Цветные рассказы. Том 1

Руслан приехал на конвент российских производителей компьютеров, организованный немецким концерном Rugg&ON, поставляющим в Россию компьютерные компоненты: материнские платы, видеопроцессоры, блоки питания, кабели, клавиатуры, матричные дисплеи и т. д. и т. п. Все это производилось преимущественно в Китае, на Тайване, в других странах Юго-Восточной Азии, что-то в странах Восточной Европы. Но выпускалось с лейблом Rugg&ON и ее же сертификатом.

Немцы, очень прижимистые в бизнесе, вытягивающие все соки из своих российских дилеров, захватывающие без стеснения лучшую клиентуру и самых крупных конечных потребителей, были на конвентах просто душками. Брали с представителей дилеров только за отель. Оплачивали все мероприятия, банкеты, экскурсии. Работники концерна читали прекраснодушные лекции «о философии продаж концерна», «о расширенном толковании компьютерного бизнеса», о том, что они одна семья, о новых компьютерных платформах и новых формах отчетности.

«Вранье и пустозвонство», – с досадой думал Руслан, он и раньше так думал, но приезжал на конвенты с удовольствием. Организовано отлично, стильно и с размахом. Почему не приехать в шикарное место, почему не встретиться с коллегами, опытными людьми, подымающими новый бизнес в непростых российских условиях? Многие дилеры Rugg&ON встречались не в первый раз, многих связывали дружеские отношения.

Руслан вышел из отеля и направился вдоль пляжа в сторону Лутраки. Прошел около пятисот метров, сел на парапет, отделяющий пляж от городских построек, и долго смотрел на закат.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как он покинул Париж. Вернулся домой тихо, почти без объяснений. Сказал, что времени оказалось достаточно, 10 дней – большой срок, что ему удалось закончить в Париже все дела. И теперь вряд ли будет необходимость вновь туда ехать.

Наташа приняла его спокойно. Будто ничего не знала о цели его поездки в Париж. Может, и не знала, но догадывалась наверняка.

Верила ли она, что он вернется или нет, что думала, когда он уезжал, почему не расспрашивала, не устраивала истерики? – об этом нам остается только гадать. Что она чувствовала, когда он уезжал? Какая сила давала ей уверенность и спокойствие?

Такое уже бывало однажды в их жизни. Когда они были молодыми и любили друг друга. Почему он тогда уехал с этой фуфелкой Светкой, бабочкой-однодневкой? Даже расписался с молодой вертихвосткой, а как бы иначе та могла поехать с ним в Израиль? Наташа пришла к нему домой на отвальную. Вместе с другими актерами и танцорами. Проводить Руслана. Там же были его родители и бабочка эта… А она пришла, как ни в чем не бывало. Как старый друг, как товарищ по работе.

Смотрела сияющими глазами на чудного мальчика, младше нее на два года, которого она любила так, как должна любить женщина – не для себя, для него, обняла на прощание, прижалась щекой и шепнула: «Руслан, милый, ты знаешь, что здесь тебя по-настоящему любят. Возвращайся, я буду ждать тебя».

О чем она тогда думала?

Настоящее чувство, женская интуиция и, возможно, дар предвидения говорили ей, что это ее суженый, ее мужчина, мужчина ее жизни.

Она была Пенелопой, провожающей Одиссея в бесконечно долгое плавание. И ведь тогда он вернулся. Прошли долгие десять лет, может, чуть меньше, и он вернулся. Многие цари бились за право стать мужем Пенелопы. А она ждала своего Одиссея.

И он вернулся. Если он вернулся на Итаку, куда он мог пойти как не к ней, своей Пенелопе? Это было тогда. И потом, когда он вновь уезжал, уезжал в Париж, она чувствовала, наверное, что он вернется.

