Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 1. Бегство с Нибиру

– Твой смех здесь неуместен! – Возмутился лекарь. – Привел с собой какого-то варвара из пустыни, и устраивает шутки!

– Он не варвар, он едет вместе со скоморохами. – Оправдываясь, попытался все объяснить молодой предводитель. На что лекарь рассердился пуще прежнего:

– Так ты еще нарочно вырядил, этого варварского шута, чтоб посмеяться надо мной??!!

– Как можно посметь? Я не шучу, он и вправду вылечил Энгильсу. И он не варвар, а ученик лекаря.

– Будто я не разгляжу в этом бледном юноше, северного варвара. – Остыл, наконец, старый лекарь, лишь слегка проворчав.

– Что ты тут разбушевался? – Из створов показался коренастый стан, среднего ростом, но крепко сбитого человека, в котором чувствовалась сила тела и духа.

Гости сразу догадались, что это и есть тот самый Уруинимгина, про которого так много говорят в народе, кто с ненавистью, а кто с восхищением. Нин, увидев вместо прекрасного великана, какого-то каменотеса, немного разочаровалась. Вслед ему, вышли женщины и тут же бросились обнимать и целовать Энгильсу, который отстранялся от их чрезмерных ласк, стыдясь причитаний вокруг него.

Смутившись, лекарь начал оправдываться:

– Да вот, Кикуд пытается меня уверить, что этот иноземный мальчишка, ученик лекаря. Где это видано, чтобы варваров обучали в храмах Энки, или в домах писцов?

– Может он не иноземец. – Попытался отстоять свое Кикуд.

– Да как же не иноземец?! В нем нет даже тени благородной смуглости черноголовых.

– Ну-ну, разве не все люди равны? Что плохого, в том, что чужеземец постигает мудрость наших знаний во благо? – Примиряюще сказал Уруинимгина. – Наш старый друг из Нибиру, кажется, сообщал мне о нем. Он присылал мне и просил приютить его ученика, и я кажется, узнаю его в этом юноше.

– Это так. – Позволил себе вмешаться Пузур, услышавший разговор. – Вот послание от абгала, с его оттиском. – Достал он из-за пояса глиняный шарик.

– Да, это его знак. – Согласился лугаль, всмотревшись в печать. – И с теплотой обратился к эштароту. – Значит, тебя мы должны благодарить за нашего сына?

И тут же, женщины с благодарностью кинулись обнимать теперь его, оставив, замученного любовью царевича, в покое.

– Наш старый друг, как будто предугадал несчастье, что подстерегало Энгильсу, отправив тебя к нам именно сейчас. Видно самим богам было угодно, встретиться вам в пустыне.

– Благородный Уруинимгина должен знать, что прежде это сам Энгильса и доблестные воины Лагаша спасли нас от рабства и мучительной смерти. – Аш не хотел принимать незаслуженных похвал.

– Значит это обоюдно. Нам не дано познать божьи замыслы, но они порой подталкивают нас к их свершению.

Лугаль любезно пригласил бродяг во дворец, чтобы соблюсти все законы гостеприимства к дорогим гостям.

Уже в приемах, Уруинимгина отдал должное Ашу за его благодеяние, хоть и совершенное в благодарность за собственное спасение.

– Мой друг абгал сообщает, что его приемный сын А-Аш-ме-ди, служитель самой госпожи небес, обрученный быть ее земным супругом.

– Да, я эштарот. – Скривившись, нехотя ответил Аш.

– Это так тяготит тебя, я вижу. Не думаю, что молодому эш.... Как ты сказал?

– Эштарот. Так нас называют киурийцы, а теперь стали называть и кишцы.

– Да-да, Эштар это имя Инанны у пастушьих народов. А ее прислужники не подвергшиеся оскоплению, стало быть – эштароты. Хм, надо запомнить, будет полезно знать. – Наморщил лоб лугаль, и продолжил будто не прерывался. – Не думаю, что молодому эштароту следует тяготиться своей участью. Служение самой госпоже, великая честь и отрада долженствующая помогать в пути во всех начинаниях. Не каждому дано обратить на себя сияющий взор небесной владычицы, и иметь столь милостивое к себе благоволение. Мне покровительствует суккаль сиятельнейшей Инанны Ниншубур, и я считаю то за великую честь и благо для себя. Что же, за благословение должен получить, обративший взор самой госпожи.

Аш ничего не ответил на восторженные слова Уруинимгины, лишь дав понять, что услышал совет царя.

***

– Пусть вас не удивляет пища, вкушаемая в моем доме. – Сказал хозяин застолья, надламывая хлеб, когда слуги подали гостям ужин.

А удивляться было чему, так как лугаль столь обширного царства, делил с ними свой ужин, который был скуден и груб, как ужин простого шуб-лугаль. Но при этом, им как дорогим гостям, вдобавок были преподнесены лучшие лакомства и снедь.

– Мы в нашем крае, стараемся, чтоб каждый мог наполнить свой желудок сытным ужином, и чтобы блюда на столах в их домах никогда не опустевали. Мы не можем позволить себе жировать и роскошествовать, когда есть хотя бы один обездоленный, и потому мы ограничиваем себя и к тому же призываем наших богачей. Но пока не получается. – Засмеялся уруинимгина.

