Творчество С. С. Прокофьева: театр, специфика мышления, стилистика. III том учебного курса «Отечественная музыкальная культура XX – первой четверти XXI века»

В связи с использованием аккордов вспомогательной функции возникает важнейший аспект прокофьевской гармонии – проблема вводнотоновости. Влияние различных форм мелодической фигурации, особенно вспомогательных звуков и созвучий базируются на использовании прилегающих к аккордовым тонам звуков. Так как прилегающие звуки функционально подчинены аккордовым, то могут рассматриваться по отношению к ним как вводные звуки. О вводнотоновости можно говорить по отношению ко всякому аккорду, имеющему окружение из прилегающих звуков, независимо от его тональной функции («Ромео и Джульетта», №2 «Ромео», последние такты).

Аккорды линеарных функций, не имеющие особо специфического звукового состава, в зависимости от ситуации в музыкальном тематизме имеют особую трактовку. Наряду с ними у Прокофьева встречается группа аккордов, также не отличающаяся особым звуковым составом, но обладающая либо необычной структурой, либо особым характером применения и нетрадиционными связями с другими аккордами, звуками и тональностями. Так возникают декоративно-красочные аккорды (один из ярких примеров – Третий фортепианный концерт, первая часть, реприза п. п.: мелодия дублируется разнотипными созвучиями на протяжении небольших участков (по пять аккордов) таким образом, что точный параллелизм аккордов одного типа сменяется по принципу переменной дублировки точным параллелизмом других аккордов. Фрагмент носит ярко выраженный «тембровый» характер, чему способствует подчинение фактурно обособленных аккордов основной мелодии). «Аккорды-тембры» часто возникают из взаимодействия звуков основной гармонии со звуками мелодии. В качестве активно динамического элемента Прокофьев часто использует созвучия ударной функции. Акцентировка является важнейшим средством динамической и ритмической выразительности. Использование подобных аккордов проявляет некоторые качества художественной натуры Прокофьева: энергичность, интенсивность мысли, чёткость высказывания. Применение этих акккордов созвучно и прокофьевской трактовки рояля как инструмента ударного, не отрицающего, однако, и других его качеств («Мимолётность» №19: в конце пьесы для создания ударного «шумового» эффекта используются трели в низком регистре).

Прокофьева и других крупнейших композиторов XX века часто упрекали в «распаде тональной логики» «атонализме». Анализ творчества многих авторов доказывает, что «тональность не исчезла, но изменились и усложнились типы тональной организации и типы тональности. Как не парадоксально, но обнаруживается сходство между музыкальными явлениями, разделёнными целыми столетиями эволюции музыки. Самое новое иногда похоже на самое старое. Интересно, что народное творчество, с его особой тональной организацией, смогло послужить непосредственным источником и импульсом для новаторства некоторых крупных современных композиторов» [24, с. 220]. Диапазон ладовых средств, как и аккордовых, применяемых в прокофьевской музыке, необычайно широк. Рядом с натуральным ладом встречаются хроматические образования – усложнённые мажор или минор; классическая функциональность и элементы атональности; композитор часто использует семиступенные диатонические лады и особые недиатонические лады и ладовые системы. Область ладового мышления концентрирует наибольшее число современных черт гармонии Прокофьева.

Хроматическая тональность является основной категорией: усложнение и обогащение мажора или минора, при котором в пределах одной тональности возможен аккорд с основным тоном на каждый из двенадцати входящих в неё основных ступеней. Так возникает двенадцатиступенная тональность. Подобных примеров можно привести очень много; некоторые из них: «Мимолётности» №5, №10, №13; «Ромео и Джульетта», №48 «Утренняя серенада»; №52 «Смерть Джульетты» (последние такты); кантата «Александр Невский», некоторые эпизоды третьей части; опера «Война и мир», I картина (цифра 1) и др.

Конечная эстетическая предпосылка новых гармонических явлений музыки XX века – изменение концепции гармонии и важнейших её понятий: тональности, аккордов, функциональных связей, лада. Гармония, понимаемая как высотная структура, всегда принадлежит к важнейшим элементам композиции, независимо от того какими средствами она воплощена – при помощи аккордово-функциональной, линеарно-контрапунктической или серийной. Многомерность современной гармонии предполагает неограниченное количество принципов его организации. Мастерство Прокофьева свидетельствует о его высочайшем интеллекте и художественной интуиции.

