В ожидании знаков. Рассказы

Прошло полгода, и я встретила моего будущего мужа Ави – студента бруклинской иешивы[2 - Иешива (ивр.) – название высшего религиозного учебного заведения, предназначенного для изучения Торы.], приехавшего из Мельбурна в США. Гуляя по ночному Нью-Йорку, Ави уговаривал меня переехать в Мельбурн, но я брыкалась. Мне казалось, что нас с Нью-Йорком ждало счастливое будущее: я заканчивала учебу, знала каждый уголок мегаполиса, завела друзей и уговорила родителей со временем перебраться в Новый Cвет…

По прошествии двух лет я поняла, как важна Австралия для моего мужа. Ави скучал по незнакомцу Мельбурну, рассказывал о его истории, природе, праздниках… и я сдалась. В очередной раз предстояло расставание со стабильностью и покоем. Я снова паковала чемоданы, распродавала свитое гнездо и баюкала маленького сына по пути в аэропорт жарким, летним днем в июне 2008-го. Нью-Йорк не лил слез, а задорно помахал мне на прощание рукой статуи Свободы и улыбнулся своей белоснежной вежливой улыбкой.

А в Мельбурне была зима. Тусклые листья свисали с тонких деревьев. Я куталась в бесформенный свитер и никак не могла согреться. Я сидела дома без работы, отказывалась видеть красоту зеленого континента и предавалась воспоминаниям об ушедших возможностях.

Но весной город преобразился до неузнаваемости. Кругом распускались экзотические цветы, улицы наполнялись душистым ароматом эвкалипта, пляж радовал аквамариновым блеском. И тогда Мельбурн устроил мне сюрприз. Я забежала в трамвай, когда моим глазам неожиданно открылась новая сторона Мельбурна…

Я обнаружила красоту мохнатых пальм, окаймлявших океанское побережье. Я заметила молодых студентов, весело спешащих навстречу знаниям в стены университета. Я залюбовалась фонтанами Национальной галереи, городским вокзалом и Federation Square.[3 - Federation Square – площадь Федерации, центральная площадь Мельбурна, знаменитая своей архитектурой. Является символом города.]

Во мне что-то повернулось: мне показалось, что я нашла себя после стольких лет скитаний по городам и весям. С тех пор я частенько встречаюсь с Мельбурном. Мы гуляем в парках и библиотеках. Мы собираемся на берегу океана. Нам есть о чем поговорить друг с другом, и мне кажется, что у нас это всерьез и надолго.

В ожидании знаков

Иерусалимская дорога вилась гирляндой. Старый город остался позади; лесенка горных домиков переплеталась с изумрудными кипарисами, а красная черепица крыш блестела в лучах утреннего солнца. Из приоткрытого окна в салон машины залетал теплый ветерок, щекоча ее челку и ладони.

Таксист подпевал автомагнитоле, отстукивая ритм по коже руля. Хотя мог бы сделать и потише… Не в парк развлечений ведь едут… А с другой стороны, откуда ему знать?

Аня вжалась в сидение и перевела взгляд на сумку – новую, яркую, лаковую, из последней дизайнерской коллекции… Как же она ей радовалась – всего неделю назад.

У въезда в больницу стоял постовой в солдатской форме. Таксист опустил стекло.

– Как дела? Не жарко тебе? Сегодня обещали до сорока… – сказал таксист.

– Слава Б-гу! Сорок не пятьдесят, – засмеялся солдат.

– Это верно! Ну, будь здоров, не забудь надеть кепку, а то напечет, будешь потом всех подряд пропускать, – подмигнул таксист и заехал на стоянку.

– Разве вы знакомы? – спросила Аня, смотря вслед солдату.

– Нет и да, – пожал плечами таксист. – Ты спрашиваешь, знаю ли я его лично. Нет, мне неизвестны его имя и фамилия. Но я частенько сбрасываю здесь туристок на лечение… И потом, у нас в Израиле такие солдатики повсюду. Молодые, зеленые… Ну как не напомнить о головном уборе? Сам таким был… Эх… Пора. Всего доброго.

– Да-да… Я уже иду, – сказала Аня, вытаскивая кошелек. – Сдачи не надо…

Высокое многокорпусное здание поражало своим масштабом. Просто город какой-то, а не больница.

«Город боли и надежды…» – думала Аня, подходя к главному входу.

