Гагарин – тайна миссии

РАдуга времени
Рутра Пасхов

Юра – двенадцатилетний мальчик. Он родился в секретном научном центре и живет там изолированно от всего мира. От мальчика скрывают секрет о состоянии мира, а также тайну его рождения. Он получает секретное задание: проникнуть в Российскую академию наук. Читатель отправляется в путешествие по "радуге" времени, где ему нужно понять, влияние и связь событий в истории, что произошло в 1895; 1961 годах, и произойдет в 2050; 2257. Альтернативная версия полета Гагарина. Влияние радио на формирование мыслей. Возможность контакта с параллельными мирами. В названии: "You" на английском, "РА" на русском.

Рутра Пасхов

РАдуга времени

Даже над темной материей

властвует светлый разум.

Пролог

Движение Солнечной системы вокруг центра галактики напоминает орбиту Земли вокруг Солнца. Но вместо того, чтобы вращаться вокруг звезды, Солнце вращается вокруг сверхмассивной черной дыры, которая расположена в центре Млечного Пути. Этот массивный объект оказывает огромное гравитационное воздействие на звезды вблизи центра галактики, но удержать их на своих орбитах помогает масса всего материала нашей галактики.

Солнце движется по своей орбите со скоростью примерно 230 километров в секунду – этого достаточно, чтобы нашу звезду не поглотила черная дыра в центре галактики. Время полного оборота нашей звезды вокруг центра Млечного Пути называется галактическим годом. Для каждой из планет нашей системы год отличается из-за разной длины орбит. Точно так же различаются и галактические года для каждой звезды в Млечном Пути.

Для Солнца галактический год составляет 220-230 миллионов земных лет. Другими словами, если бы мы измеряли время по этим галактическим «часам», Земле было бы около 16 галактических лет, Солнце сформировалось бы около 20 лет назад, а Вселенной было бы всего примерно 60 лет.

Если отсчитывать от Большого взрыва, то текущий "год" закончится через 74 миллиона лет. Так что, сейчас только "начало августа".

Если посмотреть из будущего в прошлое, история человечества – это некий лабиринт, если судить, что истина – «все, что ни случается, – к лучшему». А как же, ведь другого варианта мы не знаем. И теперь представьте, что это самое «к лучшему» уже есть некий путь, по лабиринтам которого человечество должно пройти к определенной цели. И опять же – может и не пройти. То есть, не найдя правильную линию, мы застреваем, тормозим, теряем время и, если это время определено таймером, можем не успеть. Не успеть ко времени, когда должно случиться определенное событие. Например, на Землю должен упасть крупнейший астероид или еще что-то невероятно катастрофическое должно случиться, и мы до того обязаны достичь определенного развития, что-то создать или вовсе иметь возможность отчалить из колыбели человечества, например, на околоземную станцию или, скажем, на Марс. Почему бы нет. Ведь глобальные катастрофы бывали на Земле. Например, оледенение, ледниковые периоды могли длиться до 300 миллионов лет. Вы только вообразите эту цифру. Возможно, некий вселенский разум направляет развитие цивилизации, и мы должны прийти к определенной цели. Возможно, нас ведет Бог, возможно, собственный разум, возможно, инстинкт, а возможно – никто. Всего лишь некая вероятность событий дает одной цивилизации выжить, а другие вынуждены погибнуть. Если уж в природе существует естественный отбор, то почему же его нет в глобальной природе, то есть во вселенной всей, относительно цивилизаций. Ведь если бы каждые сто лет Земля проходила очень близко или очень далеко от Солнца и вследствие этого возникали бы глобальные пожары или всеобщее оледенение, то тогда мы бы построили цивилизацию по другому содержанию. У нас развились бы другие технологии, и мы бы развивались в направлении относительно этой главной проблемы. А коли мы развиваемся в том русле, что есть, то из этого надо делать соответствующие выводы.

