Остров предательства

Элли и Сиф в ужасе вскочили на ноги.

Янссен стоял в дверях с широченной улыбкой на лице и пугающим огоньком в глазах, Молворт торчал у него из-под мышки. Он указал на Сифа.

– Вот он! Мой спаситель. Пойдём, мальчик, мы празднуем!

– Пожалуйста, отпусти меня, – вымолвил Молворт, голос его звучал глухо, сдавленный Янссеновой подмышкой.

– Им надо поспать, папа, – сказала Виола, появившись за спиной у Янссена. – Ты посмотри, они на ногах не стоят.

Но Янссен подхватил Сифа и трусцой припустил из комнаты, зажав Сифа под одной мышкой, Молворта под другой. Дверь захлопнулась, и Элли осталась одна.

Тишина придавила её, оглушающая, неожиданная, словно бы Элли просто привиделось, будто остальные были здесь. Она посмотрела на пустую кровать Сифа, нахмурилась, а затем натянула свой бушлат и, крадучись, поплелась следом.

Бар как будто сделался вдвое меньше, чем прежде, под завязку полный пения, криков и запаха рыбы. Пятьдесят мужчин и женщин в кожаных колетах и рваных штанах поочерёдно представлялись Сифу. А он проводил рукой по волосам, смущённо улыбался и изредка что-то говорил, и тогда все смеялись. Элли прежде не замечала, как легко Сиф сходится с людьми, хотя надо признать, что там, в Городе, все только и жаждали убить его. Даже Анна.

У Элли защемило сердце, когда она вспомнила, как Анна угрожала подсыпать Сифу ядовитых травок в завтрак. Она одиноко стояла в углу, боясь, что кто-то бросит на неё взгляд и заметит её неприкаянность. Она остро ощущала собственные руки и не знала, куда их девать – они казались огромными, так и бросающимися в глаза. Она увидела Виолу: прислонившись к барной стойке, она держала блюдечко молока, чтобы Арчибальд мог попить.

– Привет, я Элли, – сказала она, торопливо подойдя к ней.

Глаза Виолы растерянно сузились:

– Я знаю. Мы… мы встречались.

– А, да. Я просто… ну знаешь, а вдруг ты забыла.

Виола посмотрела на Элли, и Элли сглотнула, чувствуя, что в голове не осталось ни одной мысли. Анна как-то раз сказала, что отличный способ подружиться – это пошутить или обнаружить, что у вас есть что-то общее. Но шутки никогда не удавались Элли – она вечно исхитрялась перемудрить с ними. Она почесала голову, открыла рот и снова его закрыла. Ком в горле стал, наверное, размером с пушечное ядро.

– Так… тебе нравится… ловить рыбу?

Виола нахмурилась.

– Вот, угощайся, – она протянула Элли тарелку с засахаренными булочками. – Моя мама такие пекла. Папа до сих пор путается в рецепте.

Элли с благодарностью взяла булочку.

– Так… почему твоя мама не делает их больше?

– Она умерла.

– Ой, здорово!

Глаза у Виолы стали совсем круглые.

– Ну, то есть. – Элли скривилась. – Моя мама тоже умерла. И брат тоже, – прибавила она, как будто от этого у них делалось ещё больше общего.

Виола наградила Элли долгим взглядом:

– Постой, я думала, что Сиф твой брат?

– А, да, да, правильно. Он и есть мой брат. Мой другой брат. У меня два брата. То есть… у меня было два брата. Нет, постой…

Виола продолжала смотреть на неё.

– Эм… мне нужно пойти и проверить, как дела у Сифа, – поспешно проговорила Элли.

Но у Сифа дела шли вполне неплохо – и даже ещё лучше. Моряки гудели вокруг него и травили байки, непременно с театральными жестами и раскатистым хохотом. Сиф же просто тихо слушал, пока они наперебой пытались поразить его – каким-то образом они уже считали его своим. Тем временем Молворт мельтешил с тряпкой, выныривая то тут то там на уровне пояса с выражением паники на лице, подтирая пролитое и подхватывая пустые стаканы, пока чья-нибудь беспечная рука не смахнула их.

– Сознавайся, парень, в чём твой секрет? – спросил какой-то мужчина у Сифа.

– Ох, – промолвил Сиф, потирая затылок и улыбаясь всё той же смущённой улыбкой. – Ну, сами знаете. Я просто прошу рыбу очень-очень ласково.

Взвыв хохота грянул так громко, что Элли пришлось зажать уши, а Молворт упустил стакан и лишь чудом поймал его мыском башмака. Элли нахмурилась – это даже не была удачная шутка! Она призадумалась, значит ли, что если ты красивый, люди всегда будут смеяться твоим шуткам, даже если они не смешные.

Виола присоединилась к общему кругу.

– А ты рассказал им о той большой белой акуле, которую мы видели?

– Ах да, – кивнул Сиф. – Она была громадная. Зубы как разделочные ножи, и всплыла прямо рядом с кораблём.

Элли опять ожгло сердце. Почему Сиф не упомянул в разговоре с ней, что они видели большую белую акулу?

– Сиф швырнул рыбу прямо ей в пасть, – сказала Виола, делая соответствующий жест. – Думала, она ему руку начисто откусит – прямо в её громадную глотку можно было заглянуть.

Народ слушал во все уши, а Сиф и Виола говорили так, будто они были единственными людьми в баре.

– Как думаешь, какой она была длины? – спросил Сиф. – Как эта комната?

– И у неё были такие мёртвые безжизненные глаза, – продолжала Виола. – Чуть не прыгнула в воду, просто чтобы поглядеть, что она станет делать. Всегда воображала себя акулоборцем. И вот что я бы сделала: я бы врезала ей прямо по голове, а затем…

– Я один раз видела большую белую акулу, – выпалила Элли.

Виола заморгала на полуслове:

– Да ну?

– Ага, – сказала Элли. Все моряки повернулись и уставились на неё. Она прочистила горло. – Она была дохлая.

– О, – улыбка Виолы приугасла. Сиф почесал голову. Остальные матросы зашептались между собой.

– Ага, – повторила Элли. Горло у неё сжалось, ни слова не протолкнуть. – И пахла она дурно вдобавок.

На мгновение повисла тишина, и будь в баре большая белая акула, Элли точно прыгнула бы ей прямо в пасть.

– Извините, – промямлила она и заковыляла к входной двери. – Я… эм… нужно проверить… как там дерево. – Она замялась с дверной ручкой. – Оно снаружи.

– Твоя сестра, она странная, верно? – заметил Янссен. Дверь закрылась за ней, заглушая гул хохота. Элли вышла на жаркое солнце и посмотрела вниз на море и громадный новый остров, раскинувшийся перед ней.

И услышала, как где-то в глубинах разума, выползая из какого-то склизкого сокрытого уголка, нечто иное рассмеялось.