Альпийские войлы. «Тайна Габриэль-хаус»

– Да что случилось? – спросила Патриша одного из полицейских по-немецки.

– Вы здесь живете? Найдена мертвой горничная отеля. Пройдите вовнутрь, все постояльцы должны пройти в столовую.

– Что он сказал? Убили кого-то?

– Да, горничную. Не убили. Обнаружили мертвую.

По лицу Алекса пробежала тень, и почти сразу исчезла. Почему-то Патриша была уверена, что это была та самая горничная, собаку которой убил Алекс. Всего девушек было три, две основные и одна на подмену, как ей успел рассказать управляющий, но Патриша видела только одну из них, вероятно, ту, что убили.

В столовой сидели Пауль Хофнер, Хью Ирс с сыном, управляющий и повар. Были ещё незнакомые Алексу, мужчина и женщина, в странной, клетчатой одежде, с которыми Патриша коротко поздоровалась, и ещё одна, незнакомая, ни Патрише, ни Алексу, горничная.

– Это наши реквизиторы – декораторы, и по совместительству, гримеры. Кажется, они приехали поздно вечером, – шепнула она Алексу.

– Это все постояльцы? – спросил полицейский у управляющего по-немецки.

– Все.

– А почему так мало людей, у вас ведь обычно забито под завязку?

– Отель арендован съемочной группой. Ещё не все сотрудники приехали.

– Сейчас у постояльцев и обслуги возьмут показания…

– Здесь не все владеют немецким, нам понадобится переводчик с английского.

– Нет проблем. Переводчик уже едет.

Всех присутствующих попросили выйти в холл, а в столовой организовали допросную. Первыми дали показания управляющий, повар и вторая горничная.

Глава 6. Линда Мейси

Алекс имел дело с полицией не в первый раз. Его вообще трудно было назвать законопослушным гражданином. Своими похождениями он гордился, как только может чистенький отличник гордиться дракой с настоящим хулиганом. Однако с австрийской полицией он дела не имел. Белобрысый полицейский говорил только на официальном языке кантона – немецком. Алекс знал французский, а по-немецки лишь немного понимал. Макс отлично знал немецкий, ведь его дед был австрийцем…

После полутора часов ожидания, видимо, связанными с поиском переводчика, у всей команды Макса взяли письменные показания, и попросили в течении трёх недель не покидать Австрию. Никто не расспрашивал Алекса про стычку с горничной после убийства собаки. Видно, никто толком об этом не знал, кроме Патриши, Лизы и самой горничной. Патриша не сочла нужным рассказывать полиции об инциденте, и он мог это понять – она тоже заинтересованное лицо – собака горничной покусала её дочь. А вот то, что про убийство собаки промолчал Пауль Хофнер, стало для него неожиданность. Казалось, сценарист не отличается сдержанностью, и готов рассказывать всё и всем, направо и налево, лишь бы были слушатели.

Тело горничной с трудом вынесли из её комнатки на мансарде по узкой лесенке, и погрузили в спецмашину. Алекс подумал, что слишком многих людей в последнее время увозят из «Габриэль-Хауза» не на том транспорте, который они заказали бы сами. Когда полиция и криминальная команда наконец уехали, управляющий рассказал, как нашёл тело горничной. Она – повесилась.

– Такая молодая, всего девятнадцать лет. Никакой предсмертной записки в комнате он не заметил. Однако, она могла по телефону разослать сообщения родным. Телефон увезла полиция. Судя по разговору криминалистов, который он подслушал, это случилось около трех часов ночи, или чуть раньше или позже.

Затруднительно определить точно: «Мансарда чуть хуже отапливается», – добавил он, и Алекс подумал, что если у него в комнате прохладно, то на мансарде у обслуги и вовсе полный дубак. И значит, тело остыло гораздо быстрее, чем это бы произошло при комнатной температуре.

После допроса в столовой быстро навели порядок и накрыли столы к обеду. У Алекса не было аппетита, он хотел подняться к себе и позвонить в больницу, чтобы узнать о самочувствии Макса, но вспомнил, что, там, вероятно, ответят по-немецки, а он не очень хорошо знал язык. Он вернулся в столовую: Патриша обедала за столом с отцом и сыном Ирсами. Он собрался устроиться в дальнем углу столовой, как его окликнул сценарист:

– Алексей!

И кивком головы пригласил его за свой столик. Парень был реально наглец.

– Не стоит называть меня Алексеем. Иначе я буду звать вас – Паша.

– О, как мило звучит по-русски. Словно имя для кота.

– В детстве, в России, я слышал о выдающейся женщине-ткачихе, её тоже звали – Паша. Паша Ангелина. Так что у русских это может быть и женским именем.

– Апостол Павел был бы горд такой гражданкой.

– И даже шутки у вас католические.

– Я не католик. Я – протестант.

– Ого. И дед ваш был баронетом…

– Как вы угадали? – как будто искренне удивился Пауль. – Мой дед был бароном, правда, из обедневшей семьи. Мой отец был третьим сыном… у своего отца.

– Макс представил вас как Пауля.

– Макс по-происхождению – австриец. Он часто имена произносит на немецкий манер. Что с ним вообще, какие прогнозы?

– Он впал в кому.

– Очень жаль. Я столько времени убил на этот сценарий.

– А могли бы потратить это время на кулинарный блог?

– Это был кулинарный блог моей мамы. Я только снимал и выкладывал. Она не желала разбираться в технике и интернете. Я люблю готовить, понимаю толк в хорошей пище, но до мамы мне далеко, она была просто богиня на кухне. Кстати, эта запеканка с картофелем и сыром, отвратительная. Только кормить голодных рабов.

– Слава Богу, я не гурман… Редкость для аристократки разбираться в хлебе насущном.

– Она не была аристократкой. У русских ведь в почете рабочий класс?

– Когда-то рабочий класс был в почёте в Советском Союзе. Значит, ваш отец, сын барона женился на кухарке? Прямо как у Вудхауза.

– Он обожал Вудхауза. За год так зачитывал книгу его рассказов, что приходилось покупать новую. Ржал пьяный, над дебильными похождениями Вустера, как конь.

– Так вот откуда у вас страсть к литературе.

– Про вашу страсть к кинематографу тоже говорят, что она пованивает дерьмецом.

По-хорошему, надо бы врезать ублюдку по носу. Но Алекс чувствовал в себе столько горя и злости, что боялся убить субтильного сценариста. Поэтому он просто – ухмыльнулся.

– Один – один. Что скажете о десерте?

– Вам сойдёт.

Алекс фыркнул:

– Отвратительный. Дерьмовый вкус.

Алекс вытер рот салфеткой, встал из-за стола и подошёл к столику, где обедали Ирсы и Патриша.