Уголовное законодательство об ответственности за служебные преступления, совершаемые в коммерческих или иных организациях: история, современность, перспективы развития

Положения о приказчиках и сидельцах распространялись на детей купцов и других лиц, отдаваемых родителями или их родственниками в конторы и лавки для обучения торговле и бухгалтерии (ст. 1192), а также лиц, имеющих доверенность от купцов на производство торга и на управление их торговыми делами, «хотя и с званием лишь комиссионеров», за нарушение правил об отчетах, о сохранении и сбережении товаров, «о несоблюдении выгод их доверителей и об ограждении их от убытков» (ст. 1193)[46 - См.: Белогриц-Котляревский Л. С. Учебник русского уголовного права: Общая и Особенная части. Киев, 1903. С. 450.] Профессор А. Н. Трайнин, комментируя положения указанных норм, отмечал, что «в них с большой последовательностью совершается метаморфоза: превращение неправильных действий служащего в отношении хозяина в посягательство на публичный интерес, в уголовное деяние»[47 - Трайнин А. Н. Уголовное право. Часть Особенная. Преступления против государства и социального порядка. М.: НКЮ РСФСР, 1927. С. 8.]

3) нарушения полномочий со стороны чиновников, которым вверена охрана казенного или частного имущества, а также со стороны служащих в государственных, общественных и частных учреждениях кредита[48 - Наказание за такие нарушения определялись как за повреждение чужого имущества, мошенничество, подлог и т. п. (ст. 353, 435, 438, 477, 482, 484, 485, 493, 495, 496, 498–501, 1154, 1155).]

4) нарушения полномочий со стороны браковщиков, наносящие ущерб хозяину имущества, подлежащего бракованию, а также со стороны биржевых и корабельных маклеров, биржевых нотариусов, аукционистов и других лиц, которым вверено ограждение чужого имущественного интереса (ст. 1287, 1290, 1322–1325, 1329, 1330, 1341, 1343)[49 - См.: Белогриц-Котляревский Л. С. Указ. соч. С. 450.] и др.

Под злоупотреблением доверием понималось умышленное причинение вреда чужому имущественному интересу, охрана которого лежала на виновном, «посредством заведомо несогласных с имуществом установленной обязанности распоряжений о чужом имуществе или вообще посредством превратного пользования правами, из такой обязанности вытекающими»[50 - См.: Белогриц-Котляревский Л. С. Указ. соч. С. 447.].

К злоупотреблению доверием, прежде всего, относилось злоупотребление полномочием, полученным по договору доверенности. Это злоупотребление явилось как бы прототипом данного преступления, куда постепенно вошли: злоупотребления по службе и опеке; затем, вместе с возложением публичных функций и на других частных лиц, кроме опекунов, – также злоупотребления администраторов и кураторов вверенного имущества, аукционистов, биржевых маклеров, ценовщиков, браковщиков и прочих лиц, которым распоряжением власти поручалось ограждение чужих имущественных интересов, и, наконец, злоупотребления служащих в благотворительных, а также в акционерных или кредитных установлениях.

Субъектом злоупотребления доверием могло быть только лицо, которому по закону или по договору принадлежали право и обязанность распоряжаться чужим имуществом, наблюдая за ним и охраняя в интересах собственника[51 - Профессор И. Я. Фойницкий отмечает, что законодательства некоторых зарубежных стран конца IX – начала XX в. содержали определение субъекта злоупотребления доверием непосредственно в самом тексте закона. Так, в § 277 германского Уложения 1909 г. было закреплено следующее его понятие: субъект злоупотребления доверием – это лицо, коему в силу закона или правом сделки предоставлено полномочие распоряжаться чужим имуществом (см.: Фойницкий И. Я. Курс уголовного права. Часть Особенная. Посягательства личные и имущественные. 7-е изд., доп. и испр. А. А. Жижиленко. Пг.: Изд-во юрид. общества при Петрогр. ун-те, 1916. С. 358).] Таким образом, требовалась наличность особых отношений между потерпевшим и виновным для того, чтобы последний мог быть субъектом данного преступления; поэтому, например, обыкновенные частные отношения хозяина к съемщику помещения, слуги к господину или хозяину для этого были недостаточны[52 - См.: Фойницкий И. Я. Указ. соч. С. 357.]