Мы пытаемся понять сложные чувства любящей женщины, отправляющей неистового мужа в дальнее плавание, можем сколько угодно предполагать, как она мучилась, страдала, надеялась… А если все гораздо проще? Она знала, что это ее мужчина, ее суженый, ее муж. Которому она поклялась в верности и любви, которому подарила дочь, она знала, чувствовала уверенность в том, что только здесь, рядом с ней, его дом, его малая родина, что только в ее объятиях он взлетает до небес, что только рядом с ней он будет чувствовать себя мудрецом, воином, настоящим царем Итаки. Что дело мужчины путешествовать, попытаться познать пределы нашего мира, разведать и максимально расширить пределы мира человека, попробовать выйти за рамки того, что считается нормой в их обществе, проверить на прочность мир, окружающий людей, проверить на прочность самого себя. Мучиться, страдать, искать свой путь. И, в конце концов, вернуться домой. Вернуться к ней, к своей Пенелопе.

Если бы она захотела что-то сказать нам об этом… Она сказала бы: «Вы не понимаете, это совсем нетрудно. Просто ждать любимого. Просто верить, что ангелы охраняют его. Верить, что он вернется. Вернется домой. Потому что его дом только там, где я, его Пенелопа. Там, где живет та женщина, которая его по-настоящему любит. И будет ждать всегда. Разве найдется еще кто-нибудь, кто любит его, как я? – нет такой. Потому он и вернется. Вернется, потому что он мой муж и моя судьба. А я – его жена и его судьба».

Наташа ни о чем не спрашивала, когда он вернулся. Встретила так, будто он никуда и не уезжал. Что за проблема? Обычная деловая поездка. Сколько было таких.

Руслан изменился. Вернулся другой Руслан. Не такой, каким он был раньше. Тихий, задумчивый. Расспросил о домашних делах. Поворковал с дочкой. Надарил всем кучу подарков. Молчаливый, немногословный. Словно ударенный. Будто вернулся из путешествия в преисподнюю. Будто погулял с Вергилием и вернулся в мир живых. С виду живой. Да не живой. Будто тень того Руслана. Будто большая его часть еще не здесь. А все еще бродит в семи кругах ада, ищет свой путь к свету и не находит его.

Посмотрел бумаги по фирме. Поговорил с Натальей, со своими управленцами. Посетовал, что в его отсутствие не проведены какие-то важные юридические процедуры. Но распекать никого не стал. Приступил к делам. Приезжал с утра, как обычно, за десять минут до начала рабочего дня. Смотрел, как работают службы, охрана, транспорт. Внимательно отслеживал исполнение финансовых планов. Обсуждал введение новых моделей хардвера. Знакомился с подвижками на рынке. А осенью, тоже как обычно, поехал на конвент Rugg&ON. На этот раз – в Грецию. Чтобы отвлечься, узнать о новых веяниях в компьютерной технике, встретиться с коллегами.

Метафизическая река

Он вспоминал иногда поездку в Париж. И величественную Элизабет. И носатого Максимилиана. И, конечно же, Лизу. Но не все время.

Переживания, связанные с Лизой, уже не мучили его, как раньше. Он вспоминал еще о ней, но как-то немного абстрактно. Как о прошлом. О том, что ушло и уже не вернется. Но в том месте, где у него хранились чувства и воспоминания о ней, все еще оставалась тяжесть. Так бывает. Когда трудно и мучительно болеешь… Если долго нарывало, горело, жгло – рана продолжает саднить, саднить и рвать живое тело, тебя знобит, бросает то в жар, то в холод, уходящая болезнь пока еще забирает много сил, не дает вернуться к новой жизни, ты по привычке продолжаешь еще некоторое время жить внутри этой умирающей, уже неживой болезни. Умирающей… А ты продолжаешь в ней жить.

Одиссей вернулся из дальних, многолетних плаваний, разве он может мгновенно стать тем Одиссеем, каким был до отъезда? Он остается еще весь в тех многолетних трудностях, которые ему довелось испытать и преодолеть. Сможет ли он вообще стать тем Одиссеем? Тот был веселый, хитрый, бесшабашный, удалой. И молодой. Теперь – весь седой. Еще очень сильный. Но все-таки усталый.

Руслан заметно сдал. Стал словно на несколько лет старше.

