всегда поражала меня её богатая сведениями память, её энергичная, порой прямо-таки запальчивая речь. Но, высказавшись до конца, она умеет выслушать собеседника.

Не могу назвать её ниспровергательницей авторитетов. Но ни перед кем она не преклоняется, как перед идолом. Единственным её божеством является истина, а внутренним нравственным законом – стремление помогать людям.

Тридцать восемь лет проработала Мариам Ибрагимова врачом в Кисловодском санатории «Десять лет Октября».

В прошлом терапевт районной больницы, освоив методы лабораторной диагностики, она увлеклась методами клинической лаборатории. Ею был выполнен ряд научно-практических работ, предложены оригинальные диагностические методики, которые были опубликованы в центральных медицинских журналах в Москве.

О том, насколько верна истина «Не боги горшки обжигают», Мариам убедилась ещё в ранней юности, когда ей, студентке зубоврачебной школы в Махачкале, довелось прирабатывать на жизнь в республиканском отделении Союза писателей СССР.

Увлечённая поэзией ещё с детства, она захотела написать книгу сама. Написать? О чём же?

И вспомнились ей рассказы деда о предводителе горцев Шамиле, с которым тот в свои молодые годы много раз ходил в походы. Она перечитала уже немало книг о том, перед кем преклонялся дед. Не жалела денег, из скудного заработка тратила их на покупку новых книг.

Только сейчас, весной 1991 года, Ибрагимова увидела плоды своего труда. Издательство «Советский писатель» прислало ей сигнальный экземпляр книги «Имам Шамиль». Тираж- 100тысяч экземпляров. Исторический роман, буквально выстраданный Мариам на длинном жизненном пути.

Как врач она помогает избавиться от физических страданий, как человек – от душевной слепоты или чёрствости.

«Кавказская здравница», 12 июня 1991 г.

Источник

Екатерина Долгая,

корреспондент «Кавказской здравницы»

После первой же встречи с Мариам Ибрагимовой невольно ловишь себя на мысли, что оптимизм, жизнелюбие прямо-таки переполняют её.