Дореволюционные юристы разделяли простое и квалифицированное злоупотребление доверием. К простому относилось нарушение полномочий физических лиц, к квалифицированному – нарушение полномочий юридических лиц, как установлений государственных, общественных, так и частных (банков, акционерных компаний, товариществ и т. п.). Считалось, что квалификация последнего вида нарушения полномочий оправдывается особым положением виновных как органов представителей общественных, публичных, с одной стороны, обязанных строго соблюдать свои полномочия ввиду внушаемого ими доверия множеству лиц, а с другой – способных причинить большой общественный вред как самим установлениям, так и обращающейся к ним и доверяющей им публике[53 - См.: Белогриц-Котляревский Л. С. Указ. соч. С. 449–450.]

Уголовное уложение 1903 г. дробные и казуистические постановления о злоупотреблении доверием Уложения о наказаниях значительно упорядочило и привело в систему. Нормы, предусматривающие ответственность за эти преступления, были сосредоточены в гл. 31 «О необъявлении о находке, присвоении чужого имущества и злоупотреблении доверием» (ст. 577–580). При этом под злоупотреблением доверием понималось злоупотребление полномочием или властью по имуществу, властью, предоставленной субъекту для соблюдения чужих имущественных интересов, независимо от того, лежит ли в основании такой власти частное соглашение или закон, поручение правительства или положения, определяющие службу в акционерных либо иных установлениях[54 - См.: Уголовное уложение 22 марта 1903 г. / Изд. Н. С. Таганцева. СПб., 1904. С. 834.]

В соответствии с Уголовным уложением содержание злоупотребления доверием составляла не моральная обязанность быть верным своему слову или своему обещанию, ни даже юридическая обязанность к исполнению существующего обязательства по имуществу, а особо установленная договором или законом обязанность поступать добросовестно в определенной области[55 - См.: Романцов В. А. Уголовная ответственность за причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием (уголовно-правовые вопросы): Автореф. дис. … канд. юрид. наук. СПб., 1997. С. 10.]«Нарушить доверие, значит, не только не оправдать надежды на добросовестное исполнение обещания, но совершить действия, противоречащие особо установленной для виновного, в силу заключенного им юридического отношения, обязанности по опеке чужого имущества, которому взамен того и через употребление во зло принадлежавшей виновному над ним власти, причиняется вред»[56 - См.: Уголовное уложение 22 марта 1903 г. / Изд. Н. С. Таганцева. СПб., 1904. С. 833.] – отмечалось в пояснительной записке редакционной комиссии по подготовке Уголовного уложения 1903 г.

Считалось, что состояние виновного на частной службе по найму не устанавливает само по себе между ним и нанимателем такого отношения, которое должно быть ограждаемо в обязательном порядке постановлением о злоупотреблении доверием. Напротив, служба государственная, общественная или в основанных с разрешения правительства установлениях благотворения, кредита, акционерных обществах или товариществах на паях создавала для виновного определенное положение, возбуждающее к нему доверие третьих лиц в силу самого факта занятия им определенной должности. Обычно она основывалась на законе или письменных актах, сила и значение которых были не меньше, чем письменное поручение, возлагающее обязанность иметь попечение об имуществе или имущественном интересе. Поэтому такая служба не только сравнивалась с отношениями по доверенности, опеке или письменному поручению, но даже ставилась несколько выше их, и злоупотребление служебным положением во вред чужому имуществу определялось как тяжкий вид злоупотребления полномочием.

