Вечная история

Наконец нас вызвали на строевой смотр. Проводили его в сумерках, а когда совсем стемнело, включили прожекторы. Мы стояли навытяжку и ждали, что же нам скажут отцы-командиры. Первым вперёд вышел наш майор.

– Товарищи бойцы! Через две недели вы примете присягу и, как полноправные члены большой армейской семьи, будете выполнять свой священный долг по защите рубежей нашей Родины! Сейчас с вами будет говорить командир нашей части подполковник Величко!

Майор отступил в сторону, освобождая место для дородного мужчины с раскрасневшимся лицом. Он был крепок и коренаст, планочек у него было заметно меньше, чем у майора, зато огромная фуражка, в простонародье – «аэродром», гордо взлетала тульей вверх, как нос авианосца. Голос у него оказался на диво негромкий и мягкий, но при этом его отчётливо слышали все.

– Товарищи бойцы! Сегодня вы впервые стоите на плацу нашей замечательной части! Вы попали в разведывательный батальон Среднеазиатской дивизии ВДВ! Поэтому жить и работать вам придётся в основном в тёмное время суток. Темнота – лучший друг разведчика!

Ребята в строю понимающе заулыбались, а я наконец сообразил, почему днём почти никого на территории части не видно. А подполковник продолжал вещать. Говорил он долго. Его речь, как белый шум, влетала в моё левое ухо, чтобы тотчас выветриться из правого. Из оцепенения меня вывел резкий голос майора:

– Рота! Равняйсь! Смирно! Построение на этом месте через пятнадцать минут! Рядовой Горлов, ко мне! Остальные – разойдись!

Я зашагал к майору, а всех остальных, в том числе и вышестоящее начальство, с плаца как ветром сдуло.

– Товарищ солдат, пройдёмте со мной! – сухо приказал майор, и мы двинулись в сторону штаба.

Майор завёл меня в кабинет Величко.

Подполковник, уже не такой бравый, а, скорее, уставший, смотрел на нас с майором с немым вопросом. Затем своим мягким и бесконечно усталым голосом спросил:

– Рядовой Горлов, когда вас инициировали?

Я недоуменно пожал плечами, пытаясь сообразить, что хотят от меня услышать. После минутной паузы подполковник нахмурился, глядел он при этом не на меня, а на майора. Потом отрывисто приказал:

– Можете идти, товарищ солдат!

– Построение через десять минут, – напряжённо рассматривая меня, добавил майор.

Закрыв за собой дверь, я невольно прислушался, но, как ни странно, ничего не услышал.

На построение майор пришёл мрачнее тучи.

– Рядовой Горлов! Выйти из строя! Вы переводитесь во вторую роту вплоть до особых распоряжений!

Я растерянно оглянулся, ребята сочувственно улыбались.

– Шагом марш за вещами!..

Время в учебке прошло, как дурной сон. Бегали, прыгали, стреляли, учились фехтовать автоматом, штык-ножом, саперной лопаткой и вообще всем, что попадается под руку.

За полгода мы все стали поджарыми и сухими. А те, кто не стал, через санчасть попали в обычную пехоту. Временами казалось, что легче повеситься, чем выдержать такие нагрузки. Но первая рота, в которую я изначально попал, удивляла больше всего. Казалось, что это не люди, а какие-то роботы. Когда мы за полночь, падая с ног от усталости, плелись в казарму, они, бодрые и свежие, бежали очередной марш-бросок.

А однажды увиденная отработка рукопашного боя заставила меня замереть с открытым ртом. Это была сплошная карусель из сверкающего металла, рук и ног. Готов поклясться, что я видел, как одному из них проткнули грудь сапёрной лопаткой. Но, видимо, мне только показалось, так как уже через час я видел его, бодро марширующего на ужин. Жизнь первой роты была нерадостной, в нашем понимании, однако хотелось быть похожими на них, но все-таки зависть меня мучила несильно по одной простой причине – во второй роте гематоген в рацион не входил…

Наконец настал день окончания учебки. Подполковник Величко «толкнул» такую же патетическую речь, как и в прошлый раз, а в конце добавил, что мы отправляемся выполнять свой интернациональный долг в Афганистан под командованием готовивших нас командиров…

…Не дав опомниться, нас запихнули в старенький АН-12.