У раздвижных дверей стояла долговязая изможденная блондинка в голубоватом больничном халате, на вид ей было лет сорок пять. Женщина крепко держалась за переносную капельницу и… с жадностью курила.

Отшатнувшись в сторону, Аня зашла в прохладный светлый вестибюль и направилась к лифту. Нажала кнопку. Скоро, уже скоро…

Зажглась лампочка, и открылись двери. Внутри было человек пятнадцать, и все очень громко разговаривали. Еле втиснувшись внутрь, Аня закрыла глаза.

«Я справлюсь», – сфальшивил внутренний голос.

– Девушка! – кто-то окрикнул по-русски. – Вы что, иврита не понимаете? Вам на какой этаж?

– Не знаю… – хриплым голосом ответила Аня. – Мне в онкологию.

Шум голосов стих. Неожиданно стоявший рядом с Аней дедушка шепнул ей на ухо:

– Все будет хорошо… Вы такая молодая… У нас хорошие врачи. Самые лучшие в мире. И Б-г принимает буквально за углом – у Стены Плача…

Аня кивнула. Зажглась кнопка ее этажа.

В приемной сидели самые разные люди: светские и религиозные евреи, арабы, русскоязычные… Казалось, что лишь под угрозой общей боли они смогли объединиться.

Заплаканная молоденькая мама в хиджабе смотрела в щелку двери с большой желтой наклейкой «Не входить! Радиоактивно!». Усталый медбрат лишь раз попросил ее закрыть дверь, но, заметив на операционном столе худого восьмилетнего мальчика, тоже не отводящего глаз от лица мамы, перестал.

Мужчина в капоте[4 - Капота (идиш) – сюртук. Традиционная одежда хасидов.] и женщина в длинном черном платье и в парике толкали впереди себя инвалидное кресло, на краешке которого скрючилась девушка-подросток с забинтованной головой.

На плече у кучерявой брюнетки в солдатской форме спал пожилой мужчина в вязаной кипе. Рядом с ними о чем-то спорили русскоязычные пенсионеры, женщина в деловом костюме с американским акцентом читала сказку девочке с рыжими косичками…

Волонтеры разносили бутерброды и воду. Едва улыбнувшись, Аня покачала головой.

Вскоре из-за двери с желтой наклейкой вышла медсестра и гулко, с коридорным эхом, спросила по-русски:

– Анна Фишман есть здесь? Анна?

– Есть, – чувствуя участившийся пульс, сказала Аня и медленно поднялась со стула. В последний раз ей было так же страшно… хотя нет, так еще не было.

– Идем. Ты следующая на КТ.[5 - КТ (сокр.) – компьютерная томография – метод исследования внутренних органов с использованием рентгеновского излучения.]

Аня послушно поплелась за медсестрой.

От света электрических ламп кабинет звенел и отдавал желтизной. Продолговатый, по размеру тела, томограф стоял посреди кабинета.

– Переодевайся скорее в халат, видишь, какая у нас очередь, – сказала медсестра. – Беременности нет?

– Нет… А почему вы спрашиваете? – спросила Аня, снимая золотой браслет и сережки.

– Так нельзя беременным! Плод погибнет, – буркнула под нос медсестра.

– У меня нет детей и… вряд ли уже будут, – набрав воздуха, сказала Аня. – Я готова. Ложиться?

– Да, конечно, – сказала медсестра. – И не переживай. У тебя еще ничего не обнаружили. Просто врач хочет исключить… Тебе сколько лет-то?

– Тридцать, – сказала Аня, уставившись в мигающий лампочками круг томографа.

– Ну вот видишь! Я в тридцать только в Израиль переехала, в тридцать два Даньку родила, в тридцать четыре – Эллу, в тридцать пять с мужем развелась, а в тридцать семь окончила университет, сдала на права и снова вышла замуж – за моего же инструктора по вождению. Жизнь – она такая… Ну, с Б-гом, девочка! Пять-десять минут, и будешь свободна… Сделаешь себе маникюр какой-нибудь поинтереснее – на первом этаже есть отличный салон красоты, у меня там скидка…

Круг начал вращение, Аня зажмурилась и почувствовала странное покалывание по всему телу.

«Может, и правда обойдется? Может, дадут второй шанс?»

Наконец круг остановился. Аня открыла глаза и посмотрела в окно. Огромную темную тучу окаймляли солнечные лучи.

– Там что-то есть? – вскочив, спросила Аня.