В соответствии со ст. 578 посягательства против чужого имущества со стороны должностных лиц, призванных по службе к его хранению, наблюдению или попечению за ним, могли состоять или в присвоении, или в похищении, или в злоупотреблении полномочием, предоставленным виновному по службе. Все эти деяния соединялись в одной статье отчасти потому, что в них имелось полное тождество субъекта и значительное сходство по предмету посягательства, отчасти ввиду назначения за них одинаковых наказаний при идентичной системе смягчающих и отягчающих вину обстоятельств, отчасти, наконец, для облегчения судебной практики, так как точное разграничение одних предусматриваемых данной нормой преступлений от других иногда представлялось весьма затруднительным.

Правительственная комиссия по составлению проекта Уголовного уложения 1903 г. указывала, что «преступная деятельность должностных лиц против доверенного попечению их имущества подлежит наказанию не как посягательство против достоинства официальной власти, а как крайне опасное для общества посягательство против чужого имущества. Поэтому, не ограничиваясь службою правительственной, закон распространяет наказуемость на отношения как по службе общественной, например, по городскому и земскому самоуправлению, по выборам сословным, так даже и по службе в таких установлениях, которые, основываясь не иначе как по особому каждый раз разрешению правительства, представляются обыкновенно складами общественного достояния, весьма значительному или даже неопределенному числу лиц принадлежащего»[57 - Уголовное уложение. Проект редакционной комиссии и объяснения к нему. Т. VII. Гл. 28–34. СПб., 1897. С. 251.] Отмечалось, что в правильной деятельности и успехе таких установлений заинтересовано все общество, поэтому на лиц, поступающих на службу, должна быть в большей степени возложена обязанность правдивой и добросовестной деятельности. Принятие должности в таком учреждении сравнивалось с получением доверенности от каждого члена общества, обращающегося к нему. Злоупотребление должностью считалось равносильным злоупотреблению доверенностью, а присвоение и похищение имущества их должностными лицами – преступлением, столь же тяжким и опасным для общества, как присвоение или похищение имущества должностными лицами, состоящими на службе правительственной или общественной.

К числу таких установлений относились те, которые были основаны и действовали с разрешения правительства, т. е. на основании особо утвержденного правительством устава. Кроме того, учитывая, что в ст. 578 Уголовного уложения предусматривались не простые, а квалифицированные виды посягательств против имущества, вверенного по должности, в данной норме из общей массы установлений, учрежденных с разрешения правительства, были выделены лишь наиболее важные – благотворительные и кредитные установления, товарищества на паях и акционерные общества или товарищества по участкам. Все остальные сравнивались не с правительственной или общественной службой, а с частными договорными отношениями[58 - См.: Уголовное уложение 22 марта 1903 г. / Изд. Н. С. Таганцева. СПб., 1904. С. 839.]

Субъектом преступления в соответствии с рассматриваемой статьей могло быть только должностное лицо, состоящее на правительственной или общественной службе, а также в указанных установлениях; «этим отсюда выделяются как лица, совершенно посторонние установлению, так и те, которые не занимают в нем никакой должности, состоя лишь служителями»[59 - См.: Уголовное уложение 22 марта 1903 г. / Изд. Н. С. Таганцева. СПб., 1904. С. 840.].

Что касается вопроса, кто именно должен нести имущественный вред от злоупотребления должностным положением, то здесь он ставился несколько иначе, чем при злоупотреблении полномочием по доверенности, опеке или письменному поручению. При злоупотреблении полномочием требовалось «тождество доверившегося виновному и потерпевшего». При злоупотреблении должностным положением потерпевшим в равной степени должно было быть то ведомство или установление, где виновный состоял на службе. Помимо этого, вред мог быть нанесен и лицам, имущество и имущественный интерес которых находились на попечении такого ведомства или установления, «ибо последние заменяют и представляют первых». Естественно, что чем больше лиц, интересы которых были возложены на попечение данных установлений, тем шире становится круг тех, кого можно было признать потерпевшими от злоупотребления служебным положением. Вместе с тем отмечалось, что служебные полномочия «не могут направляться против интересов тех, о которых ведомство или установление, где виновный состоит на службе, не обязано никаким попечением, и посягательства против таких интересов должны быть обслуживаемы на основании других начал»[60 - См.: Уголовное уложение 22 марта 1903 г. / Изд. Н. С. Таганцева. СПб., 1904. С. 841.].