6. Неоклассические и неоромантические черты творчества Прокофьева в контексте стилевых тенденций XX века

По мнению современных исследователей, творчество Прокофьева на раннем этапе впитало дух модерна (франц. moderne – новый, современный; стиль в архитектуре, декоративно-прикладном и изобразительном искусстве рубежа XIX – XX веков). Эстетика модерна опиралась на идею создания цельной, эстетически насыщенной пространственной и предметной среды, а также выразить духовное содержание эпохи с помощью синтеза искусств и новых, нетрадиционных форм и приёмов) [3, с. 581 – 585]. Стилевые черты этого направления характерны для многих видов искусств; к особенностям стиля следует отнести, в частности, тенденцию к орнаментальности, сдвиги художественных планов, апсихологическую установку и новое понимание красоты, ориентированное на изысканность, красочность звуковой материи. Так, модерн смело подвигал искания композитора в сторону классицизма, фольклора, футуризма; к соприкосновениям с урбанистическими, конструктивистскими тенденциями (балет «Стальной скок» (1925). Также следует отметить некоторые аспекты романтического искусств, своеобразно представленные в прокофьевском творчестве. В разное время складывалось свое отношение к стилевым особенностям музыки Прокофьева и происходили сдвиги в восприятии его художественного творчества. Сейчас Прокофьев по праву признан классиком XX века, заняв определённое место как в ряду параллельных явлений, так и в истории мировой музыки. Период творческого формирования личности Прокофьева происходил в начале

XX века, когда взаимодействие некоторых стилевых явлений приобрело новые акценты. Широко понимаемый термин «новый классицизм» имел исторически обобщающий смысл, включал разнообразные явления и был постепенно подготовлен в рамках романтического искусства. Так, классицизм XX века как обобщённое понятие по сути являлся классико-романтическим синтезом. При всём отходе от романтической эстетики, модерн во многом стал наследником достижения романтизма: в частности, важнейших «речевых» завоеваний, восприняв семантическую концентрацию понятия «художественное слово», его ассоциативную глубину; а также романтическую идею синтеза искусств, имеющую многовековую традицию. Художественное пространство модерна базировалось на красочно-декоративной основе музыки, живописи, пластике жеста – об этом убедительно свидетельствуют балеты дягилевской антрепризы. Говоря о стилевом универсализме модерна и его классико-романтических аспектах, важно проследить эти влияния на творчество Прокофьева. Прежде всего это всеми признанная смелая новизна его музыки – броскость, полемичность, порой сенсационная; диссонантная острота, небывалый динамизм звукообразов, особая энергетика. Вместе с тем, как уже отмечалось, тонкий художественный вкус Прокофьева, взращённый на классическом наследии, которому, как отмечают исследователи, творчески вторил модерн, направил искания композитора в русло художественного направления «Мир искусства» и содружеству с С. Дягилевым (20-е годы), представив в «Русских сезонах» многие свои балеты. «В мирискусническом балете, утвердившем приоритет зрелищных свойств музыки, „невыразимое“ выразилось через пластику жеста, условность цвета, орнамент декораций, костюмов, сценографии, символику звуковых красок» [16, с. 40]. Именно на этом этапе изменилась хореография, вернее, её классический тип: огромное значение придавалось пластике жеста, выстраивались целые пластические миры, выражающие то, что можно было только домыслить. Кстати, классическая с позиции сегодняшнего времени хореография балета «Ромео и Джульетта» длительное время не понималась как таковая.

На раннем этапе творчества и в рамках среднего периода начался своеобразный стилевой «диалог» Прокофьева с классической традицией, принявший необычайный диапазон. Он включил и обобщающий подход к классической музыкальной традиции, выразившейся в использовании старинных жанров и форм, их изысканной стилизации («Классическая симфония»); это и лирическая интерпретация библейской притчи – своеобразный взгляд сквозь глубину веков (балет «Блудный сын»); возрождение античной темы (симфоническая сюита «Египетские ночи» – знаменитая история Антония и Клеопатры); а также следование традициям русской эпической классики.

