– Ну так, перенесем, значит. Ваше имя?
– Михаил Николаевич Лукин.
Вера с недовольным лицом полезла в нижний ящик стола и выудила оттуда карточку с именем пациента.
– Лукин, значит, – произнесла Вера со вздохом, а потом иронично улыбнулась и продолжила: – Вам бы в ЗАГС в таком виде, а не на сеанс психолога. Оставьте здесь, – она указала ладонью на стойку, – я передам.
– Точно передадите? Я ведь ещё приду.
– Точно-точно, – она потянулась к цветам и получше устроила их, а конфеты припрятала в шкафчик.
Влюблённый ушёл, глубоко вздыхая. Уже много раз ему приходилось сталкиваться с подобными побегами своего любимого психотерапевта: то у неё срочный вызов, то она заболела, то у неё другой пациент, то время сеанса вдруг становилось короче обычного, и ей срочно нужно было покинуть неизменное место их встреч.
Мимо разочарованного Михаила на выходе проскочил парень с растерянным видом и барсеткой в руках.
– Доктор у себя? – резко спросил он, подходя к приёмной стойке.
Не спеша Вера поджала губы, которые усердно подкрашивала, глядя в зеркало, и ответила:
– Принимает посла. Занят.
– Значит, у себя, – ответил парень и быстро взобрался по лестнице на второй этаж. Это Нестеркин, который сейчас поспешно оглядывает пустующий коридор. Он взглянул на наручные часы – они показывали без двадцати пять вечера, поэтому, не теряя времени, он мигом заглянул к Серебрякову. Доктор сейчас один и с увлечением читает книгу, которая, по всей видимости, захватывает его.
– Александр Дмитриевич, – обратился парень, выглядывая из-за двери, – я зайду к вам?
– Входи! Приём у меня уже как полчаса назад закончился. Сегодня только двух отработал как следует и вышли, как новенькие.
– Хорошо бы всем так, ну, как новенькие, – ответил Нестеркин, осторожно проникая в кабинет.
– Андрея ждёшь?
– Да, он мне вчера вечером позвонил, сказал, чтобы я здесь был. Дела какие-то появились.
– Дела, – важно сказал доктор, не отрывая взгляда от книги, – у всех свои дела. Сейчас он там посла голландского перепрошивает. А недавно картины к себе в кабинет притащил. И откуда он их взял, ума не приложу…
– Картины?
Нестеркин удивлённо вскинул брови, понимая, что на шефа это не похоже, и о каких именно картинах идёт речь – непонятно.
– Да, ещё и красивые такие, дорогие, наверное. Видно, что от руки написаны.
Нестеркин вздернул плечами и перевел тему, восхищаясь тем, что Андрей Владимирович принимает у себя таких серьёзных персон, как посол Нидерландов.
– Всё намного проще, чем ты думаешь, – отвечал ему Александр. – Послы тоже люди, им помощь, как и нам, обычным кривозубым крестьянам, нужна. Хотя, если бы они поработали денёк так, как обычный русский мужик на заводе, тогда бы никаких проблем и не было.
– Рассуждаете вы не как психотерапевт, Александр Дмитриевич, – осмелился заявить парень.
– Я для них психотерапевт, а для обычных людей, которые привыкли работать руками и не перекидывают на голову все проблемы, я – обычный русский мужик. А ты, Коль, как считаешь? Дело мы делаем с Бояркиным, или же дураки мы последние?
– Вы профессионалы своего дела, это всё, что я могу о вас сказать.
– Скучный ты парень. Бегаешь вот по приказам Андрея, а он тебя ведь ни во что не ставит, как с собакой обращается.
– Ну, это вы преувеличили. Я делаю своё дело, а деньги не пахнут.
– Тоже верно, – ответил доктор и вновь погрузился в чтение.
Разрешив парню переждать в своём кабинете, пока столь серьёзное лицо не покинет здание клиники, Серебряков, задумчиво хмыкая, вынул карандаш из кармана халата и начал что-то подмечать в книге.