Летает этот птеродактиль, конечно, невысоко – всего три километра, но кабина у него негерметичная, а высоту он набирает за десять минут, поэтому до сих пор удивляюсь, как у меня из ушей не пошла кровь. А первая рота, нам на зависть, казалось, не замечала этих неудобств, ребята задумчиво жевали гематоген и попивали минералку.

Наконец прибыли в Кандагар. Две полуживые роты и одна бодрая и полная сил покинули самолёт. Едва мы успели отползти от него, как он опять взлетел. Я с завистью глянул на первую роту, и в голове вспыхнула непрошеная мысль: «А может, им какие-нибудь препараты дают?»

– Вторая рота, становись! – скомандовал наш ротный, капитан Ткаченко. Капитан Ткаченко Анатолий Иванович отличался неопределённым возрастом, огромной ленинской лысиной и невысоким ростом. Главным его отличием был бараний вес – пятьдесят пять килограммов, но, несмотря на это, он обладал недюжинной силой. Мог, не особо запыхавшись, тащить на плечах двух самых крепких бойцов роты, что лишний раз доказывало – сила не в количестве сала, и бегал он превосходно, однако первая рота умудрялась обогнать и его; относился он к этому философски.

– Равняйсь! Смирно! Направо! В санчасть шагом марш!

После посещения санчасти мы на карачках доползли до коек. Количество съеденных таблеток и полученных уколов зашкалило за болевой порог. Первая рота – кто бы сомневался?! – была уже на месте. Вместо уколов им выдали по две пачки интерферона и по бутылке болгарского гранатового сока.

Устраивая нещадно ноющую от уколов задницу на провисшей панцирной сетке, я с сожалением поглядывал на бывших товарищей – чем я им не угодил? Проходивший мимо капитан Ткаченко перехватил мой завистливый взгляд и, похлопав меня по плечу, непонятно произнёс:

– Не завидуй, живее будешь!

Несколько дней нам дали на акклиматизацию, а потом наступили солдатские будни, и мне не повезло на первом же задании…

Нас высадили двумя группами с вертолётов посреди виноградников: нашу группу под командованием Ткаченко и ребят из первой роты во главе с майором. Кто не знает, что собой представляет виноградник на Востоке, – объясняю: там нет шпалер, виноград растёт и стелется по специальным стенам, «дувалы» называются. Нас раскидало между дувалами, капитан и двое солдат оказались на одной стороне, а я с товарищем – на другой. Пришлось лезть через стену. Первым через неё перемахнул мой сослуживец. Когда же я подтянулся наверх, то неожиданно почувствовал тупой обжигающий удар, который буквально сбил меня вниз.

Дышать сразу стало тяжело. В груди свистело, рот наполнился кровью. Уже теряя сознание, услышал голос майора:

– Капитан! Выполняй задание! С твоим «жмуром» разберусь сам!

Я ещё успел обидеться – я ведь пока живой. Гаснущим зрением заметил, как майор вытащил из кармана одноразовый шприц и, вскрыв его, ловко вогнал иглу себе в локтевой сгиб.

Перед глазами поплыли красные круги, которые то сужались, то расширялись, потом они слились в ленту Мёбиуса. Казалось, что она состоит из множества кирпичей, они двигались, скользили друг по другу странным образом, но не рассыпались.

