За полчаса до конца детства

Сделать православную смену со своей программой на базе обычного лагеря придумали десять лет назад Александра Викторовна и Елена Георгиевна. Место для их идеи нашлось в спортивном лагере «Жемчужина», который отдал под её воплощение половину домиков и два больших корпуса. К моменту, когда я впервые поехала на эту особенную смену, мне уже доводилось бывать несколько раз в обычных лагерях, и я знала их стандартный набор мероприятий: спортивные соревнования, дискотеки, несколько игр за три недели – «Зарница», «День Нептуна», «Мисс и Мистер лагеря» и что-то ещё в том же роде. От лагеря с пометкой «православный» я ждала чего-то совершенно другого: может быть, большей строгости и отрешённости. Однако всё оказалось иначе. Помню, меня со смехом спросили:

– А ты, что, думала, здесь только молятся и жития читают?

Да, именно так я и думала, и в первый сезон с недоумением привыкала к тому, как выглядит православный лагерь в реальности. Утреннее и вечернее молитвенное правило совсем короткое – всего-то три молитвы[5 - Имеется в виду правило Серафима Саровского, которое состоит из троекратного произнесения молитвы «Отче наш», троекратного произнесения «Богородице Дево, радуйся» и однократного произнесения «Символа веры». Правило было составлено святым для людей, не имеющих возможности читать положенные утренние и вечерние молитвы целиком.]! Девочки всех возрастов преспокойно встречаются с мальчиками – и не только со своими, но и с атлетами из параллельной смены. Даже на дискотеки, которые устраивает другая смена, разрешают ходить! В самом деле, что это такое? Совсем не видно, что мы другие, что мы – православные! А мне непременно всегда хотелось видеть, ощущать во всём эту непохожесть, эту особенность.

На самом деле особенностей-то было предостаточно. Наше времяпрепровождение очень отличалось от того, чем занимались спортсмены, располагавшиеся в соседних домиках. После зарядки, завтрака, линейки и уборки – стандартных мероприятий для всех смен – те начинали слоняться без дела до обеда, а у нас шли поотрядные занятия. Причем, всякий день разные.

Например, в один день Ариадна читала нам стихи, рассказывала поучительные истории из жизни великих писателей, разбирала образы и подоплеку их произведений. И всё это – с точки зрения верующего человека, чего мне никогда не приходилось слышать в школе.

А на следующий день наш отряд занимался у её племянника Роберта, недавно отслужившего в армии и обладавшего командирским голосом и несгибаемым авторитетом. Сначала он вёл у нас только стройподготовку: мы маршировали, вертелись по команде направо и налево и прыгали в кусты под зычный возглас «Вспышка сзади!» Но оказалось, что Роберт умеет играть на гитаре и гармошке. На третий год вожатства в его военную голову пришла светлая мысль разбавить наши занятия чем-то штатским. И мы стали учиться танцевать под гармошку кадриль, освоили ручеёк и прочие славянские забавы-игры. Александра Викторовна для этой цели даже сшила на всех девочек сарафаны – сама, в течение учебного года.

Конечно, и Елена Георгиевна с нами творила и вытворяла. А дети младших отрядов, которые из соображений безопасности не допускались до выжигания или вырезания, занимались более спокойными искусствами с Кристиной: рисовали, шили кукол или плели фенечки из ниток мулине…

После занятий оставалось около часа до обеда – как раз чтобы собраться всем отрядом со своим вожатым и распределить обязанности для вечернего мероприятия. Каждый вечер после ужина у нас проходила большая игра или тематический концерт – и то, и другое должно было приготовиться в тот же день за пару свободных часов.

А ещё у нас есть спевки! А ещё – отрядные свечки в конце каждого дня, когда весь отряд собирается и обсуждает прошедший день, отмечая хорошие моменты и высказывая пожелания о том, что можно сделать лучше. А ещё!..

…– Почти приехали!.. – кричит Федя, вырывая меня из воспоминаний. Она обладает феноменальной памятью на места? и издалека узнаёт нужный поворот к нашему лагерю, хотя, так же, как и все остальные, бывает здесь раз в году.

– Уже?! – радостно восклицаю я, подаваясь вперёд.