Ещё один показательный пример неоклассических традиций в творчестве Прокофьева – многократное использование остинатных приёмов. Остинато (итал. ostinato), как известно, многократное повторение в музыкальной ткани мелодического, ритмического, либо гармонического оборота, в сочетании со свободным развитием в остальных голосах. В структуре целого остинато играет важнейшую формообразующую роль. Остинатные приёмы вошли в музыкальную практику в XIII веке, терминология используется с XVIII века. В полифонической вокальной музыке XV – XVI веков это повторения cantus firmus в мотетах и мессах композиторов нидерландской школы. С XVI века широко используется форма basso ostinato. Один из примеров использования вариаций на soprano ostinato в музыке XX века – разработка первой части Симфонии №7 Д. Шостаковича (1941). Таким образом, в XX веке (как и в романтическом искусстве XIX века) роль остинатных приёмов ещё более возрастает, что определяется осознанием огромных выразительных возможностей этого принципа, таких, как передача особо устойчивых состояний, нагнетение напряжения и др. Так, в опере Прокофьева «Война и мир» следует отметить своеобразие применения приёмов остинато: в VI картине, целиком посвящённой обрисовке образа Наташи; в сцене диалога Наташи с Ахросимовой (после неудавшегося побега с Курагиным), длительное время звучит малый минорный септаккорд от звука «es» на фоне лейтритма. Это сочетание, предельно нагнетая атмосферу сцены, становится дополнительным средством характеристики образов и ситуации. Следует отметить, что ритм у Прокофьева всегда служит средством объединения эпизодов сочинения, т. е. следует говорить об использовании ритмической драматургии в композициях монтажного типа (логика приёмов киноискусства естественно входит в творческий арсенал многих композиторов XX века). В XII картине оперы, в сцене бреда князя Андрея, композитор использует остинатный приём в условиях хоровой фактуры: альтовые, женские голоса многократно произносят слоги, не имеющие смысловой нагрузки – «пи-ти», нагнетая психологическое состояние слушателей. В момент возвращения сознания героя «видение» исчезает. Это необычная драматургическая находка в смысловой ткани сцены; в момент смерти героя опять действует ритмическое начало, «рисуя» прерывистое биение пульса (аналогично решена сцена смерти Меркуцио из балета «Ромео и Джульетта», №34) – создаётся полная зрительная достоверность образов. Так театр Прокофьева становится театром композитора-режиссёра.

Ещё один примечательный момент в эволюции стиля Прокофьева касается оперного творчества: создание ранней оперы «Любовь к трём апельсинам» (зрелищной оперы-пантомимы, пародирующей образно-эмоциональные стереотипы романтической оперы) по сказке Карло Гоцци (1919) по договору с Чикагским оперным театром. Идея была подсказана знаменитым режиссёром В. Мейерхольдом. Известно, что многие элементы искусства Прокофьева носят зрелищный характер, и такие жанры, как опера или балет, отвечали этому всесторонне. Дягилев в те годы подчёркивал, что оперная форма отмирает и нужно развивать балетное искусство. Мейерхольд, всячески пропагандировавший творчество Прокофьева, опровергал это, считая важным овладение опытом импровизации народного театра, считая его неисчерпаемым и усматривая в этом коренную особенность итальянской комедии dell arte. Этим объясняется обращение к творчеству Гоцци (XVIII), тяготевшему именно к этим характерным особенностям итальянской народной оперы. Следует отметить, что «Любовь к трём апельсинам» принадлежит к разряду речитативных; исследователь О. Степанов [21] напрямую связывает её с «театром масок» итальянской комедии.

Стилевые искания раннего Прокофьева осуществлялись в рамках модерна начала XX века, возникшего «в стилистическом контексте рубежа столетий – позднего романтизма, мистических концепций символизма, трагической безысходности экспрессионизма» [16, с. 41].

Жанр фортепианной миниатюры: в рамках романтического искусства жанр имел огромную популярность и представлял собой небольшую инструментальную пьесу, написанную в форме периода, рондо, а также простой 2-х, 3-х частной форме; часто имеет программный характер. Миниатюра может являться самостоятельной пьесой, может быть объединена в цикл. Жанр фортепианной миниатюры встречается в творчестве композиторов-романтиков: Шуберта, Шумана, Листа, Мендельсона, Шопена и др.