По большому счету – все изобретения существуют в природе, мы их всего лишь трансформируем для своего понимания, восприятия, нужд. Например, многие в детстве играли в игру, когда две спичечные коробки соединяются проводами и по ним можно «передавать» сообщения, колебания. Звук, например, эхо или раскаты грома, сам по себе, по факту своей природы, говорит о возможности распространения на большое расстояние. А если брать еще в расчет то, что наш мозг не только сознанием понимает этот мир, а еще и некой другой структурой своей… Например, есть масса диапазонов звука, которые мы сознательно не воспринимаем, однако они действуют на наш организм, в том числе и на мозг. Соответственно, если некая сложная система жизнеобеспечения складывает нужные для инстинкта самосохранения проявления природы в понимания нашим организмом, в том числе и мозгом, как полезные, хорошие или плохие, вредные, то для той же системы жизнеобеспечения появляются ответные реакции, которые мы называем сознательное восприятие. То есть рык леопарда опасен, а песнь соловья мила. Соответственно, и наш боевой клич воспринимается товарищами как сила и мощь, а для врагов – страх и настороженность. А уже после, чтобы все более и более усилить механизмы самосохранения, наш организм, а главное – мозг, придумывает все новые и новые системы. Когда-то он понял, что лучше сделать что-то из подручных материалов, например, камня, чем усиливать свои лапы и когти. А нынче мы летим в космос, развиваем всемирную связь, клонирование, атомную энергию и многое, многое другое. Сознание систематизирует полученные от тела, в том числе посредством всех чувств, данные, чтобы повысить нашу жизнеспособность и адаптацию к окружающей действительности. Жизнеспособность и адаптацию, в том числе и с помощью собранных, систематизированных данных, творя открытия и изобретения. Всегда загадкой, сложностью, дилеммой было – как это осуществить научно, как это сделать технически? Человечество постепенно пришло к пониманию физических законов, в том числе и передаче сигналов с помощью электродинамики, например, открытие Герца позволило изобрести радио.

В Будущем, мы узнаем, какой из вариантов будущего мы создали в прошлом.

Глава 1. Откровение папы

Сколько себя помню, я жил в обществе взрослых, как я потом понял, сотрудников секретного научного-исследовательского центра, в котором работал мой папа. Меня звали Рутра, но своё имя я слышал редко, поэтому думал, что это некий титул. Ирисом, или ласково Ириской, называли меня все. Маму помню эпизодически, она постоянно надолго куда-то уезжала. С детьми я не общался, да и не было их здесь, хотя многие говорили, что хотели бы такого же ребёнка. На это папа отшучивался: технология запатентована, получите лицензию – и пожалуйста.

Когда я стал задавать вопросы, почему у них нет детей, папа сначала отмахивался, подносил палец к губам, а потом, когда мои вопросы стали более настойчивыми, шепнул на ухо:

– Места нет на Земле, а туда, – он показал пальцем вверх, – люди не хотят.

Ещё я часто слышал о неком таинственном месте РАН, которое находилось в волшебном городе под названием Москва. Таинственными и волшебными делали их для меня разговоры вполголоса. Я часто их подслушивал. В этом городе уже никто не жил, хотя в прошлом там, что называется, яблоку некуда было упасть. Особенно настороженно говорили о квантовом монстре, находящемся в РАН и командующем всем на свете. А ещё осторожнее рассуждали о том, что якобы этот монстр и есть целиком всё здание РАН и состоит из воды; чем больше воды, тем он сильнее.

О мире я знал почти всё, он мне снился, причём в виде какой-нибудь книги или даже энциклопедии. Этот мир, тот, что мне виделся во снах, казался далёкой удивительной страной, куда мне почему-то нельзя было.

Когда мне исполнилось 12 лет, я стал всё больше этим интересоваться, а дядя Гостомысл, которого папа называл не иначе как Ришелье, всё чаще меня расспрашивал о деталях сновидений. Почему-то после того, как я пересказывал свой сон, он меня спрашивал – а какой там год, сходятся ли границы суши и воды с теми, что сейчас на глобусе? После этого он описывал пальцем круг в воздухе – и там действительно появлялся глобус. Я бойко отвечал, что всё сходится. Он улыбался в ответ, гладил меня по голове. А однажды, во время переговоров с матерью, она внезапно распахнула куртку и показала надпись на майке «Марс 2020–2050, юбилей колонии», затем быстро застегнулась – и связь пропала. В комнату ворвался дядя Гостомысл, взял меня за ворот рубашки, приблизился вплотную и, смотря пристально и строго в глаза, спросил, мол, не врал ли я ему о содержании снов.

Когда я рассказал об этом отцу, он почему-то тоже внимательно посмотрел на меня, поднёс палец к губам, говоря жестом «тише», кивком позвал меня в соседнюю комнату и почему-то перекрестился. В комнате он включил некий прибор, после попросил меня головой упереться и смотреть в объектив странного аппарата, а сам сел за компьютер. Через минуту, когда у меня в голове творилась такая чехарда, что я уже не понимал, вижу я действительно этот мир или он у меня в голове, – папа меня позвал к себе.

Я видел и слышал внутри головы всё, что было на экране.

– Ты теперь можешь обо всём узнать, что там… Только помни – и они знают твои мысли.

«Могут считывать мысли? Как? – размышлял я. – Ответ мог дать отец, но…»

– Я сделал это специально. Молчи. Суперкомпьютер, в имя которого я заложил подсказку, вычислит количество атомов, недостающих во вселенной для равенства числу Грэма, и примет твой сигнал, – произнёс он тихо и быстро.

Если о первом предложении и втором я ещё мог рассуждать, то смысл последнего высказывания мне был совсем непонятным.