При злоупотреблении должностным положением преступная деятельность могла выражаться «во всех вообще распоряжениях и действиях, предпринимаемых виновным в качестве должностного лица, под прикрытием звания, власти или положения, которыми он был облечен». При этом не требовалось, чтобы виновный превысил предоставленную ему власть или совершил что-либо вопреки наставлениям или инструкциям, которым он должен был следовать. По Уголовному уложению, злоупотребление доверием есть общее, а не специально служебное преступление, поэтому виновный подлежал ответственности при умышленном причинении другому лицу вреда, даже если бы он действовал в формальных пределах предоставленной ему власти[61 - См.: Сарницкий С. Н. Уголовная ответственность за злоупотребление полномочиями в коммерческих организациях: Дис. … канд. юрид. наук. Краснодар, 2004. С. 36.]

Наказуемость по ст. 579 Уложения 1903 г., также предусматривавшей ответственность за злоупотребление доверием, была ограничена лицами, принявшими на себя особую обязанность ограждать имущественные интересы общества и «действиями своими нарушившими доверие, которым они были облечены». В соответствии с комментариями к этой статье «таковы не только и даже не столько члены общества, а главным образом лица, заведующие и распоряжающиеся делами его и наблюдающие за ними по избранию общего собрания, по поручению правления общества, или по назначению от правительства. Имея в своих руках дело всего предприятия или значительной его части, они располагают и многочисленными способами для злоупотребления». Отмечалось также, что «опыт в достаточной степени показал, что, главным образом, со стороны своих должностных лиц, каковы их председатели, члены правления, совета, учетных комитетов, наблюдательных и ревизионных комиссий, ликвидаторы, казначеи, секретари правлений и советов и иные лица, общества терпят потери наиболее значительные, между тем как деятельность единичных и частных лиц, не состоящих в администрации общества, в полной мере обнимается общими постановлениями законодательства, за исключением лишь редких случаев»[62 - См.: Сарницкий С. Н. Уголовная ответственность за злоупотребление полномочиями в коммерческих организациях: Дис. … канд. юрид. наук. Краснодар, 2004. С. 844.].

Что касается остальных служащих, то, будучи подчиненными и не имея полномочий и средств распоряжаться имуществом означенных установлений, они не могли быть субъектами этого преступления.

В пояснительной записке редакционной комиссии к Уложению 1903 г. говорилось, что «уголовный закон вообще может предусмотреть лишь важнейшие, наиболее опасные для общежития случаи, предоставляя по необходимости борьбу с менее важными правонарушениями частью предусмотрительности потерпевшего, частью распорядительной и дисциплинарной власти самих обществ и установлений, располагающих мерами контроля над своими должностными лицами и правом лишать их полномочий, умышленно или неумышленно во зло употребленных». Поэтому в ст. 579 упоминались только заведующие или распоряжающиеся делами.

Кроме норм о злоупотреблении доверием, Уголовное уложение содержало еще ряд статей, субъектами которых могли быть служащие коммерческих и иных организаций, в том числе лица, выполняющие в них управленческие полномочия. Законодатель распределил их по разным главам указанного источника (например, гл. 16 «О нарушении постановлений о надзоре за промыслами и торговлею», гл. 33 «О мошенничестве» и др.).

Почти все эти нормы носили бланкетный характер. Таким образом, при совершении того или иного преступления правоприменителю нужно было точно установить, какой именно пункт тех или иных правил, того или иного постановления или устава нарушен. Это создавало дополнительные трудности. Тем не менее, Уложение 1903 г. было во многом прогрессивнее предшествующего ему Уложения о наказаниях 1845 г. (в ред. 1885 г.). В нем была значительно упрощена система построения уголовного законодательства, сократилось количество статей, было сформулировано и закреплено определение должностного лица.

