Государь

– Нет. Ваше присутствие лишь утяжелит для него известие. Я не хочу унижать его. Ступайте.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Оркид и быстро убрался вон.

Деджанус проснулся посреди ночи в полной боевой готовности и уставился в темноту широко раскрытыми, белыми, как светильники глазами, чувствуя, как струящийся пот покалывает кожу. И хрипло рассмеялся от облегчения. Он по-прежнему жив. Остатки кошмара постепенно испарялись, и вскоре он помнил лишь лицо своего врага, с белой, как резная кость, кожей. Лицо это казалось смутно знакомым, каким часто кажется увиденное во сне, но теперь он не мог вспомнить, кому же оно принадлежало.

Во рту у него пересохло, словно в пустыне. Он привычно протянул руку и схватил бутылку, стоящую возле постели. Коннетабль не был уверен, что в ней, но обжегшая горло жидкость была огненной и нетерпкой, и глаза у него так и запылали. Рядом с ним раздался стон. Он взглянул на. Икану, все еще отсыпающуюся после секса. Он хмыкнул. Или синяков. Деджанус посмеялся над собственной шуткой. Она снова застонала.

– Заткнись, – велел он ей, недостаточно громко, чтобы разбудить ее, но достаточно громко для завершения собственного пробуждения.

Вот тут-то он вспомнил все, и это воспоминание заставило его побагроветь от гнева.

– Сука, – прохрипел он. – Беловолосая сука.

Она унизила его на глазах у своего поганого секретаришки. Ему хотелось схватить Харнана обеими руками за шею и раздавить его как кожаный бурдюк. Арива. Ее ему тоже хотелось убить. Вонзить ей в горло кинжал, точно так же, как вонзил ее брату, Берейме. Ему хотелось почувствовать, как ее теплая кровь брызнет ему на руки. Хотелось крикнуть ей в лицо о своей ненависти, когда набранный в легкие воздух будет со свистом выходить через эту рану.

Но как всегда, он ничего не сделал.

Не из трусости, сказал он себе. Только из соображений здравого смысла. Гвардейцы без раздумий зарубили бы его. Его, их коннетабля. Но любили-то они не его, а эту суку.

– Мне очень жаль, Деджанус, – сказала она.

Казалось, она даже оправдывалась.

– Это ведь Оркид подал такую мысль, не правда ли? – спросил он.

– Нет, он был против.

«Ну разумеется, – подумал он. – Разумеется, он был против». Она, должно быть, увидела на его лице сомнение.

– Разве не так, Харнан?

Секретарь кивнул.

– Я сам слышал как он говорил об этом.

– Это мое решение, Деджанус. И больше ничье.

Вот тогда-то ему и захотелось убить их обоих. Его переполняла ярость, и он ничего не мог с ней поделать. Он подумал, что у него вот-вот лопнет кровеносный сосуд.

– Кто будет командовать Великой Армией? – сумел спросить он.

Арива выглядела удивленной его вопросом.

– Ею командуешь ты, Деджанус. Это никогда не изменится.

– Но я недостаточно хорош для комитета.

– Этого я не говорила, – выпалила Арива, и он почувствовал ее нарастающий гнев; его собственный, казалось, съежился перед ним. – Я сказала, что ты но своему характеру не подходишь для работы в комитете. А это совсем иное дело.

Прохладный ночной бриз коснулся его лица, возвращая коннетабля в комнату таверны, с бутылкой чего-то там и стареющей шлюхой. Он ощупал припухлость на нижней губе. Для стареющей шлюхи она, безусловно, умела отбиваться. Зачем она это сделала? Почему все хотели встать у него на пути? Чем он им помешал?

Икана простонала в третий раз, звук этот походил чуть ли не на предсмертный хрип.

Не следовало ей бить его. Это был плохой поступок. Он вызвал у него новый приступ гнева, словно Деджанус снова перенесся в покои Аривы и подвергся унижению.

– Не подхожу по характеру, – пробормотал он. Деджанус встал с постели, оделся и допил содержимое бутылки, после чего склонился над Иканой и попытался растолкать ее.

Та не шевелилась. Он перевернул ее на спину. Лицо женщины было покрыто кровью, липкой и черной в темноте.

– Не следовало тебе бить меня, – сказал он почти мягко. И снова попытался разбудить – но она по-прежнему не просыпалась.