Да, верно, вот и указатель к нашему лагерю, накрепко привязанный к берёзе. Следом за узкой полосой березняка начинается хвойный бор. С нормальной дорогой приходится попрощаться – машины съезжают в настоящий лес. Сухой асфальтовый шум сменяется вкрадчивым шуршанием шин по земле, усеянной иголками. Ход замедляется, и дело вовсе не в рытвинах на лесной дороге. Нет, это специально для меня: для того, чтобы я смогла вдоволь налюбоваться приветливыми высокими соснами! Такие обычно называют корабельными: их ровные стволы, пронзительно взмывающие к небу, предстают перед нами во всей своей золотисто-рыжей красе – ведь только их макушки одеты в темно-зеленые шапки. Чем дальше едем, тем, кажется, выше поднимаются облака, в открытые окна залетает мелкая мошка, но даже она не портит настроение. Наш слух балуют переливистые трели и посвисты неведомых мне птиц – сколько раз я намеревалась разобраться в орнитологии и выяснить, кто есть кто, но до сих пор руки не дошли! Всё легче вдыхается воздух, пронизанный ароматом смолы, всё более чужим кажется городской бензиновый шлейф.

Ещё десять минут тряски по ухабам, распугивая белок, ежей и кузнечиков, и – мы с Федей выскакиваем из машины на центральной площадке лагеря. Следом за нами неспешно выходят Лена и Александра Викторовна.

Я оглядываюсь, быстро-быстро поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, силюсь охватить взглядом всё разом: не поменялось ли чего с прошлого года? Всё, всё так же! Огромные сосны, стройные и тонкие, точно верные стражи, окружающие лагерь, непрерывный фоновый стрёкот насекомых, луговые цветы и травы, солнце, начинающее входить в силу – к нашему приезду уже десять утра – высокое-высокое голубое небо… Слёзы наворачиваются на глаза. И я знаю, что дело не в ярком свете.

Вот большой деревянный крест, который был установлен ещё в первую смену. Здесь мы собираемся по утрам и вечерам на перекличку и молитву. Вот широкий светлый корпус, самый уютный и тёплый, туда обычно селят младших девочек. Он вплотную прилегает к зданию столовой с высоким деревянным крыльцом. Справа от неё – умывальники и беседка. Слева ещё один корпус, на углу которого расположена сцена, а прямо на улице напротив врыты в землю деревянные скамьи. Здесь проходят концерты и дискотеки. За сценой радиорубка – там можно смотреть фильмы и устраивать мероприятия в дождливые дни. За стенкой от радиорубки ещё одна большая жилая комната на двадцать человек. Этот корпус менее уютный и светлый, но тоже тёплый, и у него есть большая веранда во всю длину вплоть до самой сцены. Когда на сцене звенят концерты, часть веранды занавешивается тканью и исполняет обязанности кулис, артистической и гримерной в одном флаконе.

А я всё поворачиваюсь и поворачиваюсь, кружась быстро, почти как в танце. Вот за крестом – две улицы стоящих друг напротив друга домиков, рассчитанных на четыре человека каждый. Но спать в них холодно… Тут нужно упомянуть об одной особенности нашего края, которая в полной мере ощущается и в детских лагерях. Даже летом ночь и раннее утро бывают ощутимо прохладными, хотя днём царствует курортная жара. А наш лагерь мало того, что расположен в глубине леса, что само по себе снижает градус тепла, так ещё и горная речка рядом. Ночью температура здесь опускается до плюс восьми, утром не выйти без тёплой куртки, и такая холодрыга продолжается примерно до половины десятого, пока солнце не прогреет воздух и не вынудит всех раздеться до шорт, футболок и лёгких платьев.

Почему строители, прекрасно осведомлённые о климатических условиях этого места, поскупились на утепление домиков, я не понимаю. Может быть, они считали, что лагерь делается для закалённых олимпийцев, и решили, что тем всё нипочем. Один раз мне довелось жить в домике – сдуру показалось, что это комфортнее, чем с двадцатью девчонками в одной комнате, – но на следующий год я опять запросилась у Александры Викторовны в корпус: мёрзнуть больше не хотелось.

– Ну, здравствуй, Жемчужина! – тихо шепчу я вне себя от радости. – Вот я и приехала снова!

И пока лес что-то шелестит в ответ, Александра Викторовна уже кричит мне, чтобы я забирала свои вещи и тащила их в корпус.

ГЛАВА 5. Жемчужина встречает гостей

23 июля

Детей в эту смену приехало много – полсотни, а то и больше. Я стою вместе со всеми возле медпункта: медосмотр в первый день – обязательная и первейшая процедура. Расселение будет после, а теперь будущие воспитанники православной смены топчутся с вещами возле небольшого домика, отмеченного на двери красным крестом, и изнывают от скуки, пока Александра Викторовна не берёт ситуацию в свои руки.