Однако Уложение 1903 г. так и не было введено в действие. Известные преобразования революционного характера прервали развитие капиталистических отношений в России. В 1917 г. все законы царского правительства были отменены. Между тем некоторые из них, в том числе и отдельные положения прежнего уголовного законодательства, продолжали действовать, если они не противоречили революционной совести и революционному правосознанию.

Выводы

Во-первых, ни Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (в ред. 1885 г.), ни Уголовное уложение 1903 г. не содержали самостоятельных разделов или глав о преступлениях, совершаемых служащими коммерческих и иных организаций.

Во-вторых, развитие уголовно-правовых норм об ответственности за злоупотребление полномочиями по службе в структурах частной службы началось в рамках преступлений, посягающих на интересы государственной и общественной службы[63 - См., напр.: Федоров В. В. Уголовно-правовая характеристика злоупотребления полномочиями в коммерческих и иных организациях: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2005. С. 7.]

В-третьих, проведенный исторический анализ норм об ответственности служащих коммерческих и иных организаций досоветского периода позволяет выделить два этапа их развития: а) на первом этапе в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (в ред. 1885 г.) были криминализованы отдельные формы злоупотребления доверием служащими коммерческих и иных организаций: злоупотребление полномочием, данным лицу по торговле (ст. 1186, 1188, 1190–1192); нарушения полномочий со стороны чиновников, которым вверена охрана казенного или частного имущества, а также со стороны служащих в государственных, общественных и частных учреждениях кредита (ст. 353, 435, 438, 477, 482, 484, 485, 493, 495, 496, 498–501, 1154, 1155); злоупотребления членов торговых обществ, товариществ и компаний (ст. 1198). Данные преступления размещались в разных отделах и носили крайне дробный и казуистический характер; б) на втором этапе в Уголовном уложении 1903 г. различные формы злоупотребления доверием трансформировались в единый состав злоупотребления служебным положением в благотворительных и кредитных установлениях, обществе взаимного страхования, товариществе на паях или акционерном обществе.

§ 2. Уголовная ответственность за преступления, совершаемые управленческим персоналом коммерческих и иных организаций, в годы нэпа и последующий советский период

Октябрьская революция 1917 г. ознаменовала собой смену экономических формаций в России. В связи с этим в нашей стране стали предприниматься меры переходного периода от капитализма к социализму. Вначале это была экономическая политика, получившая название «военного коммунизма», которая проводилась в период гражданской войны с 1918 по 1920-е гг. Характерными чертами такой политики являлись меры по национализации всей крупной и средней промышленности, большей части мелких предприятий, централизация руководства промышленным производством и распределением, продразверстка, плановое снабжение населения товарами (карточная система), запрещение частной торговли.

На смену «военному коммунизму» пришла новая экономическая политика (нэп), которая начала осуществляться в 1921 г. Ее главная черта – при сохранении государственного управления народным хозяйством допущение некоторого развития капиталистических элементов. Например, была разрешена частная торговля, существовали мелкие частные предприятия, допускался государственный капитализм в виде концессий, аренды мелких промышленных предприятий и земли под строгим контролем государства, осуществлялись другие меры переходного периода. Государство при этом строго контролировало и регламентировало деятельность нэпманов, усиливало их налоговое обложение и устанавливало ответственность за иные нарушения их служебной деятельности[64 - См.: Курс уголовного права. Особенная часть. Т. 4. М.: ИКД «Зерцало-М», 2002. С. 135.]. Безусловно, столь кардинально иное развитие русской государственности не могло не отразиться на законодательстве и на правовой системе в целом.

