Парни из Манчестера. Пригнись, я танцую

– Еще не поздно уйти в бизнес-школу? – поднимает та тоскливый взгляд.

– Боюсь, уже не получится, – улыбается Кэтрин.

Хейли повторяет это с тех пор, как оказалась здесь. Не то чтобы она и правда собиралась уходить из медицины – что означало бы не только бездарно потраченное десятилетие, но еще и прорву денег, – но Кэтрин ее все равно понимает.

– Миссис Уильямс сведет меня в могилу, – тихо произносит Хейли, когда Кэтрин прикрывает за собой дверь. – На этот раз она решила, что аденокарцинома питается сахаром. И требует у меня инсулин для снижения уровня сахара в крови.

Этому можно только посочувствовать: в прошлом месяце Хейли, как революционер на баррикадах, боролась против лечения перекисью водорода, назначенного миссис Уильямс самой себе. Та способна придумать все что угодно, лишь бы не ложиться на стол к хирургу.

– Зато отсутствие сахара поможет ее весу, – пожимает плечами Кэтрин. – Ты уже объяснила про инсулин?

– Дважды, – Хейли устало трет виски, – пока не помогло. Пойду на новый заход.

– Может, напугать тем, что гипогликемия убьет ее мозг? И она умрет раньше, чем успеет заморить голодом аденокарциному.

– Ее это не волнует. Лишь бы пищевод остался.

Проглотив отвратительную шутку о том, что мозгом миссис Уильямс не думает, а вот в пищевод ест, – только бы не рассмеяться самой, – Кэтрин опускается на стул напротив Хейли.

– Ладно, как там твой пациент-поклонник? – отвлекается от работы та.

– Ты не представляешь, что он сделал, – вздыхает Кэтрин. – Не хочу сейчас рассказывать, я еще сама не знаю, как чувствую себя по этому поводу.

– Бранч в субботу? – предлагает Хейли.

– Отличная идея. Для такой истории точно нужно что-то покрепче кофе из нашего монстра.

Кэтрин оставляет Хейли одну и отправляется к лифту. Она уже не злится на Тома – тем более что вчера сама пришла к понятию «очаровательный сталкинг». Нет, ничего правильного в его действиях не было, но этот переживающий голос, искренняя забота… Пройдет пара недель, и Кэтрин, возможно, простит. Тогда они и обсудят чертово свидание, которого, если быть совсем уж честной, ей и самой хочется.

Чем-то он цепляет, такой разный, но открытый и настоящий. Может, улыбкой и сияющими глазами или честностью, которая балансирует на грани с неприкрытым хамством. Том Гибсон… В застегнутом на все пуговицы мире Кэтрин он кажется глотком свежего воздуха.

Двери лифта раскрываются на парковке, и только в этот момент она вспоминает, что до сих пор не вызвала «убер». Наверное, это к лучшему: можно спуститься в метро, проехать до Гарлема и там зайти на рыбный рынок. От мыслей о свежих креветках и осьминогах усталость словно исчезает, и теперь Кэтрин сама себе напоминает маму. Та тоже ради хороших продуктов готова пройти не одну милю.

– Кейт, – рядом с ней вырастает Том, – привет. Ты уже освободилась?

Она останавливается, несколько раз моргает, но долговязый англичанин перед носом не исчезает. Что он тут забыл?

– Здравствуй, – ошарашенно произносит она и в панике оглядывается. – Зачем ты здесь?

– Нам нужно поговорить, – серьезно отвечает он. – Все обсудить. Давай я отвезу тебя домой.

– Я вызвала «убер», – врет Кэтрин.

– Отмени, – он кивает в сторону, – я отвезу.

– Я не собираюсь домой.

– Хорошо, скажи, куда едем.

– Едем, – повторяет Кэтрин. – Мы? Мы с тобой – никуда. Я сама доберусь.

– Я лучше «убера», поверь, – Том берет ее за руку и заглядывает в глаза, – я бы даже шашечки нацепил, но у меня кабриолет, там некуда.

– Не понимаешь, что я на тебя зла?

– Отлично понимаю, поэтому и приехал. Нам нужно поговорить.

Совсем потерявшись, она замолкает и дает отвести себя к серебристому спорткару на два сиденья, который одновременно выглядит и как ретро машина, и как авто из фантастических фильмов.

– Я лучше, правда. – Том открывает дверцу со стороны пассажирского сиденья и помогает Кэтрин сесть. – И, если хочешь, готов отвезти тебя куда угодно. Хоть в Филадельфию.

– Мне нужно на рыбный рынок в Гарлеме, – не своим голосом произносит она.

– Разве он не закрывается в шесть? – спрашивает Том, когда опускается рядом. – Кстати.

Он поднимает стоявшую между сиденьями корзинку с белыми примулами, смущенно и даже краснея протягивает ее Кэтрин:

– Это тебе.

Она хорошо знакома с такими цветами: в Корее они символизируют первую любовь. Вряд ли Том знал, но для парня из Европы это как минимум странный выбор.

– Нравятся? – тихо спрашивает Том.

– Да, – кивает Кэтрин. – Спасибо.

Это очень красивый букет. Небольшой, с виду простой, но он похож на все, что выражает сам Том, и весной кажется особенно актуальным. А еще чувствуется тонкий, но приятный аромат.

Ей давно, очень-очень давно не дарили цветы.

– Итак, – он заводит машину и начинает выезжать с парковки, – Гарлем, значит. Ты любишь готовить?

– Иногда, – признается она. – Это экономит деньги.

– У меня братишка любит готовить, его успокаивает. Ты его видела, когда мы в баре были. Гэри.

– Том, не заговаривай мне зубы, – Кэтрин берет себя в руки и отрывает взгляд от цветов, – ты хотел объясниться.

– Что произошло с доктором Райт? – спрашивает он, но его глаза сосредоточены на дороге.

Кажется, у него крутая машина: Кэтрин таких еще не видела. Выглядит старой, но не потому что потертая… сложно объяснить. Наверное, просто так больше не делают.

– Это не очень важно для нашего обсуждения.

– Не согласен, – упрямо произносит Том. – Чем я могу помочь? Если начальница угрожает твоей карьере, давай найду ее руководителей. Мне не тяжело. Если я правильно понимаю то, как работает ваша система, им не захочется терять такого пациента.

– Ты так и не понял сути. Вопрос не в реакции Жасмин.

– Ее зовут Жасмин? – Он резко поворачивается: – Как принцессу из мультика?