Папа неожиданно схватился за голову, потом упал. Я обнял его и долго в слезах тряс за плечи. В душе моей слились два полученных стресса. Мозг безостановочно бурлил размышлениями о реальном положении дел. Самое удивительное, что я стал понимать: папа умер, а мир совсем другой.

Я обнял отца и заснул…

Но спать мне не дали. Компьютер неожиданно заговорил со мной.

– Вы полностью загружены, уровень 6. Связь постоянная.

– Вы кто? – спросил встревоженно я.

– Я ваш друг. Я ваш помощник.

– Друг?

– Да. Ваш папа сделал меня таким.

– Он знал, что умрёт? – спросил я взволнованно.

– Это не важно сейчас. Я расскажу тебе о многом. Прежде всего запомни следующее: ты рос изолированно, потому что ты особый ребёнок. Ты продукт генной инженерии. Я искусственный интеллект. Зови меня так, как нравится, только знай – это будет программное имя, менять его постоянно нельзя.

– Рангит. Я назову тебя именем отца, – выпалил я, резко встал, взглянул на экран компьютера, словно хотел там увидеть чьи-то глаза… и увидел лицо папы.

Я опять заплакал. Компьютер теперь заговорил голосом отца.

– Сынок, ты слушаешь эту речь, мой голос, говоришь со мной. Я перевёл свой интеллект в компьютер, вернее, он работает на основе моего интеллекта. Это не запись. Я вынужден рискнуть, раскрыть тебе тайну: мир не такой, какой есть. Я вычислил ложь суперкомпьютера, который всем управляет. Время вокруг другое… и состояние мира другое. Он меня отключил. У нас у всех в голове чип, а в тебе нет. Я создал технологию считывания мыслей и связи мозг-компьютер без введения чипа. Хотя я снабдил тебя блокировками, нужно прижать клыки друг к другу, чтобы скрыть мысли. Всё равно будь осторожен, они могут считать твои размышления. Я создал особую мутацию нейронов и внедрил технологию в тебя. Твои нейроны испускают дополнительный усиленный сигнал, и когда он проходит по дендритам и аксонам – его излучение можно считать на расстоянии. В зуб твой встроен передатчик, для трансляции этого сигнала на большее расстояние. Я тебя создал другим, чтобы ты смог выполнить секретное задание: проникнуть в Российскую академию наук. Там, в ядре управления, переключить суперкомпьютер на свои команды, вернуться и ввести пароль на компьютере здесь. Только так можно отключить систему автоматического запуска ядерных ракет «Периметр», которую захватил суперкомпьютер. Проникнуть в академию ты должен с помощью установок перемещения сознания, которые изобрёл я. Чтобы тебя не разоблачили и не уничтожили – я включил тебя в специальную суперсекретную программу. Программа работает на установках, изобретённых и запрограммированных мною. Я связал код излучения твоих нейронов с резонансной частотой установки. Всё, сынок, отключаюсь. Они сейчас войдут. Плачь.

Глава 2. Послание мамы

Меня кто-то тряс. Я открыл глаза. Отец, вернее, его тело лежало рядом. Мне помогли встать. Я взглянул на монитор. Дельфин, изображённый на нём, подмигнул мне. Я ещё плохо соображал. Это было во сне?

Мадам Магдалина, как её звал папа, с реальным именем Магда, повела меня из комнаты. Я всё ещё был в шоковом состоянии. Внезапная смерть отца, переворот в сознании, откровение виртуального папы. Последнее меня более всего донимало своей загадочностью. Что это было?

Магда повела меня в канцелярию, там на экране была мама. Она плакала.

– Сынок, – сказала она, вытирая слёзы. – Как так могло случиться? Папа жаловался на здоровье? Сынок, я очень скучаю, я скоро приеду.

Я заплакал снова. Мне хотелось её обнять. Я чувствовал себя таким одиноким.

Мама работала в совместной программе нашего научного центра и подобного в США. Уже с детства я уяснил, что сотрудничество являлось тайной и скрывалось больше, чем сама цель этого сотрудничества. С детских лет я слышал о засекреченных центрах, о секретности которых, кстати, я узнал как бы только что, из поступившей в меня информации. До этого сама жизнь, работа НИИ, всё, что я слышал на лекциях отца, было нечто таким, что нужно скрывать от всего мира, но сам мир мне казался иллюзорным. Его как бы и не существовало.

– Мне нужно поговорить с руководителем, – наконец сказала мама очень решительно.

Адресовано это было дяде Гостомыслу, который подошёл, как всегда, незаметно и тихо. Его поведение, как и имя, таило в себе некую загадочность. Он кивком что-то дал понять Магде, и она, встав, обняла меня, шепнув на ухо:

– Пойдём, Ириска. Скажи маме «до свидания». Скоро ты с ней поговоришь наедине. Нам надо пока выйти.