В 1922 г., когда рынок, торговый оборот, коммерческий метод ведения дел приобрели большое значение в организации народного хозяйства, возникла необходимость в общей кодификации частных имущественных прав и закреплении их в едином документе. Таким документом стало майское постановление ВЦИК 1922 г. «Об основных частных имущественных правах», в котором был провозглашен принцип «все, что не запрещено, дозволено». Декларированные в постановлении имущественные права были детально развернуты в статьях Гражданского кодекса РСФСР 1922 г.[65 - См.: Исаев И. А. История государства и права России: Учеб. пособие. М.: ООО «ТК Велби», 2002. С. 222.]

Данный нормативный акт закрепил рыночные начала в правовом регулировании экономики. Он провозгласил существование в стране частной собственности наряду с государственной и кооперативной собственностью, признал за каждым гражданином РСФСР право «организовывать промышленные предприятия с соблюдением всех постановлений, регулирующих промышленную и торговую деятельность и охраняющих применение труда». Было признано, что в собственности частных предпринимателей могут находиться орудия и средства производства, а также любое иное имущество, не изъятое из оборота. Таким образом, в числе возможных объектов права частной собственности оказались торговые и промышленные предприятия, имеющие наемных рабочих в количестве, не превышающем норм, предусмотренных особыми законами[66 - См.: Комментарий части первой Гражданского кодекса Российской Федерации для предпринимателей. М.: Фонд «Правовая культура», 1995. С. 6.].

В целом, экономическая ситуация тех лет во многом похожа на переживаемую нашей страной сегодня[67 - См., напр.: Ларичев В. Д., Спирин Г. М. Коммерческое мошенничество в России. Способы совершения. Методы защиты. М.: Экзамен, 2001. С. 74–75.], поскольку тогда, как и сейчас, существовали различные коммерческие и иные (некоммерческие) организации.

Коммерческие организации в годы нэпа осуществляли свою деятельность в различных формах. Основными из них были аренда, кооперация и концессия. Все вместе это определялось как государственный капитализм, т. е. использование частного капитала под контролем государства.

Государство поощряло развитие кооперативов: в 1928 г. примерно 60–80 % товарооборота в обобществленной торговле в стране приходилось на кооперативный сектор и лишь 20–40 % – на государственный.

Удельный вес частной торговли составлял примерно 15 %. Кооперативные организации давали до 13 % всей промышленной продукции. Мелкие и средние предприятия было разрешено брать в аренду как государственным организациям, так и частным лицам, в том числе и их бывшим владельцам.

Небольшое количество государственных предприятий было денационализировано. Частным лицам разрешалось открывать собственные предприятия с общим числом работающих не более 20 человек. Одним из приоритетных направлений в годы нэпа являлось развитие концессий в добывающих и перерабатывающих отраслях – предприятий, действующих на основе договора между государством и иностранными фирмами.

В некоторых отраслях удельный вес концессионных и акционерных предприятий со смешанным капиталом достигал 85 % (например, производство марганцевой руды), однако общий объем производимой ими продукции не превышал 1 %.

Была создана сеть акционерных банков, среди акционеров которых были Госбанк, синдикаты, кооперативы, частные лица, включая иностранцев. В 1923 г. в РСФСР осуществляли свою деятельность 23 банка. К 1926 г. их количество возросло до 61[68 - См.: Тимошина Т. М. Экономическая история России. М.: Филинъ, 1998. С. 222–245.].

К числу некоммерческих организаций, существовавших в годы нэпа, следует отнести различные общественные организации, которые представляли собой добровольные объединения граждан, преследовавшие общественно важные, совпадающие с государственными, цели. Таковыми, в частности, являлись:

а) профсоюзы, Осоавиахим, МОПР и т. п.;

б) различные объединения (например, по месту жительства – домкомы; по месту работы – фабричные и заводские комитеты);

в) иные структурные образования, не преследующие в качестве основной цели своей деятельности извлечение прибыли (например, учреждения).

