– Келлен?
Я открыл глаза:
– Шелла?
Ветер только усилился, но, хотя вокруг меня летали чешуйки оникса, пытаясь в меня вонзиться, там, на земле, тысячи других сопротивлялись, принимая очертания лица моей сестры. Глаза сузились, когда она прищурилась и посмотрела на меня снизу вверх.
– Келлен? Где ты?
– Шелла, мне нужна твоя помощь! Рейчис ранен. Ты должна…
Чешуйки, сложившиеся в ее левую бровь, приподнялись.
– Некхек? Ты прервал мои занятия, чтобы поболтать о грязном некхеке?
Некхеки – слуги демонов. Так мой народ называл белкокотов.
– Шелла, пожалуйста! Он на южной окраине земель берабесков, в пустыне под названием Золотой Проход. Он тяжело ранен. Тебе нужно создать заклинание, чтобы вылечить его. Попытайся послать весточку Фериус Перфекс. Она отправится туда и найдет его. Пожалуйста, сестра, ты должна…
– Я ничего подобного не сделаю, пока ты хотя бы не скажешь, где ты, Келлен.
Ее сложенные из чешуек глаза сдвинулись влево и вправо, она огляделась.
– Что это за место?
– Это… Точно не знаю. Я искал Эбеновое аббатство, когда…
– Эбеновое аббатство? О Келлен, как ты мог поверить в такую ерунду? Все знают, что аббатство – миф.
Черты ее лица изменились, они стали смертельно серьезными.
– Келлен, если аббатство существует, я должна немедленно рассказать отцу. Следует отправить военный отряд, чтобы уничтожить эту мерзость прежде, чем…
Она не слушала. Все, что ее заботило, – слава нашего народа, и больше всего – слава нашей семьи. Я вложил в свои слова весь арта сива – талант аргоси убеждать:
– Сестра, сейчас ты меня выслушаешь. Рейчис умирает, и ты одна в целом мире можешь ему помочь. Если ты вообще меня любишь, если хочешь снова называть меня братом, не превращая это слово в дурацкую шутку, ты его спасешь. Ты спасешь моего друга.
Она пристально уставилась на меня из ониксовых чешуек, потом вздохнула:
– Прекрасно. Опиши место, где ты его оставил, и, может быть, я смогу…
– Я поймал его! – прозвучал с неба над моей головой низкий сердитый голос. Один из монахов. – Проклятый дурак пытался ускользнуть в Тени!
Из облаков появились черные ленты и обернулись вокруг моих запястий, обматываясь снова и снова, усиливая хватку. Они начали тянуть меня, утаскивая от Шеллы.
– Нет! – закричал я. – Отпустите меня!
Появились новые полосы Черной Тени, обматываясь вокруг моей груди. Я почувствовал, как они тянут меня за лодыжки. Внезапно меня подняли в воздух, подсекли, как рыбу леской. Я вопил, ругался и боролся с лентами до тех пор, пока плечи мои едва не вывернулись из суставов.
– Келлен? Что происходит? Мне нужно, чтобы ты рассказал, как найти нек…
Я так и не услышал конца фразы. В меня врезалась твердая земля. Холод пробежал по моей спине. Небо надо мной теперь было серым, оно роняло крошечные хлопья белого снега, которые таяли, коснувшись моего лица, и превращались в слезы.
Монахи вытащили меня из Теней, прежде чем я смог рассказать Шелле, как найти Рейчиса.
Глава 9
Дурак
Слово «дурак» примечательно тем, что имеет больше одного значения независимо от того, на каком языке вы говорите. На джен-теп, барабесском, гитабрийском, дароменском или любом другом языке «дурак» – это тот, кому не хватает здравого смысла или благоразумия, тот, кем воспользовались в чужих интересах, ненормальный, лишенный интеллекта… Или охлажденный десерт из смешанных фруктов. Можно было подумать, что последнее значение появляется только в одном языке, но в действительности есть несколько языков, в которых слово «дурак» связано с замороженным фруктовым угощением.
Когда взявшие меня в плен называли меня дураком, а они делали это часто – на следующий день, я почти сомневался, что они имели в виду все разнообразные значения этого слова одновременно. Кроме фруктового, хотя такого я тоже не мог исключить, если уж на то пошло.
– Дурак замерзнет до смерти, – сказал Турнам.
Грубость его тона стряхнула с меня дремоту. Я повернул голову и увидел то, что видел каждый день с тех пор, как меня вытащили из Теней: снег, лед, скалы, гору. Я был так слаб, что путешествие стало бы чересчур сложным, если бы я по большей части просто не парил, пока монахи шагали вверх по склону горы: меня удерживали на весу теневые ленты Турнама, обмотанные вокруг моих ног и туловища. Я узнал, что имя бритоголового с отметинами в виде слез под глазом зовут Бателиос.
– Конечно, он замерзает. Холодно.
Это заставило меня захихикать и расположило к нему больше, чем к Турнаму.
– И он явно слаб, – добавил Бателиос. – И умом и телом.
Ладно, может, из этой парочки моим любимцем был Турнам. Вообще-то какая разница? Я не собирался задерживаться в их компании.
– Я бы скормил его своему демону, – сказал берабеск, теребя обожженный кусок лацкана кожаного пальто. – Какая польза от него будет ордену?
Молодой человек посмотрел на меня сверху вниз с широкой улыбкой на лице.
«Нет, постойте, я же вижу его вверх тормашками. Это не улыбка, а сердитый оскал».
– Ты чуть не стащил меня с утеса вслед за собой. Стоило бы позволить тебе сломать позвоночник на тех камнях. Твоя смерть была бы столь же неприятной, сколь заслуженной.
«Знаешь, моя жизнь и так не похожа на десерт «дурак».
Я захихикал над собственным остроумием, что заставило меня задрожать. Я и вправду замерзал. В придачу ко всем моим ранам и недугам короткое пребывание в Тенях наградило меня лихорадкой.
– Почему ты от нас удирал? – спросил Бателиос.
Он терпеливо тащился вверх по склону, повернувшись ко мне спиной.
– Мой друг… – сказал – вернее прохрипел – я. Но мысль о Рейчисе подстегнула меня. – Мне нужно помочь моему другу.
– Животному? – засмеялся Турнам. – Разве я уже не сказал? Животные – еда, а не компания.
Его издевка напомнила мне, как он пытался внушить мне, что я ел Рейчиса.
– Как там ожоги у тебя на груди? – любезно осведомился я.