Альпийские войлы. «Тайна Габриэль-хаус»

Патриша убежала в детский блок, по пути, три раза оглянувшись на дверь палаты. Едва Патриша скрылась за поворотом, как из палаты вышла медсестра и сказала:

– Он хочет видеть вас.

– Меня? – изумился Алекс.

– Вы – Алекс?

Алекс кивнул и пошёл вслед за женщиной.

Макс был укрыт белой простыней до самого подбородка.

– Разговор не более пяти минут, – изрекла медсестра сухим бесстрастным тоном.

– Иди к черту, – хрипло прошептал Макс ей вслед.

Алекс слегка по-детски боялся, что за полчаса с лицом его друга произошли неприятные и необратимые изменения, и с облегчением вздохнул, увидев почти того же Макса, что и вчера вечером. Только карие глаза не сияли так, как раньше.

– Алекс, Алекс, – позвал его Макс.

– Я здесь, Макс, мой хороший, я здесь, – ответил он максимально ласково.

– Слушай меня внимательно. Я любил Анну. Анну Вудкросс.

– Анну, нашу героиню?

– Да. Мы были любовниками. Я хотел развестись с Линдой и женится на Анне. Я хотел сделать её мировой звездой. В одиннадцатом я приехал сюда вслед за нею. Она приехала сторожить сестру, Эмму, я прилетел за ней. Мы встречались. Я хотел её снимать. Только её. Хотел сделать её мировой звездой.

– Она любила тебя?

– Я не знаю. Я до сих пор не знаю. Мы встретились ночью, в моем отеле накануне её гибели, и я больше ее не видел. Даже мертвой. Я не пришёл на похороны. Я потерял всё, Алекс. С нею я потерял свою жизнь. У меня вырвали сердце, оторвали руки. Я ходить разучился.

– Боже! Я не знал. Но если она не любила тебя?

– Мне всё равно. Я любил её, это последняя любовь в моей жизни. Я утратил все краски, хотя мне ещё не было сорока. Сделай этот фильм. Сделай красиво, как ты можешь, умоляю тебя. И пусть будет на титрах: «Посвящается Анне Вудкросс». И всё.

– А Линда? Она знала?

– Не знаю. Может, знала, а может и нет… Она не говорила…

– Она не позволит сделать такое посвящение.

– Линда, Линда, хорошая моя, не мог я её бросить. Надо было, но не мог. А потом Анна умерла. Из-за меня. Я слишком медлил. Надо было жениться на Анне. Ты сделаешь, Алекс? Ты мне всем обязан! – глаза Макса горели как у помешанного, Алекс испугался, что его снова схватит удар.

– Я не отказываюсь. Сказал – сделаю, значит, сделаю. Ты ещё, может, сам сможешь.

– Нет. Нет, мне конец. Я иду к Анне, наконец. Я виноват, так виноват… А может, там ничего и нет.

Макс прикрыл глаза.

– Макс, Макс!

– Уходите, ему стало хуже…

Алекс вышел в коридор и на подгибающихся ногах добрел до кресла в холле. Несколько минут он сидел словно оглушенный, пытаясь переварить информацию. Сколько же лет было Максу в одиннадцатом году? Сорок один. Он сказал, не было сорока. Но это неважно. А ей было около двадцати. Конечно, он сходил по ней с ума. А когда она погибла, стал почему-то, винить себя. Но это же не он её убил? Может, надо было спросить? Это бы добило его.

Задумавшись, он не заметил, как подошла Патриша:

– Он жив? – спросила она ничего не выражающим голосом, и он понял, как страшиться она его ответа. Видимо, выглядел он очень растерянным и испуганным. Надо было собраться с мыслями.

– Ему стало хуже. Меня выгнали.

Патриша направилась было к палате, но войти не смогла, дорогу ей перегородил мужчина в белом халате. Патриша вернулась и села на кресло рядом с Алексом.

– Он впал в кому…

– Это всё?

– Не знаю. У него европейская страховка, его должны лечить…

– Смерть не лечится.

– Не говорите так…

– Он сам мне сказал. Я с ним успел поговорить. Вам надо позвонить Линде. Если хотите, я сам позвоню, у меня есть её номер.

– Не надо. Я уже позвонила.

– Она приедет?

– Не знаю. У неё там тоже умирающая тетка на руках…

– Понятно. А где ваша дочь?

– Её оставили на второй день. Поднялась температура.

Алекс машинально уставился на неё, продолжая думать о своём, даже во время разговора с Патришей.

– Не смотрите на меня, будто я кукушка какая-то, так бывает, от стресса поднялась температура.

– Может, так даже лучше. Давайте вернемся в отель, надо отправить по имейлу документы Макса. Вы – родственница, вам удобнее порыться в его вещах.

Едва Лендровер Алекса вывернул из-за последнего поворота перед отелем, они заметили, по крайней мере, три полицейские машины, возле крыльца «Габриэль-хаус».

– Не понимаю, если дядя уже умер в больнице, то смерть не криминальная? Да и нам должны были вначале позвонить…

– Не похоже, что это из-за Макса.

Полицейские машины, бело-синие, со сверкающими мигалками, смотрелись очень тревожно возле мирного на вид шале, и к тому же они перегораживали вход в здание. Патриша и Алекс попытались обогнуть машины, но их вежливо попросили отойти. Возле отеля было выставлено оцепление. Никого из постояльцев или обслуги не наблюдалось на крыльце или возле входа.