Необходимо отметить, что, несмотря на имеющееся сходство отдельных элементов современной рыночной экономики России с некоторыми элементами ведения хозяйственной деятельности в годы нэпа, между ними имеется существенное различие. Оно состоит в том, что в годы нэпа частный сектор существовал с тенденцией его сокращения и дальнейшей ликвидации, теперь же экономические и политические меры направлены на его расширение и развитие. Вместе с тем даже с учетом этого фактора изучение опыта регулирования общественных отношений, возникающих в различных областях жизнедеятельности в условиях переходного периода, безусловно, является поучительным и полезным.

Для нас интересен, прежде всего, опыт регулирования уголовноправовых отношений, связанных с совершением преступлений служащими коммерческих и иных организаций, в частности выполняющих в указанных структурах управленческие функции. Вопросы квалификации таких деяний, проблема разграничения их с должностными преступлениями стояли тогда так же остро, как и сейчас.

Так, А. Р. Гюнтер отмечал, что иногда было «невозможно отделить и провести точную демаркационную линию между должностным лицом, являющимся активным субъектом публично-правового отношения, и должностным лицом, являющимся активным субъектом частноправового отношения»[69 - Гюнтер А. Р. Должностные преступления. Уголовный кодекс УССР и РСФСР / Под ред. М. Е. Шаргея, С. А. Пригова, Ю. П. Мазуренко. Вып. 5. Харьков: Наркомюст УССР, 1928. С. 3.]. Зачастую одно и то же лицо рассматривалось то как носитель публично-правовых функций, то как носитель функций чисто хозяйственных, частноправовых. Это было напрямую связано с решением вопроса о субъекте преступлений по должности[70 - Необходимо отметить, что в советский период развития уголовного законодательства злоупотребление полномочиями со стороны лиц, выполняющих управленческие функции в коммерческих и иных организациях, не рассматривалось более как специальный вид злоупотребления доверием со специфическим субъектным составом и способом выполнения объективной стороны, как это имело место в Уголовном уложении 1903 г. Однако это не означает, что подобные деяния в этот период были исключены из сферы уголовно-правовой охраны.].

С первых лет существования Советской власти разработке проблем учения о должностных преступлениях уделялось большое внимание. В связи с особым значением, которое придавалось государству как органу диктатуры пролетариата, в теории уголовного права и судебной практике субъектами рассматриваемых деяний стали признавать всех служащих государственных учреждений и предприятий, включая и технический персонал.

Впервые законодательное определение субъекта преступлений по должности было дано в Декрете СНК РСФСР от 8 мая 1918 г. «О взяточничестве»[71 - См.: О взяточничестве: Декрет СНК РСФСР от 8 мая 1918 г. // СУ РСФСР. 1918. № 35. С. 467. Следует отметить, что чуть ранее определение субъекта должностного преступления было дано в подзаконном нормативном акте. Инструкции НКЮ РСФСР от 19 декабря 1917 г. (см.: СУ РСФСР. 1917. № 12. Ст. 170).]. Кроме лиц, являющихся государственными служащими, оно охватывало также членов фабрично-заводских, домовых комитетов, правлений кооперативов и профессиональных союзов, а также лиц, служащих в них. Сам же способ определения такого субъекта, продолжая традиции российского уголовного законодательства, сводился к перечислению родовых понятий служащих или иных лиц, без выделения критериев, на основании которых они причислялись к данной категории субъектов.

Более развернутое определение понятия должностного лица было дано в примеч. к ст. 105 УК РСФСР 1922 г., в соответствии с которым субъектами преступлений по должности «признавались лица, занимающие постоянные или временные должности в каком-либо государственном (советском) учреждении или предприятии, а также в организации или объединении, имеющие по закону определенные права, обязанности и полномочия в осуществлении хозяйственных, административных, просветительских и других общественных задач». Согласно данной формулировке должностные обязанности могли осуществляться:

а) в государственном (советском) учреждении (все равно, являлось ли оно органом центрального или местного управления);

б) в государственном предприятии – структурном образовании, которое занималось торговлей или промышленностью;