– Ариадна Харламовна! Кристина Сергеевна! Займите, пожалуйста, освободившихся детей. – При детях директриса зовёт их только по имени-отчеству, даже совсем молодых Кристину и Роберта. Да что говорить – даже Лену, собственную дочь!

Те, кто уже прошёл медосмотр, облегчённо вздыхают и собираются возле названных вожатых. Ариадна отбирает себе восемь человек и ведет играть в игру под названием «репка». И хотя я знаю, почему так хитро улыбается моя любимая вожатая, я тоже честно иду играть вместе с новичками, которые ещё ничего не подозревают.

Ариадна играет в «репку» каждый год в первый день смены. Она раздаёт каждому участнику роль персонажа из одноименной сказки – «бабка», «дедка», «репка» и так далее – и начинает рассказывать всем известную историю. И каждый раз, когда участник слышит назначенную ему «должность», он приседает. Вот, собственно, и всё. Но если бы это было так просто…

– Репка солёная, репка большая, репка жёлтая! Приседай, приседай! Репка, репка и ещё раз репка, и просто репка! – Ариадна на мгновение останавливается, чтобы перевести дыхание и придумать следующую фразу. Она упоминает репку гораздо чаще, чем в оригинальном варианте сказки – это несказанно веселит всех участников. Дети с интересом ждут продолжения. И оно следует:

– А бабка – та бабка, которая жена дедки, – бабка, которая любит семечки, бабка, у которой внучек много… Внучка, почему не приседаем? Бабка, которая варенье варит по воскресениям… Бабка… А ладно, пошла, значит, бабка… Бабка, говорю! – Девочка, играющая «бабку», со вздохом приседает, наверное, в сотый раз проклиная свои босоножки на каблуках. – Бабка, значит, кликнула внучку. Внучка отказывается, у внучки маникюр, внучке себя жалко, внучка не хочет репку тащить! Репку, говорю, тащить! – Мальчик-репка с притворно удрученным видом садится на корточки и отказывается подниматься. Вредному овощу, никак не желающему вылезать из земли, в Ариадниной сказке всегда приходится приседать больше всех, поэтому вожатая назначает «репкой» самого здорового и сильного ребенка, как правило, мальчика.

– Я больше не хочу игра-ать, отпустите меня! – канючит он, словно двухлетний, но в голосе отчётливо слышны нотки смеха. – Я не знал условий игры, это нечестно! Я больше не могу ни сесть, ни встать, ни шага сделать!..

Ариадна, поднимает бровь и скептически смотрит на его накачанные икры, которые явно свидетельствуют о том, что парень привык приседать по меньшей мере раз тридцать за подход. Тот не выдерживает её иронично-сомнительного взгляда и с позором проваливает роль хилого ботаника, разражаясь заливистым хохотом. Мы с энтузиазмом поддерживаем смех.

Я в этот раз назначена на роль «Жучки», и до меня очередь ещё не дошла. На смену «репке» приходит «дедка», который тут же подстраивается под настроение, заданное «репкой», и увлечённо кривляется и стонет, изображая из себя мученика, хотя и этому загорелому жилистому мальчишке сделать подряд восемь приседаний не составляет никакого труда. Но ведь это же так весело: играть в злобных вожатых и несчастных детей, если это всего лишь игра.

– Внучка в модном вечернем платье, внучка с маникюром, внучка приходит к бабке в огород, потому что там растёт… репка вкусная, репка сладкая! Репка вырастет – репку срежут, репку сварят, репка ещё вкуснее будет!.. Ре-е-епка! – воодушевленно продолжает Ариадна, и голос её далеко разносится над центральной поляной лагеря, по которой уже разливается полуденная жара.

…За игрой ожидание пролетает незаметно.

***

С открытием смены у нас никогда не медлят. В первый же вечер мы торжественно отмечаем начало сезона концертом. Так будет и в этом году.

Организационные хлопоты иссякают быстро. К двенадцати часам прибывшие уже проходят медосмотр и разбредаются по домикам. После расселения остаётся как раз немного времени для того, чтобы собраться поотрядно, познакомиться друг с другом и обсудить номер для вечернего мероприятия.

– Круто! – только и восклицаю я, оглядев наш состав в этом году. У меня снова есть повод для счастья. Да ещё какой!