Что я ищу? Почему пытаюсь разобраться в этих метафизических вопросах: кто я, куда иду, что лежит в основе бытия, есть ли в бытии установленный порядок или это только кажется? Слышу ли я голос Бога, куда я уйду после смерти, разрушится ли моя душа, или она останется в целости после разрушения моего тела? Любовь – счастье или проклятье, любовь – жизнь или смерть? Наверное, и то, и другое. Только живое может умереть. Любовь дает жизнь и ведет к смерти. Мы даем путевку в жизнь нашему дитя, мы же и обрекаем его на одиночество, богооставленность и, в конце концов, смерть.

Метафизика – это то, что не проверишь ни чувствами, ни разумом. Ее понятия меняются, тасуются между собой, живут своей жизнью, текут куда-то, трансформируются. Огромная метафизическая река. А я иду по мосту. Мост прочный, твердый, реальный, его можно пощупать. Это моя жизнь. Это «Мост через туман» Киджа Джонсона[22 - Повесть «Мост через туман», Кидж Джонсон. Премия Хьюго, 2012.].

У нас разные пути. Моя конкретная жизнь не меняет течения великой метафизической реки, исходного темного хаоса, из которого рождаются все порядки – бесчисленное множество всех порядков.

Течение реки не влияет на мой порядок. Я могу сколько угодно думать о судьбе, о Боге, Господь все равно не станет вмешиваться в мою жизнь. Ему это неинтересно.

Смотрю на метафизические воды (или это особый туман?) и думаю, что же там происходит? И я, обычный человек, думаю, и великие философы тоже думают… Они могут увидеть, услышать, прочесть только тексты. Никто не сможет понять, есть ли в них смысл. Потому что этот смысл – великий хаос.

Смотрю с моста на могучую метафизическую реку. Пытаюсь разобраться в смыслах, которые веками перекатываются по видимой глади реки.

Лиза, она ведь существует где-то и сейчас. В другом месте. Она не знает, что могут быть какие-то смыслы. И что они постоянно меняются. Ей не надо знать этого. Она живет в метафизической реке. Плавает в ней как летучая рыба. Или как плавающая птица. Она чувствует себя легко и естественно в воде этой реки. Легко выпрыгивает из нее в нашу реальную жизнь, летит под мостом или даже над мостом. Взлетает и превращается в жаворонка. Зависает над всеми нами, над мостом нашей жизни. Поет свою простенькую песню и заливается слезами, плачет от любви ко всем нам и от счастья. И так же непринужденно падает камнем вниз и уходит в темно-синюю пучину, где ничего не видно. Превращается в холодную голубоватую рыбу. Двумерную водяную птицу – такую, как на Кондратьевском рынке. Напрягаешься, разглядываешь, и все равно не видишь – осталась лишь едва заметная полоска, застывшая – в воде, в воздухе? А вильнет хвостом – и вот тебе полноценная речная дива. Стальным взглядом выслеживает мелкую рыбешку, хватает ее остренькими зубами и медленно, сладострастно заглатывает. Гипнотизирует, сводит с ума и медленно заглатывает. Злая волшебница Цирцея…

Я наблюдаю, изучаю, размышляю, а она плавает. И сама того не знает. Ей не надо знать. Она может жить в хаосе, у нее нет никакого понимания, что такое порядок. Вернее так, доисторический, довременной беспорядок метафизической реки – это и есть ее таинственный порядок, богом установленный порядок, который открывает ей любые двери. Жизнь Лизы кажется беспорядочной только мне, слепому рабу предрассудков и мелких, низменных порядков. Я их раб и несу к ним же свое хамское, рабское презрение. Презираю и не могу вырваться из их объятий. Презираю и почитаю одновременно.

Мне не понять летучую рыбу метафизической реки. Ей хватает ее второго уровня. Не нужен ни третий, ни восьмой, ни десятый уровень. Она просто живет. Естественно, как жаворонок в небесах и рыба в темных глубинах. И ей сами собой открываются ворота истины.

О Лиза, фея метафизики, впусти меня в свой мир, дай мне хоть раз увидеть всё твоими глазами. Я бросался в метафизическую реку. Но не утонул. И голова моя не прояснилась. Поздно. Ничего больше не будет, нет, у нас не получится слияния.

