Русский акцент

На следующий день его усадили в старенький, видавший виды, «Форд», который проехав около полусотни километров, остановился возле огороженной в пустыне территории. За забором оказался котлован, который вырыли, судя по его размерам, для строительства объёмного сооружения. Сопровождавшие Бориса работники оказались арабами. Об этом нетрудно было догадаться по цветастым куфиям, которые покрывали их головы. Борис ещё не знал, что арабы, проживающие в еврейском государстве, делятся на израильских арабов и арабов из палестинских территорий. Израильские арабы являются полноправными жителями Израиля, имеют политическое право голоса, право на социальное и медицинское страхование, могут свободно исповедовать ислам, свободно передвигаться по стране и учиться в университетах Израиля. Разумеется, что арабы, живущие на территориях, такими правами не обладают. Азам и Натур оказались арабами из Израиля и показались Борису неплохими ребятами. Они угостили его крепко заваренным кофе и как бы, между прочим, поинтересовались его образованием. Борис уже находился в стадии понимания «уличного» иврита и кратко отвечал на вопросы ребят. Он не смог не обратить внимания, как потускнели их взгляды, когда они узнали, что он обладает не только второй, а ещё и третьей учёной степенями по геодезии. В тоже время Борис не догадывался, что арабы, которые имели первую степень престижного Техниона, сразу почуяли в нём опасного конкурента. Для любого человека хорошо оплачиваемая постоянная работа это – благо. Что же касается арабского населения, это не только благо, это и достаток, и обеспеченность и, если хотите, даже процветание и даже состоятельность. Недолго думая, Азам подмигнул Натуру и, подозвав к себе Бориса, весело промолвил:

– Значит так, Борис, будем делать топографическую съёмку площадки под строительство. Я буду стоять у теодолита, Натур будет ставить рейку, где я ему укажу, ну а ты будешь мне записывать результаты измерений в полевой журнал.

Не успел Борис оглянуться, как Азам стал диктовать ему отсчёты по шкалам прибора, причём строчил он их с такой скоростью, что опытный пулемётчик мог бы ему позавидовать. Диктовка производилась примерно в таком формате: горизонтальный угол – триста двадцать восемь градусов пятьдесят шесть минут тридцать девять секунд, вертикальный угол – восемьдесят восемь градусов двенадцать минут десять секунд, расстояние – тридцать пять метров двадцать три и четыре десятых сантиметра, высота наводки – один и двадцать пять сотых метра. За рабочий день Азам взял более полутысячи таких отсчётов. Понятно, что мириады этих цифр произносились на иврите, да если бы даже они проговаривались на русском языке, вряд ли бы Борис успевал бы их записать. Через несколько минут этого издевательства, Азам небрежно оттолкнул его в сторону и приказал ему носить измерительную рейку. А это уже являлось не столько издевательством, сколько форменным надругательством над образованием Бориса и глумлением над его самолюбием. Ведь измерительную рейку в экспедициях таскали рабочие самой низкой квалификации. Чуть ли не закономерный итог его первого и последнего рабочего дня прозвучал в голосовом резюме Бени, который довёл до его сведения, что он не берёт его на работу по причине полного незнания геодезических приборов. Тех самых, надо сказать, приборов, с которыми Борис успешно работал на таёжных просторах Сибири и тундровой полосе заполярной Чукотки. Так уж получится, что Борис встретится со своим однодневным хозяином через шесть лет и тот расскажет ему, что арабы оговорили его, сообщив, что Борис не имеет элементарных навыков работы с геодезическими приборами. Надо отдать должное инженеру Бени Араду, что он оплатил Борису отработанный рабочий день, выписав ему чек на сумму, составляющую сто десять шекелей. На эти деньги Татьяна купила Наташеньке недостающие школьные принадлежности.

Борис по натуре был самодостаточным и здравомыслящим человеком. Он хорошо понимал, что в объективных реалиях всё скомпенсировано, полоса неудач обязательно должна прерваться светлыми очертаниями, которые материализовались в утреннем заливчатом телефонном звонке. Борису показалось, что он был насыщен каким-то весёлым тембром, поэтому, он, отставив в сторону чашку с утренним кофе, поспешил снять телефонную трубку. В ней послышался уверенный женский голос, который жизнерадостно возвестил:

– Алло, это Борис Буткевич? Вас беспокоят со службы трудоустройства. Если вас ещё интересует работа инженера-геодезиста, попрошу немедленно приехать к нам.

Он тут же вспомнил, что месяц назад оставлял свои данные в этой службе. Опытные люди говорили ему, что эффективность работы этого трудоустроительного заведения крайне низка. А тут вот получается, что, кажется, чтоб не сглазить, сработало. Как оказалось впоследствии, действительно, получилось. Буквально через полчаса тот же самый телефонный голос, вложенный в уста очаровательной брюнетки, к тому же ещё и говорящей на русском языке, радостно сообщил:

– Поздравляю вас, Борис, похоже, что у вас будет работа, тут один солидный работодатель очень заинтересовался вашим резюме.

Борис сердечно поблагодарил девушку, пообещав засыпать её ноги цветами, если всё сбудется, и помчался домой, зажав в руке визитную карточку хозяина фирмы. Таня, к его счастью, оказалась дома, и они вместе стали составлять текст разговора с работодателем, не забывая при этом записывать ивритские фразы русскими буквами. Словно перед боем, выкурив сигарету, Борис дрожащими пальцами набрал нужный номер. Для страховки Татьяна прослушивала разговор по параллельному аппарату, чтобы при необходимости подкорректировать мужа. После серии протяжных гудков в трубке послышался басовитый мужской голос:

– Геодезическая компания «Максимум» слушает.

Не успел Борис прикинуть про себя, что ничего себе фирма, если работает по максимуму, то ли представляемых услуг, то ли по своей производительности, как тот же голос нетерпеливо пробасил:

– Говорите, вас внимательно слушают.

Борис, как мог, представился и на корявом иврите сообщил, что он ищет работу геодезиста и в службе трудоустройства ему дали этот телефон.

– О кэй, господин Буткевич? – ответили на другом конце провода, – дело в том, что моя компания базируется в Тель-Авиве. По оказии завтра я буду в Беер-Шеве, и чтобы вы не преодолевали стокилометровое расстояние туда и назад, давайте встретимся в центре города возле кафе «Кипарис» в полдень. Не забудьте захватить с собой документы. До встречи!

Ровно в двенадцать пополудни, когда полоска тени исчезла с центрального городского проспекта, Борис стоял возле кафе «Кипарис», действительно, расположенного в кипарисовом просвете, отвоёванного у белесого тротуара. Из-за столика, покрытого красной скатёркой, поднялся высокий мужчина, одетый в нарядные светлые брюки и голубую рубашку, и помахал Борису рукой. Это и был хозяин геодезической компании «Максимум». Подходя к столику, Борис успел подумать про себя:

– Этот вальяжный, со вкусом одетый, холеный мужчина меньше всего напоминает мне геодезиста.

В его представлении, и это было правдой, геодезисты являли собой мужественных волевых людей, с обветренными и загорелыми лицами, а не ухоженных с аккуратно подстриженными усами мужчин. Как потом оказалось, Борис был недалёк от истины. Игаль Дотан, так звали хозяина фирмы, не имел геодезического образования, что не мешало ему открыть совсем не маленькое, по израильским масштабам, инженерное предприятие, в котором работало около полусотни работников. Оказывается, в Израиле хозяин не обязательно должен быть специалистом, ведь буквально через несколько дней Борис познакомится с руководителем крупной зубоврачебной клиники, который в своё время окончил строительный техникум. В компании Игаля Дотана трудилось двенадцать полевых бригад, каждую из которых возглавлял квалифицированный инженер-геодезист. Чуть позже Борис узнает, что руководитель одной из бригад эмигрировал в Канаду (оказывается в Израиль не только приезжали, а и выезжали из него) и освободившееся место предназначалось для него. Хозяин компании протянул Борису свою мягкую руку и не без пафоса воскликнул:

– Говорят, точность вежливость королей. Заметно, что человек прибыл из Европы, а не с азиатских просторов. В Израиле в подавляющем большинстве приветствуется восточная ментальность. А Восток, как известно, дело тонкое.

Борис далеко не всё понял в непростой тираде Игаля, однако тот, не давая ему опомниться, продолжал:

– Тонкое, не тонкое, но посредством вашей миллионной армией репатриантов мы будем двигаться на Запад, а пока, Борис, давайте посмотрим ваши документы.

Борис протянул ему диплом о получении квалификации инженера астрономогеодезиста в Московском институте инженеров геодезии и картографии, диплом о присвоении учёной степени кандидата технических наук, аттестат присвоении учёного звания доцента, а также уже израильские свидетельства члена инженерной гильдии страны и третьей учёной степени доктора наук. В дополнение он предоставил переведенную на иврит трудовую книжку, из которой следовало, что её предъявитель являлся не только преподавателем и научным сотрудником, а успел поработать также рядовым инженером на полевых геодезических работах. Игаль молниеносно просмотрел документы, его взгляд едва задержался на бумагах, свидетельствующих об учёных степенях, и буквально на полминуты приостановился на трудовой книжке. Бросив недоумённый взгляд на Бориса и, перестав улыбаться, он, неожиданно понизив голос, процедил:

– Ты, Борис не в Гарвард и не в Кембридж на работу поступаешь, а на чисто практическую работу в непростых полевых условиях израильского солнцепёка, поэтому скажи-ка лучше, умеешь ли ты работать с дистоматом?

В СССР прибор под таким названием в геодезическом обиходе не значился. Борис скорее догадался, чем понял, что речь идёт об инструменте, призванном измерять расстояния на местности. Лишь по прошествии некоторого времени он узнает, что слово «дистомат» в Израиле носило сленговую окраску, на самом деле он являл собой многофункциональный измерительный прибор, представляющий собой электронный теодолит на компьютерной основе. Советский Союз, который в то время запускал спутники с космонавтами и, как говорят, даже в области балета был впереди планеты всей, относительно современной геодезической техники скромно плёлся в хвосте той же планеты. Исходя из этого, бывший доцент головного геодезического ВУЗа страны электронного теодолита никогда не видел. В данной ситуации Борис хорошо понимал, если он скажет, что никогда не работал на этом приборе, то, по совершенно понятным причинам, ему откажут в приёме на работу. Борис был воспитан в духе неприятия обмана, хитрости и фальши. С другой стороны логический склад ума как бы закулисно нашёптывал ему:

– Боря, в пограничных обстоятельствах следует быть более гибким. Теодолит, он ведь, и в Африке теодолит. Зрительная труба, горизонтальный круг, уровни, геометрические оси – всё то же самое, только электроникой начинено. Никуда не денешься, разберёшься.

Полуминутное размышление неожиданно для самого Бориса вслух выразилось небрежной и чуть ли не мажорной фразой:

– И дистоматом тоже приходилось работать.

После чего Игаль, аккуратно сложив документы Бориса в конверт, торжественно объявил:

– Ну, раз так, то с завтрашнего дня начинаешь работать в моей фирме в должности руководителя группы. Надеюсь, что всё будет хорошо, и мы сработаемся.

Молоденькая стройная девушка-официантка, мило улыбнувшись, поставила перед ними два красненьких подноса, на которых из такого же цвета чашечек дымился кремового цвета капучино, приготовленный на основе эспрессо с добавлением сладкой молочной пенки. По неизвестной причине этот кофе в дословном переводе с иврита называли «обратный кофе». В данном случае для Бориса не имело никакого значения прямой этот напиток или полярный. Важно, что он был приятный и вкусный, а ещё важнее, что перед ним открылись очередные ворота для въезда на рынок труда.

На следующий день в шесть утра, как и было договорено, к дому Бориса подъехал «Рено пикап», который и повёз его на объект. Объект представлял собой окраину небольшого городка Офаким, расположенного в сердце негевской пустыни, у которой был украден квадрат со стороной, равной одному километру. Воочию этот квадрат являл собою бездыханный и выгоревший под жгучим солнцем каменистый грунт, на котором по замыслу архитекторов должен быть воздвигнут новый жилой квартал с прилагающейся к нему инфраструктурой. В одном из углов этого виртуального абсолютно пустого квадрата белел фанерный барак, внутри которого во всех видимых плоскостях выглядывали полки, заваленные строительными чертежами, картами, схемами и журналами измерений. Под полками громоздился стол, больше похожий на верстак, чем на конторский инвентарь, предназначенный для инженерных расчётов. Когда Борис зашёл в этот барак, который почему-то называли караваном, он не сразу заметил небольшого роста лысоватого мужчину. При виде нового работника он торопливо приподнялся и, щурясь от бивших прямо в глаза солнечных лучей, ворвавшихся через приоткрытую дверь, чуть ли не подбежал к Борису и, протянув ему руку, сердито выкрикнул:

– Иосиф, будем знакомы.

Не давая Борису опомниться, Иосиф, приподнявшись на цыпочки и заглядывая ему прямо в глаза, грозно спросил:

– Ты, в самом деле, приехал с России?

Это потом старожилы Израиля привыкнут, что в качестве репатриантов из СССР к ним прибыли культурные, в подавляющем большинстве своём, образованные и интеллигентные люди. А поначалу они смотрели на русских евреев как на людей, прилетевших с другой галактики. Что же касается женщин, в большей степени это касалось обладательниц белых и русых волос, то все они без исключения считались проститутками. Какая-та доля правды в этом присутствовала, так как представительницы самой древней профессии из России, действительно, разрушили этот нелегальный бизнес тёмных еврейских девушек, корни которых уходили в Марокко, Йомен или Ирак, заняв в иерархии торговли женским телом первые места. Однако, справедливости ради, эти русские жрицы вряд ли составляли больше, чем сотые процента от числа всех приехавших из СССР женщин. Понятно, что Борис в глазах Иосифа не примыкал к категории проституток. Иосиф родился в Болгарии и в отличие от выходцев из восточных общин не думал, что в российских городах по улицам прогуливаются медведи. Зато он безоговорочно верил, что все, без исключения, русские евреи пьют водку в чудовищных количествах. Это уже потом ему расскажут, что многие чисто русские или украинские девушки стремились выйти замуж за еврейского юношу хотя бы за то, что он вообще не выпивал алкогольных напитков и, как следствие этому, приносил всю зарплату домой, не избивая при этом жену и детей. Но об этом Иосиф узнает потом, а сегодня он, призывно глядя на Бориса, спросит его:

– Скажите, пожалуйста, вы водку пьёте?

Борис вздрогнул от неожиданного вопроса. Всё выглядело как-то нелепо, вместо того, чтобы поинтересоваться, какие виды работ он может исполнять или выдать задание на сегодняшний день, его спрашивают, потребляет ли он спиртные напитки. Ну не будет же он растолковывать Иосифу, что водку он, мягко говоря, не пьёт, а предпочитает рюмку хорошего коньяка. Кроме того, выстроить такую фразу на иврите для него было бы непросто. Поэтому, на минуту задумавшись, он с трудом сконструировал ответ:

– Я пью, Иосиф, только по праздникам.

На что тот, ни на минуту не задумавшись, скаламбурил:

– А вы знаете, Борис, у нас в Израиле каждый день праздник.

С этими сакраментальными словами Иосиф резко вытянул правую руку к противоположному краю стола. Только сейчас Борис заметил, что там покоилась удлинённая матовая бутылка с красивой этикеткой «FINLANDIA». Иосиф, переводя взгляд с бутылки на Бориса, а затем в обратном направлении, ловким движением фокусника достал из ящика два пластиковых стаканчика. Раздались аплодисменты, кто-то громко хлопал в ладоши. Борис обернулся, он и не заметил при входе в караван, что позади него на стульях сидят трое чернявых молодых людей, которым было суждено стать его рабочими и помощниками. Ребята с нетерпением ждали продолжения спектакля, режиссёром которого являлся Иосиф, который, на самом деле, являлся не представителем какой-то богемы, а руководителем геодезических работ на этом объекте. Богемный геодезист тем временем привычным жестом откупорил водочную бутылку и наполнил стаканчики, один из которых протянул Борису. Новоиспечённый работник попал в непростую ситуацию. Кто бы мог подумать, что здесь в Израиле, в стране, где 90 процентов населения не знают вкуса спиртного, первый рабочий день придётся начинать с алкогольного возлияния. Если бы этот эпизод происходил в России, то понятно, что отказ от выпивки означал бы тотальное неуважение к собутыльнику или, ещё больше, на отказнике было бы поставлено вечное и нестираемое клеймо человека, которого надо остерегаться. Но в том то и дело, что события развёртывались в северной части еврейской пустыни Негев. Конечно же, Борису не представляло особого труда одним залпом осушить предложенный ему тридцатиграммовый стопарик. Но термометр при входе в караван показывал тридцать восемь градусов, и это в семь часов утра. Но не это являлось главным: Борису очень не хотелось идти на поводу у кого-либо, пусть даже у своего будущего начальника. Тем временем, Иосиф выжидающе смотрел на него и, увидев, что Борис не собирается брать в руки стопку, ухмыльнулся и не без издёвки спросил:

– Скажи мне, пожалуйста, ты, в самом деле, из России?

Не дождавшись ответа, он язвительно заключил:

– Нет, Борис, похоже, что ты приехал не из России, а из какого-нибудь Кувейта, где живут одни мусульманские трезвенники.

Борис и на этот раз счёл за благо промолчать, а Иосиф, как залихватский забулдыга из российской глубинки, коснулся своим стаканчиком стопки Бориса и со словами «Барух аба, Борис, лехаим!» выпил свою дозу качественной финской водки. Микротост, произнесенный Иосифом, в русской транскрипции звучал как «Добро пожаловать, Борис, твоё здоровье!». Иосиф счёл за должное повторить свою краткую здравицу в честь новоприбывшего и осушить при этом вторую стопку. Ребята, сидевшие при входе, громко зааплодировали, видно это входило в утренний ритуал, а Иосиф, закусив выпитое куском хлеба с намазанным на нём хумусом, подозвал к себе Бориса и развернул перед ним карту. Он долго и детально объяснял ему, вставляя изредка в ивритские фразы русские слова (похоже, что в социалистической Болгарии, где он родился, тоже изучали основы русского языка), какие измерения надлежит сделать за сегодняшний день. С Бориса сошло, должно быть, не семь, а все четырнадцать потов, и, видимо, не столько от жары, сколько от огромного напряжения понять, что растолковывает ему Иосиф. Когда он закончил, Борис был вне себя от радости: он постиг практически всё, что говорил ему начальник. Это была уже маленькая победа. Исполнение инженерного задания, указанного начальником, являлось уже делом техники. Однако, составной частью этой техники являлся электронный геодезический прибор под пресловутым названием «дистомат», который Борис не видел даже во сне и на котором, как он заверил хозяина, работать у него нет никаких проблем. Как бы там ни было, помощники усадили его в то же «Рено» и повезли к месту дислокации, где предстояло вынести в натуру (на местность) оси проектируемых дорог. Во время поездки он познакомился с ними. Высокого темнокожего атлетически сложенного парня, родители которого в своё время приехали в Израиль из Ирана, звали Самир. Другого пониже ростом загорелого коренастого крепыша величали Моше, родственные корни этого помощника Бориса происходили из Египта. Третий, светловолосый, не похожий на своих друзей, совсем молоденький юноша с величественным именем Ричард переселился в еврейское государство из Аргентины. Налицо был полный Интернационал иудейского происхождения, возглавить который предстояло коренному москвичу Борису Буткевичу.

Тем временем Рено притормозил у какого-то дерева, похожего на саксаул. Ребята выпрыгнули из машины, а Ричард вытащил из багажника пластмассовый ящик ярко-оранжевого цвета. Оказалось, что именно в нём и размещался этот самый дистомат. Борис перехватил у Ричарда дистомат и привычным движением при помощи станового винта прикрепил его к штативу, услужливо и во время подставленному Самиром.

– Похоже, что мои помощники знают своё дело, – подумал Борис, осматривая неизвестный ему оранжевого цвета прибор.

– В принципе самый что ни есть обыкновенный теодолит, – отметил он про себя, – только красивее советских, недаром в Японии сделан. Единственное новшество это – навороченный на лимбе миникомпьютер с зеленоватым дисплеем.

Но именно электроника и являлась в данном случае притчей в языцех. Борис беспорядочно нажимал на какие-то кнопки этого устройства, но маленький монитор лишь издевательски подмигивал ему едва заметными красноватыми отблесками. Бывший доцент находился в состоянии, близким к отчаянию.

– Это же надо так опозориться, – тревожился он, – надо начинать измерения, а прибор предательски препятствует этому.

На самом деле, сопротивлялся, конечно же, не инструмент, а просто незнание простого электронного алгоритма, неосведомлённость в каком порядке какие кнопки нажимать. Это просто большая удача, что рядом нет хозяина Игаля или Иосифа. Эти бы точно хохотали бы со словами:

– Вот приезжают тут инженера из Советского Союза с купленными дипломами, а потом не знают с какой стороны подойти к обыкновенному измерительному прибору.