Фортепианный цикл миниатюр Прокофьева «Мимолётности» (1915 – 1917) появился в мировой музыкальной культуре позднее, в 1915 году. Этот цикл является спутником многих капитальных сочинений композитора. Он представляет собой 20 разнохарактерных пьес: впечатлений, зарисовок, образов, собранных в своеобразный «калейдоскоп». Налицо все признаки классического жанра миниатюры – использование простых форм, программный характер пьес. Интересен и показателен момент темповой характеристики пьес, указывающей не только на тип движения, но и на характер исполнения: изящно (№6), насмешливо (№10), свирепо (№14) и т. д., образуя целый театр.

Сам Прокофьев в «Автобиографии» выделяет следующие образные сферы своего творчества: классическая, лирическая, новаторская, скерцозная. Уточняя эти образные категории его музыки, можно назвать эпическую тему, входящую в область классической сферы. Эпическая линия вбирает историю, сказку, жанровые и лирико-созерцательные образные линии, одухотворённые мечтой о прекрасном – то, что называется мечтой об идеале. Исследователи особо отмечают значительное дистанцирование композитора от отображения трагических событий своего времени (в противоположность Д. Шостаковичу). Этот факт говорит о глубокой укоренённости в сознании художника неоклассической этической установки, которая переросла собственно эпоху модерна, став частью эпического мироощущения Прокофьева как русского композитора и продолжателя многих русских традиций. Этим объясняется во многом и выбор тем и сюжетов, и их трактовка. А. Шнитке справедливо отмечает: «Зная правду о своём веке, Прокофьев отказывается от показа повседневно человеческого, ради идеальной человечности» [цит. по 16, с. 46]. Следует отметить, интерес композитора к рациональному, объективному анализу природы человеческих поступков, а в дальнейшем исторических событий современности, закономерно направил творчество Прокофьева в русло эпической традиции русского искусства, вобравшей и драму, и лирику. Так, лирика Прокофьева, призванная воплотить красоту души, именно классически уравновешена.

Мир игры, стилевые переклички, парадоксальные музыкально-жанровые синтезы, ставшие частью искусства модерн, во многом определяют способ взаимодействия Прокофьева с классической сферой, позволяя новаторски переосмыслить образные, жанровые модели, создавать свою звуковую реальность, своё ассоциативное образное пространство. В композициях классического типа образуются неожиданные образно-смысловые акценты (например, в Классической симфонии №1 включение гавота, преувеличенно манерного, не типичного для классического цикла).

Таким образом, в индивидуальном синтезе классических, романтических и футуристических образно-стилевых линий в творчестве С. Прокофьева проступили характерные веяния эпохи, сказавшиеся в склонности к афористической точности, столь характерной для театральной природы мышления композитора, лаконизмом и красочной пластики художественного высказывания.

В работе рассмотрены некоторые черты стиля выдающегося русского композитора-классика XX века С. Прокофьева, касающиеся взаимодействия традиций и новаторства в его творчестве; затронуты вопросы периодизации, а также рассмотрены и проанализированы на примере некоторых сочинений композитора следующие аспекты творческого мышления: мелодика и гармония. Завершает работу раздел «Неоклассические и неоромантические черты творчества Прокофьева в контексте стилевых тенденций XX века»

Вопросы по теме: «С. С. Прокофьев. Некоторые черты творческого стиля»

1. Роль фортепианной музыки в творчестве Прокофьева.

Фортепианная музыка разнообразных форм – от миниатюры и циклов небольших, чаще всего программных пьес до сонат (четыре из них написаны ранее 1917 года) и концертов – лидирует в раннем периоде творчества Прокофьева. Именно в малых программных фортепианных пьесах созревает самобытный стиль композитора, в крупных жанрах этого происходит несколько позднее. Вторая волна подъёма прокофьевской фортепианной музыки – конец 30-х – начало 40-х годов, когда была написана триада сонат (Шестая, Седьмая и Восьмая), которая по эпической мощи и глубине драматических конфликтов почти не уступает симфониям той же поры – Пятой и Шестой.

2. Роль вариантных принципов развития в творчестве Прокофьева.