Во-первых, я наконец-то попала в отряд к Ариадне! Во-вторых, обычно Александра Викторовна тасует детей, разбавляя завсегдатаев новенькими, но в этом году она, видимо, решила не разделять «своих», потому что в первый отряд попали все: и Федя, и Света, и Мила с Катей, и Маша, и Сережа с Денисом, и мы с Ирой. Ира тоже «наша», но живет в посёлке, поэтому в городской компании до этого не появлялась и в моём повествовании раньше не упоминалась. В довершение чудес ко всеобщей радости в списки нашего отряда вошла «светлогорская троица»! Совсем новеньких только двое – это братья-погодки Максим и Миша Таскаевы. Правда, ребята быстро освоились и не смущаются обилием новых лиц. Я думаю, не последнюю роль в этом играет то, что они вместе: ощущая рядом надёжное плечо брата, куда приятнее попасть в незнакомую компанию, чем в одиночку.

– Чем украсим концерт в этом году? – Ариадна оживлена, и смотреть на её сияющее лицо – одно удовольствие. Мне хочется, чтобы так и продолжалось всю смену, хотя работа вожатых – тот ещё винегрет из радости совместного творчества, мелких казусов и утомительного труда. Вот бы им ещё и отдыхать… Но сегодня среди питомцев Ариадны почти все – старые знакомцы, и смена будет стоит ей куда меньших усилий. Думаю, поэтому радость вожатой началу лагеря ничем не омрачена. Я вижу, что она полна боевого задора, готова творить, блистать и поражать.

На первом традиционном концерте все отряды представляют на суд зрителей небольшие миниатюры о том, кто как собирался в лагерь.

– Давайте сделаем что-нибудь необычное… – заговорщически предлагает Ариадна. – Как собирали родители, как тряслись в поезде, как тащились пешком через лес – это уже надоело! Но мы-то люди бывалые. Нам есть что вспомнить и с чем сравнить. Пусть наши ожидания и приготовления будут основаны на опыте прошлых сезонов.

Идея принимается с восторгом!

***

Вечером оказывается, что сцена, где предполагался концерт, уже занята атлетами под своё мероприятие. Что ж, может, оно и к лучшему! Наше представление пройдет на широкой творческой площадке волейбольного поля, а вместо жестких скамеек зрителей ждёт мягкая июльская трава.

…Отряды выступают один за другим не по нумерации или старшинству, а по мере готовности и борзости. Мы на правах «старичков» снисходительно пропускаем «молодёжь» вперед. Но вот и наша очередь.

– Итак, миниатюра первого отряда называется «Страхи и кошмары лагеря “Жемчужина”». В ней собраны все самые неудачные, можно даже сказать, жуткие, воспоминания прошлых лет, – объявляет Ариадна и почти убегает с импровизированной сцены. На её место выходим мы.

Завязка сюжета: три девочки засыпают накануне отъезда в лагерь, и каждой из них воображение рисует их прошлые приезды, превращая мелкие трудности в нечто глобальное и пугающее.

Начинаются сны безобидно. Катя сновидит, как дети радостно идут через лес, на небе светит яркое солнце, уже вспоминаются лагерные песни, и замечательное настроение охватывает всех без исключения. Мила мечтает о том, как будет купаться в нашей маленькой горной речушке. Ире представляется картина, где повздорили мальчишки.

Однако радужные кадры быстро сменяются более мрачными. В Катин сон заползают тучи, дети разбегаются по лесу, и двое оставшихся бредут неизвестно куда. Они из последних сил карабкаются на пригорки, проваливаются в овраги и никак не могут добраться до лагеря. У Милы сон тоже изрядно портится. Гроза нашей смены Ольга Борисовна – директор по безопасности в лагере, чрезвычайно строгая и ничего не разрешающая женщина – жестоко выгоняет всех из речки, не позволяя купаться, хотя на термометре сорок градусов жары. У Иры сон принимает более предсказуемый оборот. Роберт, самый строгий вожатый, замечает ссору, плавно переросшую в драку, и тут же заставляет драчунов отжиматься в качестве наказания.

Все три сценки происходят параллельно в разных концах волейбольного поля и одновременно подходят к единому печальному концу – блуждающие дети из первого сна теряются в лесу и умирают, выгнанные из речки падают от жары и умирают, отжимающиеся не выдерживают нагрузки и тоже умирают.

…Наш сюжет заканчивается исполнением песни из фильма «Формула любви» – «Uno momento» (в переводе: «короче, все умерли»). Смеются над представлением, в основном, старожилы, которые точно знают, что показанное – просто фантастика, хотя и с незначительной долей реализма.