Он положил ладонь ей на шею, чуть ниже челюсти, и пощупал пульс, а затем поспешно попятился. На какое-то мгновение он почувствовал к ней жалость, но ее тут же сменил гнев.

И что, во имя бога, ему теперь делать с ее телом?

ГЛАВА 17

Для рыцарей Двадцати Домов бегство обернулось долгой и утомительной скачкой. Они напролом промчались через остатки северных ворот Даависа, потеряв многих всадников из-за преграждавших путь обломков и четтских стрел, а затем понеслись на восток со всей быстротой, на какую были способны лошади. Наверняка не придется долго ждать, прежде чем Линан или другой четтский командир отправит отряд за ними в погоню, и они хотели оставить как можно большее расстояние между собой и городом. Рыцари скакали всю ночь, пока луна не поднялась высоко в небе, а затем спешились и закопали свои доспехи, чтобы лошадям было легче. Отдохнув два часа, рыцари продолжили путь, пока снова не встретили на своем пути реку Барду. Утро застало их почти в пятнадцати лигах от Даависа, и Гален рискнул снова дать им отдохнуть.

– Но никаких костров, – предупредил он. – Нам ни к чему давать четтам знать, где мы находимся.

Пока другие спали, он занимался Чарионой. Скачка причиняла ей постоянную боль, и он тревожился, как бы одно из сломанных ребер не повредило легкое или другой орган. Он осторожно уложил ее на землю и дал ей немного воды. Она с благодарностью отпила, а затем находилась где-то между состоянием потери сознания и горячечного полусна. Он знал, что ей нужен отдых, но они не могли позволить себе задерживаться в такой близи от павшего города. Гален в любой миг ожидал услышать боевые кличи атакующих четтов и увидеть град их смертоносных стрел.

Еще до полудня рыцари уже снова ехали, следуя на восток вдоль берега Барды, до предела выматывая своих скакунов. Под вечер Барда завернула на юго-восток. Гален приказал устроить еще один короткий привал, а потом снова ехать в ночь. В первые часы третьего дня бегства он позволил отряду отдохнуть несколько часов, чувствуя, что теперь они находятся в большей безопасности, приближаясь к границам Чандры – территории короля Томара. Тем не менее он постоянно выставлял часовых и выслал вперед разведчиков – посмотреть, не обнаружат ли те чандрийский сторожевой пост или подразделение местной армии.

Длительный привал пошел Чарионе на пользу. Она перебросилась с Галеном несколькими словами и съела немного сушеного мяса. Мысли еще путались, и потому ее не обеспокоило, что Гален показывает Магмеду ее здоровенный синяк и спрашивает его мнения.

– Хороший цвет, – высказался Магмед. – Он желтеет, лиловый в основном только по краям. Она выздоравливает.

Гален согласился и, от сознания этого, а также отсутствия погони, начал понемногу расслабляться. Едва он позволил себе это, накопившаяся за время бегства крайняя усталость свалила его, и он обмяк, уснув как убитый рядом с Чарионой. Магмед снял с себя плащ и накрыл их обоих.

В последующие два дня они продолжали ехать вдоль берега Барды, останавливаясь ровно на столько, сколько требовалось, чтоб дать роздых лошадям, а затем оставили реку позади, двинувшись прямо на восток, к Спарро. Вскоре после этого отряд повстречал первый дозор из Чандры. Им преградили путь десять бойцов легкой кавалерии. Последовали торопливые объяснения, и дозор галопом умчался за подкреплением, на случай, если четты не сильно отстали от рыцарей. По крайней мере, так объяснил Галену командир дозора.

– Да не гонятся за нами никакие четты, – сказал Галену Магмед. – Будь они настолько близко, мы бы все уже стали покойниками.

– Наверное, подкрепления нужны им не из-за четтов, а из-за нас, – согласился Гален.

– С каких это пор король Томар стал с подозрением относиться к рыцарям из Кендры?

– Возможно, дело не в Кендре, – ответил Гален и кивнул на полуспящую в седле Чариону. – Она ведь королева Хьюма, традиционного врага Чандры в течение долгих веков до объединения с королевством.

– Но ведь все королевство воюет! – возразил Магмед. – Наверняка эта мелкая грызня теперь побоку?

Гален пожал плечами.

– В некоторых случаях ненависть бывает слишком застарелой, чтоб так легко отложить ее в сторону.

– Мы должны остановиться, – слабо проговорила Чариона и натянула узду.