И я помогаю, чем могу, хотя порой кажется, что ничем не могу… Я сама слабая. Тепличное растение.
Жизнь в деревне сурова. Сюда как будто не весь технический прогресс доходит. Теряется где-то по пути и приходит остаточным явлением в виде кнопочных телефонов-кирпичей и спутниковых тарелок, что на каждом доме пестреют разноцветными блинами.
На улице сразу оказываюсь подвергнута нападению Цуцика. Он истерично лает, хотя я здесь уже пять месяцев живу. Пора бы привыкнуть…
– Хороший мой, сейчас я тебя накормлю, не буйствуй. – Медленно боком двигаюсь к бане за «каструлем».
Ставлю перед Цуциком глубокую железную миску с чем-то, что с натяжкой можно назвать едой. Деревенские варят собакам странные харчи, в которых всё: от картофельных очисток, до чёрствого хлеба.
Маруся, что за мной по пятам ходит, идёт ластиться о Цуцика. Трётся мордой о миску, как бы невзначай облизывая края. Цуцик морщит нос, скалится, но кошку не трогает. Терпит.
Ох и бесстрашная же ты, Маруся!
Перегнувшись через хлипкий забор, зову Дымка.
Нет, загулял наш парень опять. Вернётся через пару дней только.
Забираю тележку для фляги – металлическую палку с крюком, на колёсиках. Плетусь к Шуре.
На её крыльце пустая фляга. Меня ждёт. С тоской смотрю на сорокалитровую бандуру, предвкушая, как потащусь с ней, полной воды, обратно по грязи. Но Шура сама не справится: своего колодца у неё нет.
Прусь до водокачки, открываю вентиль. Привалившись плечом, жду, когда в канистру наберётся вода.
Смотрю на серенький пейзаж.
Да, летом здесь повеселей. Зелено, свежо, пахнет водой и немного тиной, а ещё разнотравьем – пряным, терпким. Земляника растёт прямо под ногами.
Сейчас же лысеющие деревья, скрюченные, кривые, вместе с покосившимися домиками, рисуют картину не самую жизнерадостную.
Но теперь это – моя реальность, и нужно принимать её такой, какая она есть. И вообще радоваться, что возможность на эту самую реальность у меня появилась.
Иногда я не могу поверить в то, что сбежала. Я слишком ручной зверёк, домашний. Привыкший к комфорту. Но иногда жизнь не то, что ставит ультиматум, она буквально вышвыривает тебя из лодки в ледяную воду. И барахтаешься ты потом, как можешь, лишь бы продолжать дышать.
Пру флягу обратно. Получается очень медленно. Ноги в резиновых сапогах, болтающихся на моей узкой стопе, проскальзывают в мокрой, склизкой жиже.
– Здрасьте, дед Миша! – Машу рукой.
Деда Миша вытаскивает сигарету, выпускает густой дым изо рта.
– Лета, загляни как-нибудь. У меня, кажись, телевизер сломался.
– Загляну!
Обратная дорога занимает почти пол часа, хотя идти метров пятьсот.
Оставляю флягу на крыльце. Разуваюсь там же. Захожу в дом.
– Баба Шура!
Тишина.
– Шурочка, я вам воду привезла! В умывальник залить?
Снова тишина.
Обеспокоенная, иду в спальню хозяйки.
Баба Шура лежит с капустным листом на голове. Лицо землистое, серое. Под глазами тёмные круги.
– Баб Шура, вы чего? – Падаю у кровати, отыскиваю сухую, морщинистую ладонь.
– Летушка, ты это? – Слабо улыбается, сжимает мои пальцы. – Да нормально всё. Просто прилегла.
– Вам плохо?
– Неет! Нет, нормально всё со мною, не переживай, девочка. Полежу и пройдёт.
Менталитет людей этого возраста. Даже при смерти не сознаются ведь, что плохо!
– Какие таблетки вам принести?
– Там, от давления… Возле чайника, в коробочке голубой.
Нахожу таблетки. Несу вместе со стаканом воды. Помогаю Шуре привстать, и пока она пьёт, взбиваю подушки под её спиной.
– Завтракали сегодня, баб Шур?
– Яичко съела. – После задумчивой минутной паузы.
– Нельзя так. Ай-яй-яй! Откуда у вас силы будут? Обязательно нужны углеводы! Я сейчас приготовлю, вместе позавтракаем.
Баба Шура слабо отнекивается, пререкается, но я непреклонна.
Варю геркулес. На печь кладу оттаивать замороженную смородину и клубнику. Ягода крупная, хорошая, со своего огорода. Ставлю чайник.
Пока завтрак готовится, замачиваю в тазике грязную посуду.
Раскладываю кашу по тарелкам, украшаю ягодами, присыпаю слегка сахарной пудрой. Сервирую застеленный цветастой клеёнкой стол.
Почти как в ресторане…
– Баб Шур, пойдёмте есть.
Ковыляет потихоньку из спальни.
– Вот каша, полезная, с ягодами. И витамины, и энергия. И чай тёпленький.
Присаживаюсь тоже за стол.