Цена прошлого

В тот вечер он рассказал еще не одну историю, закрепляя каждую заразительным хохотом. Я смеялся до слез и так, за игрой и общением, не заметил, как наступила ночь. В камере все было также, каждый занимался своими делами, то есть не занимались ничем, только Руся как-то странно на нас поглядывал. Или мне показалось?

######

Да что там ночь, я не заметил, как прошел месяц. Я бы и не обратил на это внимание, если бы не мой день рождения. В этот день я получил очередную передачу, в которой было много всего вкусного, неизменные сигареты и чай, теплые вещи и небольшая поздравительная открытка. Мама и папа желали мне здоровья, терпения. Писали, что они всегда со мной и верят, что я справлюсь.

Аккуратно нарезав бисквитный рулет, я разложил по тарелкам вафли, печенье, шоколадные конфеты и заварил литряк чая. Вообще, для меня были в новинку подобные церемонии, но душа хотела праздника, поэтому я смел все крошки со стола и насколько это было возможно оттер желтую скатерть. Сладости лежали друг от друга отдельно – каждые по своим тарелкам, которые я красиво расставил по углам стола.

– Мужики, у меня сегодня день рождения, давайте чаю попьем.

– О-о-о! Поздравляю! Че правда седня?… Игнат, с днем рождения! – все начали подтягиваться к столу, каждый пожимал мне руку или хлопал по плечу.

Я благодарил всех за поздравления, и после пожелания здоровья, фарта, скорейшего освобождения, жены с золотыми зубами и прочих арестантских радостей мы приступили к чаепитию.

– Бе… А че крепкий-то такой? – скривившись, спросил Большой.

– Да нормальный, – отхлебнув, ответил я.

– Ха, да ты походу подсел уже на него, – жуя кусок рулета, покачал головой Домик.

– Все нормально, чего пристали к пацану? Вот сейчас зубы почернеют, кожа пожелтеет и станет настоящим чиферастом! – подхватил Рубль, и вся хата дружно расхохоталась.

Увидев мое замешательство, он сказал:

– Да не гони ты, прикалываемся же. Я вот еще с малолетки чифераст!

Новый взрыв смеха, еще громче предыдущего, раскатился по камере, и я уже смеялся вместе с ними.

– Сколько исполнилось?

– Двадцать.

– Серьезный возраст, третий десяток пошел. Самая жизнь начинается, золотые годы, – Домик уже сидел у себя на шконке, которая находилась прямо возле стола, и держался за правый бок.

Я хотел что-то сказать, но меня оборвал громкий железный стук. Это охранник долбил по ней ключом и после понятного ему одному ритма, прокричал сквозь дверь:

– На прогулку идем?!

– Да, да, старшой! Идем, идем, – все начали быстро одеваться и шнуровать ботинки.

– Идите, я не пойду, – сказал Домик и лег под одеяло, повернувшись лицом к стене.

Путь до прогулочного дворика пролегал через уже знакомые мне коридоры-катакомбы. Охранники или дубаки, как их здесь называли, стояли на каждом повороте и каждой лестнице. Попадались среди них и женщины – дубачки, соответственно, каждую из которых я провожал долгим, пристальным взглядом. Еще бы! Целый месяц с одними мужиками! В страшном сне не представишь.

Стоявшая на углу дубачка ничем особо не отличалась от предыдущих: военный защитный камуфляж, бесстрастный взгляд, длинные, собранные на затылке светлые волосы, походу обесцвеченные, блестящая заколка в форме ящерки… Что?… Не может… Так, стоп! Не может быть! Глазам не верю… Это же Юля! Что она тут делает? Как это вообще… Мы на секунду встретились с ней взглядом, но нас быстро провели вперед. Может, я просто ошибся, может, это не она. Да нет, я еще не настолько отстал от жизни, чтобы забывать знакомые лица! Интересно, а узнала ли она меня…

Нас уже завели в прогулочный бокс, а я все не мог справиться со своими мыслями. Я тусовался вдоль стенки, игнорируя все попытки со мной заговорить.