Неожиданно лента совершенно неописуемым рывком свернулась в тоннель, в конце его светился невероятно яркий и в то же время мягкий свет. Мне очень хотелось туда, но тут я ощутил сильную боль в правой щеке, а сияние погасила плотная тусклая мембрана. Я дёрнулся вперёд, чтобы успеть до её полного уплотнения, но теперь левая щека отозвалась резкой болью, потом опять правая. Постепенно я осознал, что кто-то настойчиво и методично бьёт меня по физиономии.

Открыв глаза, я увидел склонившегося надо мной майора. Прищурившись, он шёпотом скомандовал:

– Лежать здесь! Не вставать! Через полчаса мы тебя заберём!

Я вяло подумал о том, что не смогу с боку на бок повернуться, не то что встать, но майора уже не было. Минут через десять меня начала мучить сильная жажда, в то же время перед глазами стояла тумбочка с опрометчиво оставленным в ней гематогеном. Не могу понять, чего хотелось больше – пить или съесть сладкую плитку. Ощущения становились всё более острыми и нестерпимыми. Во рту пересохло так, что я готов был прокусить горло любой подвернувшейся под руку твари и глотнуть крови, чтобы хоть слегка смочить язык, – прямо какие-то волчьи инстинкты проснулись.

Майор со своими архаровцами появился на десять минут позже, чем обещал, – когда я уже был готов землю грызть. С собой они притащили четыре жердины, к двум из которых меня немедленно привязали, закрепили даже голову. Из оставшихся палок и пары курток вышли импровизированные носилки, куда меня и положили. Оставалось только гадать, зачем они меня так надёжно скрутили.

Майор деловито приказал двум бойцам:

– До части восемнадцать километров. Доставить в лучшем виде! Сразу в санчасть и переливание крови.

Парни согласно кивнули.

– Вы со мной! – сказал майор оставшимся солдатам. – Группу капитана мы должны вывести. Выполнять!

С последними словами они растворились в темноте. В ту же секунду носилки взмыли в воздух, и мы полетели. Другого слова для этого бешеного галопа я найти не мог. Звёзды над головой сливались в смутные пятна, луна, как ни старалась, не могла нас догнать. А жажда становилась всё более нестерпимой. Трясло немилосердно, и я снова потерял сознание. Временами, выныривая из забытья, я всё более чётко ощущал, что мне чего-то хочется, но боялся себе признаться – чего. Мне мерещились капли, ручьи, реки крови… Неожиданно я с ужасом осознал, что готов вцепиться в горло любому – врагу, другу… лишь бы утолить эту неистовую жажду, ощутить на губах вкус живой крови. В кровожадном порыве я пытался освободиться от пут, которые связывали меня, но майор знал своё дело – верёвки были надёжны, а жердины, хоть и гнулись, но не ломались. В какой-то книжке я читал, что в Индии Смерть носит красные одежды, тогда я не осознал глубокого смысла, но сейчас понял – эти одежды сотканы из крови, жаль только никто не удосужился добавить, что она приносит ещё и жажду крови. На этой глубокой мысли я отключился окончательно…

… Глаза были закрыты, но слезились от нестерпимо яркого света, жажды и боли не было, во всех членах царили благодушное расслабление и нега. Из этого я сделал утешительный вывод – я наконец умер, сейчас открою глаза и увижу архангела Гавриила, или Михаила, или этого, как его, апостола Петра, чёрт его знает, кто должен тут встречать новеньких. А вдруг действительно чёрт?! Хотя нет, в аду, говорят, темно и жарко, а здесь температура была вполне комфортная. Да и вообще, можно ли верить всему, что болтают, ведь из тех, кто эту братию видел, назад никто не возвращался. Ну всё, открываю глаза, тем более меня уже окликнули, только почему-то не по-божественному, а по-простому:

– Рядовой, проснёшься ты или нет? – Дальше прозвучало более настойчивое: – Рядовой Горлов! Откройте глаза! Я же вижу, что вы меня слышите!

Свет слегка потускнел. Я рискнул приоткрыть один глаз и увидел перед собой его…