Тёмные улицы

Лазурь поняла, кого имел ввиду Грай. Человек в сером пальто. Без имени, без лица. Вот кому она страшно завидовала. И готова руку на отсечение дать, что и остальные тоже. Законы этого мира написаны явно не для него. Он мог свободно захаживать в любую больницу, любой морг и дом и везде его встречали как дорогого гостя.

– Так нужно, Грай. Так нужно.

– А ты? Тебе не надоело?

Надоело. Только в слух она никому не признается. Даже Граю.

«Особенно Граю», – мысленно поправит она себя и уткнётся носом в шею парня.

– Скучала?

– Да…

В тихом шёпоте отразится вся боль, все мысли и желания. Слова ни к чему. Они только портят волшебную атмосферу близости двух душ. Но и без слов можно рассказать многое и даже больше.

Они понимали друг друга с полуслова, с полумысли. Казалось, души их сотканы из одной материи, сотворены под одной звездой. Они чувствовали друг друга на расстоянии и знали, когда одному из них нужна помощь и поддержка. Не стыдясь, дарили они свет и любовь окружающему миру, на собственном примере показывая как нужно по-настоящему любить и уважать своих партнёров.

Если и возникала какая-то проблема, то решали они её вместе, сообща, а не прячась на пример крыс по углам и щелям. Какой толк от молчания и обид, если они разрушают в первую очередь тебя? Не лучше ли открыть Душу и спокойно, без ругани и оскорблений, поведать о том, что тебя гнетёт и ранит в данный момент времени?

Грай смотрит в небесные глаза Лазурь и видит в их глубине отражение себя: настоящего, без масок и прикрас.

– Ты – моё зеркало, – ласково шепчет он и дёргает девушку за мочку уха.

– А ты – моё.

В их глазах зажигаются звёзды, вспыхивают пульсары. Космические вихри затягивают в воронку мелкие астероиды и метеориты. Галактики сталкиваются, сливаясь друг с другом, давая жизнь чему-то новому и невероятно прекрасному. Планеты сходят с ума и слетают с орбит. Словно вся Вселенная преветствует двух возлюбленных, которым Создателем заповедано встретиться, чтобы никогда не разлучаться.

***

Цыган.

Он самый настоящий. Цыган по крови и по кличке. Непредсказуемый, неуловимый. Сегодня здесь, а завтра там. Ему бы быть бароном, но он предпочёл остаться колдуном, передав власть в руки подающего надежду парня.

В свои пятьдесят лет он выглядел на удивление молодо. И тюрьма ничем не отпечаталась на смуглом лице. Отсидел по молодости за воровство, с кем не бывает.

– Ворожит, старый пёс. – шушукались за спиной поголовно все цыгане, от баб до мужиков.

Чёрт с ним, с проклятым племенем. Он то знает правду. Он и такие, как он. А доказывать что-то остальным – только воду месить в ступке.

Цыган с наслаждением курил трубку. Нередко удаётся посидеть вот так, в тишине, у догорающего костра. Табор уехал в другой город, оставив его одного. Скатертью дорога. А ему и здесь не плохо. К тому же велено присмотреть за молодняком. Ох уж эта молодость и горячая кровь, ох уж эти амбиции и желание стать первопроходцем, тем, кто изменит вековые правила и порядки, написанные кем-то на небе.

Под молодняком подразумевались те, Другие. Их были тысячи. Остались сотни. Одни помнят свою суть. Остальные забыли. Остальные стали ничем не отличимы от серых людей. Этот мир ломает даже сильных.

Змей неслышно подкрался сзади.

– Тьфу, гад ползучий. – против воли ругнулся Цыган. – Кончай так делать.

– Грай опять мутит воду.

– Оставь его в покое. Сколько раз говорить?

Змеиная улыбка скользнула по лицу: глаза ледяные, так, быстрое движение губ, зубов и языка.

– Слушаюсь и повинуюсь, папочка.

– Ты мне эти шутки брось. – Цыган сердито сплюнул на землю. – Ты мне никто, нелюдь. Запомни это. Не знаю, какую ты выгоду ищешь, но меня не обманешь. И Лазурь не трогай. Она тебя как огня боится.

– Приятно осознавать, что хоть кто-то меня побаивается.

– Ты понял о чём я говорю. Если сказал, что боится – значит боится. По-взрослому.

Змей на минуту задумался и кивнул. Цыган просто так бросать слова на ветер не будет. Это либо приказ, либо смертный приговор. Третьего не дано.

«И кто только поставил его главным». Вслух этого не произнёс. Итак все знали: Цыгана сделали главным потому что он, как никто другой, знает, как выжить в мире людей. И охотно раскроет свои секреты. Только знать нужно подход к нему. Или обход. Но это на крайний случай.

***

Гарпия.

Гарпия[3 - Гарпия – персонаж греческой мифологии, дикие полу женщины – полу птицы с крыльями и лапами грифона и грудью и головой женщины.] в очередной раз продавала себя за деньги. Зарекалась, что в последний раз. Рыла ногтями землю. Крестилась и божилась. Но снова срывалась.

– Я летать хочу. Пойми ты, Безымянный. Ты же помнишь, как это было.

Безымянный, он же Безликий, в сером измятом пальто, молчал. Он помнил. И понимал. Им, птицам, тяжелее всего. Рождённый летать ползать не научен. И с этим ничего не сделаешь.

Брила ноги и вырывала с кровью когти. Замазывала килограммами тонального крема шрамы на руках и плечах. На вопрос очередного клиента отмахивалась:

– Врождённая мутация. Один на миллион.

Клиент понимающе кивал, глядя на её деформированные ступни. Главное, что тело отменное и личико смазливое. А ноги всегда можно спрятать под простынёй. Дело-то одной ничтожной минуты.

И вот очередная ночь оглашается криками удовольствия как мужчины, так и Гарпии. Деньги, потраченные на неё, стоили того.

– Горячая штучка. Не встречал ещё таких, – делился мужчина по телефону со своим товарищем по бизнесу.

Скоро у девушки-птицы будет новый клиент. Но это потом.

А пока она ещё долго лежала и смотрела в звёздное небо. Была в небе мыслями и ещё каким-то телом, то ли астральным, то ли ментальным. Сам чёрт не разберёт, где кончается одно и начинается другое.

Может, в этот раз силы и энергии, полученной от самца, хватит на более продолжительное время?

Она не была паразитом. Не была энергетическим вампиром. Силу ей давали негативные эмоции людей. Злоба, ненависть, жажда лёгких денег и славы. Гарпия принимала их с благодарностью и перерабатывала в своём хрупком теле. Взамен отдавала обратно чистое, доброе и нежное. То, что было чёрным, становилось белым и возвращало потерянные в бессмысленной суете города силы и энергию.

Незаметно такую вещь не провернёшь. Нужно время и душевная близость с человеком. А когда падают барьеры и человек становится самим собой? Правильно, когда он спит или занимается любовью. Вот и приходилось Гарпии жертвовать малым ради большого и священного.

Птица забирала себе грязь людей, чтобы снова летать. Во время оргазма и после завершения земной жизни.

За кадром оставались утопающие в тазике с кровью бритвы и лезвия и бесчисленные попытки суицида, когда душевная боль достигала апогея. За кадром оставались слёзы в подушку и угрозы богатого брата, занимавшего какой-то там пост в верховной власти и за руку здоровавшегося с премьер-министрами всех цветов и мастей. В стаде благородных аристократов завелась плешивая овца, портящая всю картину маслом.