Опыт восхождения к цельному знанию. Публикации разных лет

Лосев А. Ф. Дерзание духа. М., 1989. С. 167.

Там же. С. 170.

Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990. С. 101.

Пико делла Мирандола. О достоинстве человека. // Цит. по кн.: Дживелегов А. К. Возрождение. Собр. текстов. М.-Л., 1925. С. 33.

Соловьёв Вл. С. Русская идея// Сб. «Россия глазами русского». С.-П..1991. С. 312.

Аргументы и факты.1994. №34. С. 7.

«КУЛЬТУРОЛОГИЯ»

научно-образовательный вестник,

1.96, М., 1996. С. 40 – 49.

От цельного знания – к цельной личности

(Расписание на завтра)

Публикуя статью С. Гальперина, редакция допускает, что в ряде положений она не бесспорна. Однако сама постановка темы нам представляется интересной и заслуживающей внимания. Мы рассчитываем, что оппоненты подхватят её и выскажутся по затронутой проблеме.

Пять лет (всего лишь пять!) осталось до наступления третьего тысячелетия от рождения Христа. В нашей исторической литературе продолжают писать «н.э.», вслух произнося то «новой эры», то «нашей эры», заменяя таким нехитрым способом конкретную историческую наполненность безликой условностью. Однако подмена эта напоминает фиговый листок, которым пытаются прикрыть выхолощенную наготу мысли, лишённой величайшей непостижимой тайны рождения человека в Боге и рождения Бога в человеке. Само нынешнее брожение умов, захлестнувшее Россию, тоже всего лишь одно (будем надеяться – последнее) из зловещих следствий, оставленных воинствующим материализмом, усердно перепахивающим общественное сознание. Конечно, было бы наивным считать, что внезапное исчезновение жёстких идеологических установок, десятки лет навязываемых обществу, тут же позволит ему прозреть. На просторах России осели сотни миллионов экземпляров научных трудов, учебных пособий, словарей, справочников, способных ещё долго генерировать токсины знаний, питаемых пафосом богоотрицания. Нет недостатка и в толкователях таких знаний.

Но и одно лишь признание Бога не спасает от жестоких заблуждений. Современная мировая наука и поныне устами своих деятелей апеллирующая подчас к «космическому религиозному чувству», исподволь превратила знание из силы созидающей в силу разрушающую. Именно сейчас человечество всё сильнее сжимают тиски жесточайшего гносеологического кризиса: экологические катастрофы и социальные сотрясения – лишь разные стороны его проявления. Активно применяемые знания при сохранении нынешней расчленённой картины мира не дают возможности предвосхитить последствия результатов их использования для биосферы, для социума. Так что человечество оказывается по существу во власти слепых сил, вызванных им самим.

Всё болезненней ощущается отсутствие исторической цели в нынешнем развитии человеческого сообщества, всё явственней признаки тотального отчуждения, которое не преодолеть ни компьютерными сетями и сверхсовременными средствами коммуникации, ни призывами к свершению добрых дел и всеобщей медитации. Отказавшись от призрачной цели – строительства коммунистической утопии и взяв курс на западную цивилизацию, постсоциалистическая Россия почти мгновенно достигла самого зыбкого места трясины, в которую эта цивилизация уже давно понемногу погружается. Советы соседей, соорудивших себе временную экономическую твердь и пока чувствующих себя достаточно вольготно, ей бесполезны – они никак не связаны с подлинно религиозным корнями русской души: мистическим переживанием Божественной тайны, неизбывной верой в Божью справедливость, неистребимой тягой к духовному соработничеству с Богом.

К счастью общество не сводится к гигантскому механизму производства и потребления со своим «пламенным мотором» – рынком, его питает живительными соками не менее реальный и стократ более совершенный организм – духовная культура с её неугасимым стремлениям к идеалам: Добру – Истине – Красоте, и ведь всё это имена Бога. И хотя нынешние политические и государственные деятели России самого разного толка, и бывалые и малоискушённые, но, по-видимому, уже с молоком матери впитавшие «бессмертные» принципы исторического материализма, основывают свою стратегию и тактику на том, что бытие определяет сознание, что культура – всего лишь надстройка над производственным базисом, всё яснее становится несостоятельность попыток построить сколько-нибудь надёжные экономические подпорки прежде, нежели будет создана возможность расправить всё ещё сложенные крылья отечественной культуры, мощный взмах которых не только вырвет Россию из болотной хляби одряхлевшей цивилизации, но и вынесет её на вольный простор для выполнения своей исторической миссии на удивление и в пример другим странам и народам.

Для этого необходимо прежде всего восстановить порушенную связь времён: начало ХХ века в России (её духовно-культурный Ренессанс, безжалостно прерванный большевистской экспансией, на корню пресекавшей в дальнейшем любые попытки его продолжения) – с нынешним смутным временем конца тысячелетия, наполненным эсхатологическими предчувствиями, тревогами и ожиданиями. Замечательные плоды «серебряного века» русской религиозно-философской мысли, – наше бесценное духовное наследие, – могут уже сейчас стать основой образования в России, послужить надёжной базой для фундаментальных открытий в естествознании и гуманитарной сфере, воплотиться в принципиально новых производственных и организационных технологиях, выразиться в эффективной экономической стратегии и мудрых политических решениях. Самое главное – продолжится саморазвитие исторической идеи России, воплощаемой как в полноте её духовной культуры, так и в социально-экономической реальности.

Сегодня нельзя пожаловаться на отсутствие интереса к событиям, происходившим в России в начале нынешнего века. Историки и политологи, экономисты и социологи, искусствоведы и культурологи на все лады обсуждают и анализируют жизнь последнего российского самодержца и игру политических сил в империи, значимость столыпинских реформ и судьбу царской Государственной Думы, признаки классового расслоения и разноголосицу художественных вкусов. Никто и не скрывает, что за этим обсуждением и анализом стоит естественное желание отразить события того времени в зеркале сегодняшнего дня, спроецировать их на складывающуюся ситуацию; в прошлом своей родной страны, отделённом от настоящего времени эпохой господства тоталитарного режима, найти ответ на сакраментальный вопрос: «Что делать?»

Наша православная церковь, бдительно охраняя чистоту символа веры и отдавая дань многовековой традиции, продолжает находить в результатах религиозных исканий русских философов лишь зёрна разномыслия (ереси), но никак не искры Божественного откровения, хотя и не исключает возможности появления их в будущем. Ещё хуже обстоит дело с философской средой. Нищета официальной (советской) философии обусловливалась тем, что она не только напрочь отвергала всякое религиозное начало, но и вообще целиком сводилась к теории познания (в соответствии с установками классиков марксизма-ленинизма), опираясь при этом исключительно на немецкий идеализм (один из источников марксизма), и то лишь как на метод, который годился для использования в диалектическом и историческом материализме. И ведь именно такая «философия» вдалбливалась в умы нескольких поколений, а любая иная (прежде всего самобытная русская философия) была строго-настрого запрещена.

Не удивительно, что и сейчас, после отмены всякой цензуры, русскую философию на её же родине продолжают рассматривать и изучать по преимуществу лишь как некое ответвление западной философии, прежде всего того же немецкого идеализма, сводя её при таком подходе по существу к продукту протестантства.

 Подобная позиция вполне объяснима, однако предлагаемый при этом продукт неудобоварим: он непригоден для нормального, естественного развития национального самосознания. Каждому, для кого русская культура является родной, жизненно необходимо с самых ранних лет идти от истоков самобытной русской мысли – неотъемлемой части этой культуры. Существующее у нескольких поколений отчуждение от таких истоков является противоестественным, в той или иной мере способствует развитию духовной ущербности.

Ясно, что преодоление этого отчуждения может начаться лишь в сфере образования, в основу которого будет положена исходная идея самобытной русской философии – идея цельного знания, основанного на органической полноте жизни.

 Мысль эта неоднократно высказывалась, подхватывалась и развивалась несколькими поколениями русских мыслителей. Цельное знание – способ существования цельной личности, в котором собраны воедино и реализуются её нравственный опыт, творческое стремление, рациональное мышление, эстетическое восприятие, религиозное (мистическое) созерцание: это не что иное, как телесно-духовная утверждённость личности в мире.

Но тогда становится совершенно ясным, что это ничего общего не имеет с отвлечённой западной философией, гипертрофирующей рациональное мышление, сводящейся лишь к нему. Кстати, именно такое мышление, опирающееся на логико-понятийный аппарат, имея в своём распоряжении рефлексию и трансцендирование, и породило специфическое восприятие, отразившееся и в европейском Просвещении, и в основах протестантской этики. Оно послужило Яну Коменскому (XVII век) фундаментом для формирования в странах Европы системы образования, предполагающей обучение всех, всему и повсеместно, с тем, чтобы в идеале достичь высшей мудрости – пансофии, опять-таки доносимой до обучаемого с помощью системы рациональных в своей основе знаний.

Русская самобытная философия диаметрально противоположна: проявляемая в цельном знании, она предполагает формирование цельной личности как её самораскрытие во всём богатстве внутренних ресурсов личностного развития: интуиции (мистического созерцания), познания (рефлексивного осмысления), воли (творческого стремления), чувства (эстетического переживания). Но ведь истинная тоска (иначе и не назовёшь) именно по такому подходу всё больше охватывает круги воспитателей и педагогов всех рангов. Основные методы обучения и воспитания, выработанные за долгие десятилетия советской школой с её однозначной ориентацией на общественную полезность («государству нужны специалисты») и жёсткой идеологией, помогавшие сглаживать коллизии между желаемым и действительным, между словом и делом, между авторитарностью и конформностью, обернулись махровым формализмом и обнаружили полную свою несостоятельность в постсоветской России. Школа не только не в состоянии формировать целостное индивидуальное мировоззрение, отвечать на вопросы о смысле жизни, – она оказалась не в силах противостоять росту у своих питомцев ядовитых побегов правового нигилизма.

Перед сложившейся в течение столетий системой образования, как на Западе, так и в России, стоят два важнейших вопроса: «Чему учить?» и «Как учить?», то есть решаются проблемы содержания и формы обучения.

Если взглянуть повнимательнее, то нетрудно заметить, что образование находится целиком внутри круга, куда вовлекла его авторитарность науки: она, по существу, формирует содержание образования; причём, поставляя пищу юному уму, сама же и определяет и гарантирует её качество. Однако именно наука, решая частные проблемы, издавна привыкла задавать природе лишь частные вопросы (не теряя, однако, надежды когда-нибудь угадать общий ответ). Как раз это и определило особенности её организации, структуру, характер и направления исследований. В итоге в самом образовании воспроизведены образ и подобие науки: общая расчленённость знаний с приоритетностью «естественных» дисциплин над «гуманитарными»; усиленное развитие логико-математического подхода в ущерб образно-символическому; утверждение всеобщего релятивизма, где место учёного незнания, замещаемого верой в Абсолютную Истину, занимает абсолютное доверие к субъективным идеям – начальным посылкам и постулатам отдельных авторитетов, подтверждаемым до поры до времени исторически ограниченной практикой.

И если для задач сугубо профессиональной подготовки, условия которых диктует уровень техники, технологии, организации, достигнутый и поддерживаемый этой самой наукой? то этого никак нельзя отнести к задаче общего образования. Ведь истинная его цель – создание целостного образа мира – оказывается при этом размытой, поскольку сводится всего лишь к набору понятий и определений, никак не совмещающихся с неисчерпаемостью реальной жизни. Не удивительно, что именно сложившаяся система образования формирует ту полупросвещённую массу, которая так легко поддаётся умственному брожению. Невостребованная здоровая мистика, изначально присущая человеку, не находя единого духовного центра, обращается на случайный объект, будь то плод самого нелепого слуха, или явление очередного «пророка». А что же столь мало ценимые нынешним научным Олимпом философы эпохи культурно-духовного Ренессанса России, обладатели цельного знания? Они оказались на высоте, оставив незадачливым потомкам прямые, чёткие, лишённые и намёка на двусмысленность ответы: ведение (единство веры и знания) мыслителей, твёрдо стоящих на почве идеализма. Но не остаются ли эти ответы гласом вопиющего в пустыне? Ведь на всех уровня нашей системы образования у многих поколений пытались выработать стойкий иммунитет к «заразе» идеализма.

Между тем, идеализм, считая идею (смысл) вещи отличной, но неотъемлемой от самой вещи реальностью, является учением изначально дуалистическим, притом выражающим действительность без какой-либо условности и ущербности для здравого смысла. Он как раз и констатирует наличие тождества между внутренним и внешним: идея оказывается реальной смысловой насыщенностью, а всё существующее – символами самого самого. Кантова мысль о «вещи в себе», оторванной от реальности, ложна: сущность явлена в символе; явление вещи – инобытие сущности (самости) вещи. То, что оказалось не под силу германскому идеализму, опирающемуся на Аристотеля, преодолел идеализм русский, обратившийся к Платону: в нём диалектика выявила себя как естественная логика символа в различных уровнях инобытия. Новая парадигма – символическая реальность – заявила о своём праве на место в общественном сознании.

Глубокий прорыв в новую реальность – не что иное, как завершение философского осмысления символизма, составившего основу «серебряного века» русской культуры с его поисками духовного центра и попытками противостоять всепроникающему ratio, в который, в конце концов, выродились «и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений». Нельзя обойти вниманием начало этого осмысления – перипетии борьбы между ratio и Логосом: именно здесь обнаруживается ключ к решению нынешних наших проблем образования, культуры и не только их.

В ratio и Логосе противопоставляются два познавательных начала, чьи корни обнаруживаются в различиях западной и восточной ветвей христианства.

Западное вероучение, исходя из существования отношений между Лицами Св. Троицы, развило богословие (схоластическую философию) внутри веры; затем, после Реформации, в самой вере стала активно развиваться философия вне веры. Естественно, главным действующим лицом её оказался рассудок (ratio) со своей исключительной способностью к отвлечённым суждениям; руководящими началами – законы формальной логики с их однозначностью и безапелляционностью; местом боевых действий – универсальное поле понятий, в котором нашлось место самому Богу. Иное дело – восточное христианство.

 Оставаясь верным святоотеческим традициям, русское православие в течение многих веков сохраняло во всей полноте великую истину христианства: «Слово плоть бысть» (Ин. 1, 14). Слово (Логос), в котором сотворён мир и которое таит сокровенно всякая вещь, извечно существует в Себе. Этот вторая Ипостась Св. Троицы, воплотившаяся в Богочеловеке Иисусе Христе. Свершился исторический акт: в человеческом сообществе явилась Личность. Нельзя не обратить внимание на то, что именно христианству человечество обязано появлением представления о личности, и не только представления, но рождения и развития человека как духовной суверенности, чего не знала античность и были лишены древние восточные культуры. Это сегодня наши психологи, социологи и прочие «обществоведы», ориентируясь на ratio (и, по-видимому, даже не подозревая об этом), дружно сводят личность к понятию, определяя её как системное качество индивида, формирующееся в совместной деятельности, или что-то иное в том же духе.

Нам же следует обратить внимание на два важнейших фактора, вытекающих из восточнохристианского (православного) понимания Логоса: 1) обладая двумя естествами, Сын Божий и Сын Человеческий как Абсолютная Личность «воипостасен» человечеству – воплощает Богочеловечество, следовательно, личность не может быть сведена к индивидуальности и обладает мистической соборной природой; 2) храня в себе тайное, сокровенное Слово (Логос), всякая вещь оказывается причастной к личностному началу: обладает не только смыслом, но и соотнесённостью смысла с самим собой (это, по Лосеву, её интеллигенция, или сознание). Конечно, всё это не только далеко от ныне сложившихся в обществе представлений, но и просто несовместимо с ними, однако именно таковы результаты интеллектуального (без мистики) осмысления русского (православного) логизма.

Русская культура, сохраняющая свои начала в глубинной народной мистике, в преданиях и обычаях, в неповторимом языке и самобытной философии, ещё в состоянии сопротивляться размывающей её западной цивилизации – овеществлённому рационализму, всё сводящему к механической схеме. Более того, она способна проявить свою изначальную органическую целостность, что сразу же благотворно отразится на общественном здоровье. Для этого ей следует направиться по пути преодоления собственной секулярности, которая не имеет таких глубоких исторических корней, как на Западе. Секуляризация – расчленённость, автономизация всех областей культуры – стала неизбежной в западном христианстве в конце Средневековья, когда выявилась неспособность человека построить Царство Божие лишь на духовной основе, отвергая природное начало, признаваемое падшим. Мирское, преходящее, временное («секулум» – столетие) отделилось от божественного, сакрального, вечного; человек понемногу утратил ощущение своей причастности к всюдности и вечности, фокусируя осмысление собственного бытия и всего мира в моменте – «здесь-теперь». В России секуляризация явила себя в плодах европейского Просвещения. Естественно, к настоящему времени она прочно обосновалась во всех сферах нашей жизни, в государственных и социальных институтах. Система образования усердно помогает проникать ей в индивидуальное сознание, которое изначально (особенно в детстве) противится такому расчленению. Так что сегодня мы по существу не отстаём в степени распространения этого явления от западной цивилизации, и сопротивление его экспансии сохраняется разве что на подсознательном уровне.

Цельное знание, символическая реальность, логизм, о которых выше шла речь, способны преодолеть в России секуляризацию общественного сознания, но для этого недостаточно ни издания массовыми тиражами трудов русских мыслителей, ни подвижничества популяризаторов этих трудов. Для этого необходимо проявление общественной воли. Ведь предстоит отказаться от привычных стереотипов, совершенно по-иному взглянуть на историю, религию, науку, искусство, чувственно пережить всё то, что раньше подлежало лишь рассудочному измерению.

Наконец, следует поверить в то, что сами эти усилия, как и любой исторический поворот – есть Ответ на Вызов, проявление откровения человеческой воли в ответ на Божественное Откровение. Может быть, обретение такой веры – самое трудное в этом мучительном процессе, но оно и самое необходимое.

Примечания:

 Так именовали немецкий идеализм полтораста лет тому назад И. В. Киреевский и А. С. Хомяков, считая, что русская философия является продолжением философии святоотеческой (православия). Таких же взглядов придерживался Вл. Соловьёв и его последователи.

 Формулировка, выделенная курсивом, дана Н. А. Бердяевым в книге «А. С. Хомяков» (1912) и приведена в отрывке из названной работы в очерке А. Ф. Лосева «Русская философия» (1918).

 Полный охват проблемы символической реальности, как и иных проблем, позволяющих начать в сфере образования введение в цельное знание, осуществлён А. Ф. Лосевым в фундаментальных трудах 30-х гг.; эти труды изданы в 1993—1995 гг. издательством «Мысль»; некоторые их них выходят в свет впервые.

 Наиболее ярко эта борьба выражена в сборнике статей «Борьба за Логос» (1911) В. В. Эрна, к сожалению, рано ушедшего из жизни (1882—1917). Его работы переизданы в 1991 г. в качестве приложения к «Вопросам философии».

 В мистическом опыте отцов Восточной Церкви Бог-Троица познавался в своих отношениях к тварному («в энергиях»). Это входило в область икономии (Божественного домостроительства). Целью такого познания является соединение с Богом (обожение), между тем как богословие остаётся учением о Божественном существе в самом себе, доступном лишь откровению. Не случайно предание Восточной Церкви знает всего трёх богословов: св. Иоанна Богослова – евангелиста-мистика; св. Григория Богослова – автора созерцательных поэм и св. Симеона Нового Богослова, воспевшего соединение с Богом.

ФИЛОСОФИЯ. ФИЛОЛОГИЯ. КУЛЬТУРА

Материалы Международной конференции к 100-летию со дня рождения А. Ф. Лосева // Сб. Вопросы классической филологии, вып. XI., МГУ. 1996. С. 70 – 77.

Православно понимаемый неоплатонизм Лосева и смена естественнонаучной парадигмы

О созидательной силе творчества Лосева можно говорить бесконечно. К нему как нельзя полнее приложим вывод Н. А. Бердяева о творчестве как продолжении миротворения. Сам Лосев в конце земного пути обозначил свою главную философскую созидательную идею как православно понимаемый неоплатонизм.

 В этом определении ясно выражена особая слиянность религии и философии, которая вообще присуща русской философской мысли. Сам Лосев ещё в юношеском возрасте писал: «Русской философии, в отличие от европейской, и более всего немецкой философии, чуждо стремление к абстрактной, чисто интеллектуальной систематизации взглядов. Она представляет собой чисто внутреннее, интуитивное, мистическое познание сущего, его скрытых глубин, которые могут быть постигнуты не посредством сведения к логическим понятиям, а только в символе, в образе посредством силы воображения и внутренней жизненной подвижности».

Классическая немецкая философия, пропитанная протестантским духом, который А. С. Хомяков относил к «свободе без единства», развивалась прежде всего как теория познания; ей, безусловно, требовалось формальное единство. И оно было осуществлено, но, конечно, не в мистически насыщенном символе веры, а в логико-понятийной онтической парадигме, где нашлось место и самому Богу. «Протестантизм – тоже религия, тоже общение, но общение в понятиях. Гегель и Кант были глубоко религиозны, – но в понятиях», – констатирует Лосев.

 Понятие оказалось незаменимым средством, а логико-понятийное мышление – необходимым и, увы, достаточным условием развития западной цивилизации от эпохи Просвещения и до наших дней. Рационализм – философия нового времени – не мог не вести к абсолютизации человеческой личности, размывая представления о воплощённом в Иисусе Христе Божественном Слове – Абсолютной Личности. А ведь именно личностное начало возродило в Средние века к новой жизни неоплатонизм, в котором учение Платона об идеях получило диалектическое развитие, гармоничное оформление и логическое завершение. Личностное начало пронизало все категории-сущности неоплатонизма: Единое – Мировой Ум – Мировую Душу – Космос. И вот эта гармония мироздания оказалась искажённой: в его центре начал всё яснее вырисовываться зловещий призрак человекобожества.