На краю бездны

– Но!..

Он вскидывает ладони:

– Хватит! Марш в свою комнату! И выключи эту чертову штуковину!

В кадре мельтешение: девушка, которая держит телефон, Элли, поворачивается влево. На стене рядом с ее отцом висит зеркало, и в нем секунду или две мелькает ее отражение. Я нажимаю кнопку «Назад» и ставлю видео на паузу. Она выглядит совсем юной. Лет тринадцати-четырнадцати, с бледной кожей и роскошными рыжими волосами, обрамляющими усыпанное веснушками невинное личико.

Я раздумываю. Стоит ли выкладывать это в публичный доступ? Кадры сняты в гневе и, без сомнения, отправлены на сайт в приступе бешенства – этакий выплеск возмущения бесправностью подростка. Но она может потом об этом пожалеть. Понять, что вовсе не хотела, чтобы это увидел кто-то посторонний, не говоря уж о всей деревне. Проснется завтра утром и будет метаться от беспокойства, что родители вовсе не обрадуются, когда узнают о ее поступке.

Я перемещаю ролик в папку «Личное» и иду наверх. Необходимо подготовиться к встрече и придумать, как склонить Монику на свою сторону.

Мы договорились встретиться в конце переулка, и, едва завидев меня под сводом арки, Моника жизнерадостно восклицает: «Доброе утро!» Она протягивает мне руку, и на ее запястье брякает пластмассовый браслет.

– Рада наконец-то с вами познакомиться!

– Взаимно! – отзываюсь я.

Она выглядит моложе, чем на фотографии; ей, наверное, чуть за тридцать. Всего на несколько лет старше меня. Но плотнее. Сейчас волосы у нее длиннее, перехвачены светло-желтой банданой на манер ободка. На ней линялые голубые джинсы и непромокаемая фиолетовая куртка. Я замечаю ядерно-желтый ворот свитера; поверх него пластмассовое ожерелье из ярко-голубых бусин размером с детские стеклянные шарики. Глаза у нее блестят, и вся она какая-то дерганая, нервная; она похожа на женщину, помешанную на натуральных продуктах, из тех, что сами делают себе мюсли и еду покупают исключительно с маркировкой «эко» и «не содержит ГМО». Или, может быть, на школьную учительницу, дружелюбную, но слегка рассеянную.

– Ну как, обустроились? Все хорошо?

Я заверяю ее, что все в полном порядке.

– Я оставила вам всю информацию. В папке.

Она имеет в виду папку на кофейном столике в гостиной. Я просмотрела ее в первый же вечер. Она набита буклетами с описаниями местных достопримечательностей и мероприятий – куда пойти и чем заняться. Большая их часть безнадежно устарела.

– А я живу прямо через стенку.

– Ясно, а я не знала, – киваю я.

Она бросает на меня любопытный взгляд. Уловила в моем голосе беспокойство?

– Удобно, наверное.

– Удобно. Да не переживайте, я не буду вам надоедать. – Она похлопывает меня по руке. – Может, пойдем чего-нибудь выпьем? Я отведу вас к Лиз.

Отвечаю, что это было бы здорово, и мы идем вверх по склону. Добравшись до кафе – того самого, где я вчера познакомилась с Брайаном, – мы садимся у окна, и Моника берет запаянное в пленку меню.

– Ну что, чайку?

Подходит вчерашняя женщина – Моника представляет ее как Лиз, – сегодня она натянуто улыбается, стараясь не встречаться со мной взглядом, когда принимает заказ. Открытой враждебности она не проявляет, но мне кажется, она выяснила, кто я такая, и ей это не нравится. Ладно, думаю, да и черт с ней. Чтобы проект удался, вовсе не обязательна поддержка всех до единого, не переживать же теперь из-за каждой старой выдры с кислой миной.

– Что-нибудь еще?

Отрицательно качаю головой, и она уходит. Моника подается вперед:

– Так о чем вы хотели со мной побеседовать?

Я колеблюсь, но вспоминаю про свой фильм: нужно, чтобы на канале им заинтересовались. Удалось же мне разговорить девочек из «Черной зимы», значит что-то я все-таки могу.

– О Дейзи, – говорю я.

Она отстраняется, еле заметно, но потом, похоже, берет себя в руки.

– О Дейзи Уиллис? Так вот зачем вы здесь?

– Это всего лишь фон для фильма. Меня интересует, как все эти события подействовали на сообщество. Вы ее знали?

Она уже открывает рот, но тут распахиваются двери и в кафе вваливается компания девушек. Им лет пятнадцать-шестнадцать, и, судя по школьной форме, они заявились сюда прямо с занятий. Они весело болтают и смеются, их кипучая энергия в один миг преображает сонное кафе. Одна из них, самая высокая, явно заводила; она главенствует в разговоре, наигранно закатывая глаза, – речь, очевидно, идет том, кого здесь нет.

– С чего вы взяли, что я ее знала? – уточняет Моника.

Я кошусь на девушек и думаю о Дейзи. Интересно, она тоже была такой?

– Брайан сказал.

– А, так вы говорили с Брайаном. – Она, похоже, слегка расслабляется. – Ну да, знала немного. У нас тут все друг друга знают.

– Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?

Изгиб ее губ наводит на мысль, что перспектива не слишком ее вдохновляет.

– Я думала, этот ваш фильм будет про всякую ерунду. Никто не обязан никого закладывать. Разве ваша подруга не так сказала?

Подруга. Она, разумеется, имеет в виду Джесс, мою ассистентку. Похоже, Моника присутствовала на встрече.

– Ну да, именно, – говорю я со всей возможной теплотой в голосе. – Можете мне поверить, никто и не обязан.

Прежде чем она успевает ответить, появляется Лиз с чаем. Она водружает на стол щербатый чайник и ставит перед каждой из нас по разномастной чашке с блюдцем, после чего, перекинувшись парой слов с Моникой, удаляется. Приходит на ум фраза Гэвина о том, что не все здесь считают смерть Дейзи самоубийством.

– Я просто пытаюсь понять, что произошло, – объясняю я.

Она отвечает не сразу. На ее лице мелькает беспокойство. Секунду спустя она косится на Лиз, наблюдающую за нами со своего места, потом на девушек, вошедших в кафе следом.

– Перекурим? – предлагает она, понизив голос.

Мы выходим на холод. Пожелтевшими пальцами она вытаскивает сигарету и закуривает, потом протягивает пачку мне. Меня подмывает угоститься, но я удерживаюсь. Зря я, что ли, столько времени не курю? Она выдувает из ноздрей сизоватый дым.

– Что вы слышали?

– Только то, что есть люди, которые не верят в суицид.

– В самом деле? – Моника затягивается и понижает голос: – Послушайте, я могу вам только сказать, что она была пропащая душа. По слухам, у нее были большие проблемы с парнем. Ну, как обычно, понимаете?

Пропащая душа? Проблемы с парнем? Мне немедленно вспоминается мой бывший. Он говорит, что с него хватит. Моя работа его достала. Ему мало моего тепла. Между нами все кончено. Да, я была расстроена. Намного сильнее, чем позволила себе показать. Он был первым мужчиной, которому я доверилась. Я плакала. Я давала себе зароки никогда больше ни в кого не влюбляться. И даже едва не докатилась до того, чтобы усесться смотреть какой-то сопливый фильм с соседкой по квартире. Но топить горе в бутылке не стала. И прыгать со скалы тоже.

– Моника, люди не кончают с собой только потому, что их бросили!