Глава 6. Посол
Перенесемся в кабинет доктора Бояркина и посмотрим на работу психотерапевта.
Мужчина довольно пожилого возраста с сединой в бороде и зачесанными назад темными волосами сидит напротив Андрея Бояркина в мягком белом кресле и задумчиво глядит на пол. Его привело сюда довольно распространенное для многих жителей нашей планеты явление – проблемы в личной жизни. По словам посла, он устал слышать в свой адрес упреки: какой он черствый и все время уделяет лишь работе или своим друзьям и коллегам.
Сейчас господин Брауэр размышлял над вопросом доктора: «Когда вы в последний раз проводили вечер наедине со своей женой?»
Андрей не торопил пациента с ответом, лишь делая все новые и новые пометки в блокноте, который держал на коленях.
– Не могу вспомнить, помню лишь, что благодаря таким вечерам у нас появлялись дети с Каролиной, – ответил с голландским акцентом и улыбкой на лице.
Бояркин оторвался от записей, поправил очки в черной оправе и серьезно заявил:
– Господин Брауэр, вы, без всяких сомнений, нужный государственный деятель, но тема отношений внутри вашей семьи очень важна. А вы давно интересовались у супруги, как обстоят ее дела? Как ее работа и, в целом, в каком мире она живет? Ведь, как всем нам известно, мир для каждого человека строится свой, и может случиться такое, что вы, мистер Брауэр, могли не заметить изменения в мире своей супруги. Я понимаю, разговор с женой – это не то, что вам всегда дается легко, но осознайте, что женщины видят заботу совершенно в ином ключе. Обсудите, что каждый из вас вкладывает в понятие любви.
– Доктор, но я то люблю ее, а она на днях сказала мне, что я черствый эгоист!
– Но она чувствует вашу любовь? Важно понять, что для нее понятия любви – это нечто другое, нежели для вас. Тогда я спрошу по другому: что ей нравится? Это может быть красивая посуда, цветы, украшения и так далее.
Посол вновь задумался. Казалось, его голова сейчас гудела, как рой пчел в улье. Только доктор вновь хотел заговорить, как Брауэр занес указательный палец вверх и, насупившись, произнес:
– Ей нравится персидская сирень. Это я точно помню. Когда мы в восемьдесят восьмом году приехали в Россию, она побывала на ярмарке цветов в Москве. Она еще была недовольна, как неумело высаживают тюльпаны в грунт, но эта сирень ее поразила. Тогда помню, она принудила меня купить эти чертовы кустарники для нашего загородного дома. Лишняя работа для садовника, но как она радовалась!
Доктор улыбался, пока слушал этот рассказ, но его долг принуждал к серьезному анализу, и он продолжил наставление:
– Вам ведь будет не сложно купить букет персидской сирени для нее и попросить домработницу украсить ею стол перед ужином?
– Средств теперь предостаточно на это… Все средства есть, кроме времени.
– Самое важное сейчас – это понять ценность времени, которое у вас есть. Как сказал Соломон: «одному ведь никак нельзя согреться». Поэтому, действительно, постарайтесь быть чуть мягче, отложите газету, когда будете завтракать, и лучше спросите что-нибудь о ее делах. Самое главное – это время, которое люди проводят вместе. Разве чтение утренней газеты стоит на одних весах с вашей личной жизнью?
Посол подпер подбородок кулаком и многозначительно хмыкнул. Это значило его согласие и довольство ясностью мыслей доктора.
– Я посоветовал бы вам отвлечься еще раз от своих профессиональных задач и изменить вектор в сторону семьи. Ваша дочь, Линда, ведь уже взрослая и видит, что родители холодны друг к другу?
– Да, ей в этом году исполняется двадцать два! Она хоть и съехала от нас, но по-прежнему выслушивает жалобы матери на меня.
– Чтобы этого не происходило, выделите хотя бы час, который вы и ваша супруга смогли бы провести вместе, если не в день, то в неделю. Сделайте первый шаг, а потом она сама подтянется к вам, вот увидите.