На языке эльфов

– Эльфом. – Мне несложно, поверь. Играть с тобой в наперстки. Просто ты проиграешь раньше, чем думаешь продержаться.

– Ты говорил, ты и сейчас эльф.

– Тогда я был настоящим. Потомственным.

– Можно по порядку? – Меняешь угол, кладешь локоть на спинку стула, играешь пальцами в воздухе, пытаешься достать до центра. – Эльфы были всегда?

– И снова больше, чем один вопрос, Чоннэ.

– Это все еще попытка расшифровать ответ на основной.

И опять просто смотришь. Упрямый.

Очень упрямый. Это, наверное, самая яркая черта твоего характера среди всех, какие мне удалось распознать на расстоянии и вблизи. У тебя глаза застывают в такие моменты. Упрямо в одной точке, найденной где-то среди моих зрачков.

– Эльфы были очень давно. – Я понимаю, что сдаюсь. Что ты манипулируешь почти влегкую, просто управляешь своим взглядом. Мне это не нравится. Очень сильно. Чувство еще чьей-то власти кроме своей. Ужасно не нравится, но я просто. Просто что? Просто делаю вид, что позволяю себя склонять. – Тысячи лет назад. Целые народы, королевства.

– А что потом?

– То же, что и всегда. Люди хотели быть королями. Разделять, объединять. Все, что приводит к сражениям. Все, что в вашей натуре.

– А что за натура у эльфов? Вы к чему стремитесь?

– Путь эльфа – это путь к самому себе.

– Познание самого себя? – У тебя нога слегка качается. Та, что на подножке. Колено подпрыгивает немного, мне видно точно так же, как и потасовки за пределами купола, – периферийно. – А как же мир?

– Ты отражаешь то, что вокруг тебя. Все, что вокруг тебя, отражает тебя. Познаешь себя – познаешь мир.

– Эльфы никогда не воевали?

Это вопросы, которые доказывают, что ты меня не просто слышишь.

А зачем? Зачем ты меня слушаешь? Я же все равно заставлю тебя проиграть:

– Мне говорили, что нет. Я не жил во времена первых людей. – Гляжу в упор. Прямо в ответ. – Родился в годы, когда эльфов осталось очень мало и им приходилось скрываться в человеческих городах или отправляться скитаться, чтобы никто не уличил их в вечной молодости.

– Тебе тоже пришлось?

Ну, хорошо, Чон Чоннэ. Пусть будет по-твоему.

– Моя мама была такой же, как я, – эльфом нового поколения, рожденная уже в вашей эре. Отец принадлежал к древнему роду, во времена средних земель он был королем. Его королевство называлось Эсфаль. Это долина грозовых облаков. Там никогда не было снега или солнца, всегда шли дожди. – Иногда мне кажется, что моя страсть к влаге и сырости – от него. – Отцу было больше шести тысяч лет, и он знал очень много. Больше, чем все остальные в то время. Когда Ибн Сина открывал процесс перегонки эфирных масел и способ добычи кислот с гидроксидами, ему помогал мой отец.

Сначала ты молчишь немного.

– Ибн Сина? – А потом хмуришься. – Авиценна?

Я молчу.

Что мне еще сказать? Кивнуть, подтвердить, заверить? Что дальше, Чоннэ? Смеяться или скептически мотать головой. Какой ты тип человеческой личности? Показывай.

– Охуеть.

Я машинально щурюсь.

А ты виновато откашливаешься, приподнимая брови, и добавляешь:

– Я тащусь от Авиценны. Я по нему курсовую писал в прошлом году.

А я мог бы написать курсовую о тебе, чтобы начать полноценно анализировать и задаваться вопросами, но лучше сыграю эту партию до конца:

– Тогда ты знаешь, что он служил в Исфахане при дворе эмира и имел все условия. Благодаря ему у отца было свое место. Он работал врачом. – Коленка у тебя больше не раскачивается. И пальцы не играют в воздухе. – Были плохие времена, но в целом тогда мы жили хорошо.

У тебя нечитаемое выражение лица. Немного взбудораженное и определенно вовлеченное. Что это за выражение? Выражение чего?

– Только не говори, что твой отец был тем незнакомцем, которому Ибн Сина перед смертью продиктовал завещание?

Если б я давал волю своей мимике, показал бы, что удивлен.

Наверное, дело в том, что ты с исторического факультета. С будущими историками игра в наперстки все равно другая. Сразу и не пришло в голову.

– Не буду, если не хочешь.

Смотрю и думаю: почему ты слушаешь и воспринимаешь? Что ты потом с моими словами сделаешь? Передашь друзьям, чтобы посмеяться? Хочется мне или не хочется, откуда-то ясно, что так ты делать не будешь.

Ты.

Ты не такой. Какой?

Есть вероятность, что я под этим… стандартным флером, которым пудрится головной мозг у всех полиаморов, стоит им кем-то увлечься. Пыльца глупости, проектирующая идеализированный облик.

Насколько глубока эта глупость? Какая глубина, какой ты. Разболтаешь ли. Или промолчишь. Взвесишь, задумаешься о процентах и вероятностях. Или поставишь мне какой-нибудь диагноз. Их много. Мне точно что-нибудь подойдет.

– Ты бы не стал все это придумывать, чтобы позабавить народ?

Анализирую выражение лица. Оно соответствует голосу: любопытствует.

– Я не очень забавный.

– Точно. – И уголки губ вверх: сначала один, за ним второй.

И вот уже полноценная улыбка. Смесь обаяния и любования.

Я же вижу, как ты смотришь вблизи. Рисуешь меня глазами.

– Давай тогда договоримся?

– И о чем на этот раз?