– Погнал, наверное… День рождения в тюрьме не праздник… Да еще и первый… Двадцатилетие в тюрьме, да… – доносилось откуда-то. Все было как в тумане и голоса звучали эхом где-то вдалеке.

Звук открывающегося замка вернул меня к реальности. Дверь открыл дубак, и из глубины коридора я услышал ее голос. Она звала меня. Я шагнул за дверь. Она стояла там и смотрела на меня. Охранник тем временем закрыл дверь, отдал ключи Юле и ушел, оставив нас одних. Ее лицо было серьезным и сдержанным.

– Давно ты здесь?

– Уже месяц.

Снег валил крупными хлопьями, он падал ровно и медленно. Казалось, стояла абсолютная тишина.

– И за что?

– Да там… Степу помнишь? Он тоже здесь… А ты-то как сюда попала? Давно работаешь?

– Уже год почти.

– Ого. Я и не знал.

Она вздохнула и отвела глаза. Мне вдруг захотелось ее обнять, прижать к себе. Но я не знал, можно ли? Вдруг это как-то ей навредит, вдруг ее за это уволят. Да и вообще… Я не могу. Мы сейчас не в том положении. Я сижу, она меня охраняет. Как быстро меняется восприятие. Она как будто из другого мира. Нас уже разделяла невидимая стена.

– Мне пора. Долго нельзя.

Я кивнул и отошел в сторону, чтобы она смогла открыть дверь. Зайдя в бокс, я оглянулся:

– У меня сегодня день рождения.

Она молчала очень долгую секунду.

– Поздравляю.

Дверь захлопнулась. Меня встретили восторженные взгляды и возгласы сокамерников:

– Подруга твоя? Повезло! Красивая! Вот тебе и подарочек сразу! Целовались? А че?… Ты ее хоть потрогал?… Пф, надо было ее в пустой боксик завести… Эх, молодежь, всему учить надо…

Я невольно улыбнулся, прикурил сигарету и посмотрел на небо. Снег падал на мое лицо. Легкая грусть быстро сменилась знакомым чувством приятного тщеславия.

######

Двадцать лет – круглая дата. По всем общественным параметрам я стал уже взрослым человеком. Но все было точно так же, как и вчера. Я не ощущал этого, я не чувствовал ничего подобного. Какая разница сколько человеку лет? Возраст – это стереотип современного общества. Даже разница в несколько лет, не говоря уже о десяти-двадцатилетнем различие, заставляет нас менять свое отношение, корректировать сделанные выводы и автоматически ставить себя ниже или же выше этого человека. Это далеко не всегда оправдано.

Рубль и Домик играли в нарды, сидя на одной шконке напротив друг друга. Я же, пождав ноги, сидел на пятаке так, чтобы игровая доска была прямо перед моими глазами.

– Ну, Костыль! Ну, дает! Надо же было так! – переставляя фишки, восклицал Рубль. – Ведь был же нормальный мужик, сколько играл, всегда рассчитывался, а тут – на тебе! Такое выкинуть! Как так – не понимаю!

– Гондон он, а не Костыль. Думал, освободился – все можно. Пацанов кинуть захотел. Думал, не попадет сюда больше. Нет, жизнь таких не прощает. Нас здесь он сколько времени обманывал. Белый. Надо же было придумать. Еще и мамой прикрывался – больная, старая, где я деньги возьму… Тьфу ты, нахер! – выругался Домик.

– И что с ним дальше будет? – спросил я.

– К своим поедет счастья искать. В красную хату, где такая же чесотка, как и он. В лагерь приедет, там тоже с ними жить будет. Все, он теперь красный, то есть непорядочный. Да он и был им всегда, просто обстоятельства так складывались, что ему удавалось жить под маской порядочного. Он может и сам считал себя таким. Но суть свою не скроешь. Рано или поздно маска слетит и покажется истинное лицо. Гондон он, короче.

Когда Домик договорил, Рубль расхохотался, оценив его красноречие: