Семь клинков во мраке

Дверь приоткрылась. В камеру заглянуло кроткое усатое лицо, увенчанное редеющей черной шевелюрой, и донесся слабый, почти скулящий голосок:

– Военный губернатор? Я не вовремя?..

– Клерк Вдохновляющий, – отозвалась Третта. – Крайне не вовремя.

– Ой.

Невзирая на сталь в ее голосе, он, шаркая, протиснулся в камеру. Вдохновляющий, годный только на то, чтобы за столом заседать, стоя выглядел еще менее внушительно. Мундир висел на тощем теле, как на вешалке. С длинного носа сползали очки.

– Дело в том, что я здесь с запросом на возвращение оружия. – Вдохновляющий выразительно глянул на ящик с Какофонией. – Ставке не терпится услышать, что оно находится под охраной.

– Охраны надежнее меня нет, – отрезала Третта. – Мы вернем оружие, когда закончим.

– Да. Конечно, военный губернатор. – Вдохновляющий направился было к выходу, но замешкался. И повернулся обратно. – Дело просто в том, что они крайне настойчивы. Мой революционный долг – убедиться, что…

– Все запросы Ставки Командования насчет сего оружия вы можете перенаправлять мне, клерк. И только в случае, если упомянутые запросы доставят лично, вы можете меня побеспокоить вновь. Я понятно выразилась?

Вдохновляющий робко кивнул.

– Д-да, военный губернатор. Прошу прощения, военный губернатор. – Он выскользнул за дверь и прошептал, уже закрывая ее: – Просто… это самое… дайте знать, когда я смогу его забрать.

Раздался щелчок замка. Сэл задержала взгляд на двери, а потом зевнула и снова посмотрела на Третту.

– Вдохновляющий, м-м? – поинтересовалась она. – Вы тут в Революции сами себе имена выбираете? Всегда было любопытно.

– Довольно! – ударила Третта кулаком по столу; ящик грохотнул. Она наклонилась и рявкнула на пленницу, чуть ее не оплевав: – Хватит волынить! Ты сию же минуту расскажешь нам, что произошло с Кэвриком, или, клянусь, я с безграничной радостью помогу тебе узнать, сколько дюймов раскаленной стали может войти в человека.

Сэл моргнула. Она открыла рот, словно хотела уточнить, как же именно можно добыть подобные знания. Однако совершила первый разумный ход за весь день – решив заговорить о другом.

– Между прочим, – произнесла она, – я как раз переходила к этой части истории…

5

Шрам

Не знаю, в какой момент я задремала, но, как только услышала его голос, поняла, что вижу сон.

«И над чем ты смеешься?»

Он улыбался одними глазами. Его лицо состояло из углов, острых, идеальных, словно клинок, который он держал на коленях и шлифовал; таким же прямым и жестким было его тело. И пусть, глядя на меня, он пытался казаться суровым, он не мог скрыть смех в глазах.

И я не пыталась скрыть свой смех. В те времена мой смех был звонким, громким, и единственным шрамом на моем лице была улыбка.

Он держал оружие обеими руками, рассматривал, изучал, словно ответ – как и все ответы – лежал на поверхности острой кромки.

«В мече есть честность, коей лишена магия, – произнес он. – Магия требует Мены. Чтобы ей воспользоваться, ты отдаешь часть себя, и ты никогда не узнаешь, с чем расстаешься, пока оно не утеряно навсегда. А вот меч? Это партнерство».

«Это странно».

«Смотри».

Он у меня за спиной, меч в моей ладони, его пальцы поверх моих. Одной рукой он обхватил мою талию, притянул ближе. Другой направил мою руку, выполняя рубящие удары, блоки, выпады, убивая воображаемых врагов.

«Видишь? Он просит тебя его использовать. И взамен делает то, что должен. – Его губы скользнули ближе к моей шее; горячее дыхание коснулось уха. – Прямо как мы».

«Как мы», – прошептала я, закрывая глаза.

«Ты и я, – проговорил он. – Я – твой клинок. Используй меня, и я сделаю то, что должен».

На моем животе расцвела горячая влага.

«Итак», – шепнул он.

Меж его пальцев сочилась моя кровь.

«Оставишь ли ты меня ради магии?»

* * *

Горячее дыхание на моем лице. Голос в ушах. Длинный, мокрый клюв, щекочущий щеку.

Я приоткрыла один глаз. Конгениальность уставилась на меня и раздраженно гукнула. Позади нее в блестящей луже слюны валялся комок меха и костей.

– Что, уже? – поинтересовалась я, зевая. Отпихнув ее, я привалилась спиной к дереву, под которым заснула. – Леди надлежит терпеливо ждать ужина.

Конгениальность распушила перья и издала мерзкое шипение, намекая, что она ждать не станет. Я вздохнула, поднялась на ноги и подхватила плащ, служивший мне подушкой. Стоило его встряхнуть, как он мгновенно уменьшился до размеров палантина, который я повязала на шею. Не самые впечатляющие чары, но помогают сэкономить место.

Я нашла в седельных сумках очередную тушку. Швырнув ее Конгениальности и оставив ту со жратвой наедине, я прошла мимо человека, которого только что прикончила, и взялась за премерзкое занятие – копаться в его барахле.

В Катаме ученые называют это искусством. В Уэйлессе пропагандисты называют это угнетением. В Обители фанатики называют это колдовством.

Но здесь, в Шраме, нужно быть скитальцем, чтобы понять, что на самом деле есть магия: сделка.

И, как и во всякой сделке, ее сила заключается в Мене.

Называть ее жертвоприношением было бы слишком возвышенно. Скитальцы – народ не настолько самоотверженный. А Госпожа Негоциант, с каким бы почтением мы ни произносили ее имя, не покровительствует нам. Хочешь власти – Госпожа называет цену. Предлагаешь ей Мену – получаешь то, за что платишь.

Дайга об этом знал.

Я взяла его ожерелье, перебрала безделушки. Если не знать, на что смотришь, оно покажется хламом. Прядь золотистых волос, потрепанная красная ленточка, погнутая ложка – сокровища голодранца, не мага.

Тут же висело несколько свернутых бумажек. Я сорвала одну наугад, развернула. Оттуда на меня посмотрела семья: хмурое дитя, женщина с печальной улыбкой и мужчина, которого я только что убила. Тут он моложе, волосы гуще и темнее, а его длинный нос и подбородок еще не были столь испещрены морщинами.

Если бы он решил обменять этот портрет, я влипла бы по-настоящему. Может, он был настолько дорог, что Дайга не смог с ним расстаться.

Воспоминания – вот что Госпожа Негоциант просит в обмен на силу мастеров хвата. Годятся памятные вещицы – дорогие сердцу безделушки, всякая всячина, которая важна для мага. Если задуматься, это не лишено смысла: чтобы уметь схватить, нужно уметь и отпустить. И чем вещь важнее, тем колоссальней сила.

Дайга знал и об этом.