Панч и Джуди. Два музыканта. Занавес поднят. Начался спектакль. Каждый играет на своем инструменте. Каждый играет свою партию. И получается чудесная соната. Как поет скрипка, как вторит ей виолончель! Первая часть – завязка или экспозиция, вторая – разработка, и наконец, реприза. Пьеса сыграна. Музыканты встают, кланяются. Зрители награждают их аплодисментами. Занавес закрывается. Панч и Джуди складывают инструменты и разъезжаются по своим делам. У каждого своя жизнь.

Аврора

В страхе упав на колени,
все жрицы воскликнули громко:
«Чудо свершается, граждане!
Вот она, матерь Киприда!»
Так ослепила своей олимпийской
красой незнакомка…

    Л. Мей
– О чем задумался, танцор?

Сергей Чубаров, дилер из Самары. Рыжеватый, веснушчатый. На первый взгляд – обычный, ничем не примечательный. Даже неказистый.

«Человек – гармония, – подумал Руслан, – у него все получается. За что бы ни брался. И бизнес, и политика. Заправляет крупной газетой. Депутат городского ЗАКСа. То он про-, то он контра-. И всякий раз, что бы ни делал, все оказывалось уместным».

Подсел к Руслану: «Чего грустишь? Давно не виделись. Пойдем, выпьем местного вина. Потолкуем. А это дочь, Олеся. Вернулась из Дублина. Курсы бизнес-администрирования закончила, МВА. Взрослая, интересная. Двадцать восемь уже. Создаю под нее склад и филиал в Москве. Переезжает в Москву, жить там будет».

Стало уже совсем темно, когда они вошли в простенькое кафе со стеклянными стенами и низкими потолками.

«Ты не думай, Руслан, – решил, что забегаловка? Это ничего, что кафе с виду не ах. Здесь везде хорошо кормят. Смотри, видишь, столы сдвинуты? Местные богачи. Мужчины в костюмах, с бабочками, женщины – в вечерних платьях. Каждый вечер собираются здесь, не брезгуют. Пьют, разговаривают, танцуют. Видел на входе, какие машины? То-то.

Что будем брать? Если мясо, то сувлаки[23 - Сувлаки (букв. «шпажка») – шаурма.] из свинины с питой[24 - Пита – круглый, плоский пресный хлеб, выпекаемый из обойной муки.], если просто поесть, мусаку[25 - Греческая мусака состоит из запечённых слоёв: из нижнего слоя баклажанов с оливковым маслом, среднего слоя из баранины с помидорами и верхнего слоя из соуса бешамель.] возьмем – запеченный баклажан с мясным фаршем. Так, так… Вино… я здесь все знаю. Вино. Самое лучшее – мускат. Самое древнее – рецина, с привкусом смолы, между прочим. Крепость – 11.5.

Как с бизнесом, спрашиваешь? Все стабильно пока. Мой ориентир – миллион долларов в месяц. Нет, на компах мы не вытягиваем, занимаемся мобилами. Филиалы помогают, вот в Москве откроемся на днях».

Недалеко сидели два дилера с их конвента, молодые ребята до тридцати. Когда заиграла музыка, один из них подошел и пригласил Олесю потанцевать.

«Очаровательная девушка, – подумал Руслан. – Какая-то светящаяся. Просто восковая фигура из музея мадам Тюссо, а ведь живая, бывает же такое. Все равно, – чуть подмороженная, что ли. Это, наверное, из-за отца. Сергей – властный, может, даже деспотичный».

– За ней глаз да глаз, – сказал Сергей, будто услышав размышления Руслана. Толковая, голова хорошая, вся в меня. Вообще, она классная. Но вечно с ней проблемы. То бандиты к ней липнут, то сама какого-нибудь папика заарканит. Зачем ей эти папики? Отец, говорит она мне, не лезь в мои дела. Тем более, что все это несерьезно. Ей несерьезно. А как проблемы, к кому бежит? То-то.