Вариантность в творчестве Прокофьева является не только важным приёмом формообразования, но и главным принципом развёртывания всех компонентов музыкальной речи, благодаря которому образы способны представать в моносмысловом и полисмысловом ракурсах, контрастно меняя свои жанрово-стилевые признаки, что многократно отмечалось исследователями музыки Прокофьева. Вариантность проявляет себя как на тематическом, так и на композиционном уровне: в эмоционально-смысловом варьировании оттенков образа она усиливает динамизм и напряжённость к концу «формы-процесса».

Список использованных источников

1. Арановский М. Мелодика С. Прокофьева.– Л.: «Музыка», 1969. – 231 с.

2. Банья М. Композитор как интеллигент и опера как альтернативное повествование о первых годах русской революции в эпоху сталинизма (об опере «Семён Котко» С. Прокофьева) / Новейшая история России. —2013. – №3. – С. 187 – 198.

3. Большая Российская энциклопедия. Том XX. – М.: Науч. изд-во «Большая Российская энциклопедия», 2012. – С. 581 – 585.

4. Бражник Л. Ангемитоника в русской музыке / Казан. гос. консерватория. – Казань, 2013. – 176 с.

5. Волков А. Об оперной форме у Прокофьева / Музыка и современность. Сборник статей. Выпуск 5. – М.: «Музыка», 1967. —

С. 74 – 118.

6. Гаврилова В. «Огненный ангел» С. Прокофьева: размышления о «западноевропейском» в русской опере / Новейшая история России.– 2015. —№1. – С. 169 – 179.

7. Гаккель А. Фортепианное творчество С. Прокофьева. – М.: «Музыка», 1973. – 214 с.

8. Девятова О. Сергей Прокофьев в Советской России: конформист или свободный художник? / Художественный мир современности: научная дискуссия.– 2015.– №2. – С. 39 – 59.

9. Долинская Е. Театр Прокофьева. – М.: «Музыка», 2015. – 329 с.

10. Друскин М. Музыкальный театр С. Прокофьева. – М.: «Музыка», 1973. – 183 с.

11. Левашов В. «Золушка» С. Прокофьева / Вопросы современной науки. – М.: «Музыка», 1983. – С. 84 – 119.

12. Мнацаканова Е. Несколько заметок об опере Прокофьева «Игрок» / Музыка и современность. Сборник статей. Выпуск 3. – М.: «Музыка», 1965. – С. 122 – 145.

13. Нестьев И. Жизнь Сергея Прокофьева. – М.: «СК», 1973. – 660 с.

14. Нестьев И. Классик XX столетия / Сергей Прокофьев. Статьи и материалы. – М.: «Музыка», 1965. – С. 11 – 54.

15. Прокофьев С. Автобиография. – М.: «Музыка», 1950. – 669 с.

16. Птушко Л. История отечественной музыки XX века: Учебное пособие. – Н. Новгород: ННГК им. М. И. Глинки, 2010. – 112 с.

17. Сабинина М. Об оперном стиле Прокофьева / Сергей Прокофьев. Статьи и материалы. – М.: «Музыка», 1965. – С. 54 – 94.

18. Сабинина М. Прокофьев / Музыка XX века. Очерки. Часть II (1917 – 1945) – М.: «Музыка», 1984. – С. 7 – 44.

19. Савкина Н. Опера «Маддалена» С. Прокофьева / Советская музыка. 1990. – №4 – 5. – С. 19 – 69.

20. Скорик М. Особенности лада музыки С. Прокофьева / Проблемы лада. Сборник статей. – М.: «Музыка», 1972. – С. 226 – 239.

21. Степанов О. Театр масок в опере С. Прокофьева «Любовь к трём апельсинам». – М.: «Музыка», 1972. – 174 с.

22. Тараканов М. Стиль симфоний Прокофьева. – М.: «Музыка», 1968. – 431 с.

23. Холопова В., Холопов Ю. Фортепианные сонаты С. Прокофьева. – М.: «Музыка», 1967. – 199 с.

24. Холопов Ю. Н. Современные черты гармонии Прокофьева. – М.: «Музыка», 1967. – 478 с.

25. Шнитке А. Особенности оркестра С. Прокофьева / Музыка и современность. – М.: «Музыка», 1973, Выпуск 8. – С. 202 – 229.