Пузур пораженный как и его спутники, скромностью лугаля, не смог сдержать своего восхищения величием воли и духа, выстоявших перед великими соблазнами, которая дает власть. Польщенный Урунимгина, склонив голову в благодарность за высокую оценку его трудов, ответил, что и он и жрецы, и все его сподвижники, стараются во всем следовать высшей справедливости.

– Наши недруги говорят, что мы служим промозглой мгле, задумавшей ввергнуть мир в бесконечный мрак, что нами движут лишь жестокость и злоба. Но ведь это не так. – С нескрываемой обидой говорил он, удрученный ложью, разносимой по свету. – Мы даже не знаем кто это. Глупцы говорят, что это одно из имен нашей первоматери. Да, мы хотим вернуть мир в лоно матери, в то время, когда все жили от трудов рук своих, когда не было голодных и сирых, когда все были вольны и каждый чувствовал божью благодать. Но при чем здесь, тьма и зло?! Разве мать, может быть жестокой к своим детям, в муках родив и выпестовав их? Для этого надо ее очень крепко обидеть и огорчить, так, что даже самая добрая из матерей, проклянет свое дите, и будет желать ему смерти. А скажите по чести, что нужно сотворить такого, чтобы родная мать, та, что родила и выпестовала, желала бы вам зла? Не ведают, что мать в муках родившая, не может желать своему дитю зла. – Улыбнулся лугаль.

Аш ковыряясь ложкой в ячменной каше, с любопытством разглядывал стяг Нингирсу висевший напротив его глаз, удивляясь, что это просто серое полотнище с изображением плуга. Сидевший рядом с ним Гир, в силу своего прежнего занятия, тоже не оставил знамя Уруинимгина без внимания. Заметив удивленные взгляды гостей, Уруинимгина пояснил им причину такого его вида:

– Плуг, вы знаете, это знак нашего бога Нингирсу, самого познавшего тяжесть труда земного и потому призывавшего и нас относиться с уважением к людям, живущим от пота трудов, и учившего нас жить, по справедливости. Этому стягу так много лет, что пролежав столько времени в пыли и забвении, он потерял свой первоначальный вид. Его прежний цвет выцвел, и никто уже не помнит, какой он был изначально. Оттого и такой он землистый. Вот мы и оставили его так. А я думаю – пусть, какой бы ни был начальный цвет, предав Нингирсу и его заветы много лет назад, и перестав прислушиваться к чаяниям люда, мы потеряли право знать это. Хотя я все еще надеюсь, что своими делами мы заслужим его доверие, и он явит нам знак. Пока же, мы смиренно приняли такой его стяг: это цвет простого люда, это знак уважения к ним, ведь они не могут позволить себе как мы, яркие и белые одежды.

Удостоверившись, что гости насытились, хозяин решил, что пришла пора познакомить бродячих игрецов со своими. Хлопнув в ладоши, он дал знак слугам, чтобы придворные шуты и музыканты почтили скоморохов своим присутствием. Тотчас заиграла музыка, и шуты закувыркались и запрыгали, а юноши и девушки с приятными голосами запели веселые песни. И гости, радуясь общему веселью и также прихлопывая переливам музыки, приходили в восторг от выступления лагашских шутейников. И только Нин, видя счастливое лицо Уринимгины, слегка всплакнула, пожалев свою старую наставницу:

– Бедная Ама, она так хотела его увидеть. И вот теперь мы здесь сидим вместе с ним, а ее больше нет, и она его так и не увидела....

– Не плачь – успокаивала ее Эги, – она видит его оттуда и радуется вместе с нами.

– Ах, если бы это было правдой. – Вздохнула девушка, прислонившись на грудь к старшей подруге, утешаясь в теплых объятиях.

Еще много, хотелось спросить скоморохам у лагашского лугаля, еще много вопросов скопилось у них в головах, но дела государственные и долг перед богами, не позволяли лугалю быть в весельи слишком долго, да и уставшие путники, были не прочь отдохнуть, что им тут же было предоставлено и их отвели в их новые покои.

***

Придворные лицедеи успевшие подружиться с нибирийцами, любезно согласились показать им город и торговую площадь, где в отличие от храмовой – главной площади города, толпы людей толкались каждый день, и где они, частенько любили поплясать и попеть вместе с простыми горожанами.

Впервые за время долгого путешествия, видя счастливые лица, без тени страха и неволи, скоморохи и сами воспряли духом. И у них в стороне бывало, бедные радовались дню: но радость эта была недолгой, со знаком горечи в глазах, с заботой о том как прожить наступающий день. И у них встречались счастливые лица: но это все были лица людей самодовольных жизнью, чьи дома ломились от изобилия, а желудки были наполнены изысканными яствами, и их не волновали чужие страдания. Здесь же они прежде всего подметили, что даже у самых ничтожных, взгляды были без страха перед высшими, как это было в землях Унука и Киша. Что ни смерд, то взгляд полный достоинства, что ни раб, то вера в будущее. Наверно все оттого, что их желудки не сводило бесконечным голодом, и они были уверены, что и завтра сумеют заработать себе на жизнь, не отягощаясь непосильными поборами.

Щурясь от блеска красот, коими, за время правления Уринимгины успел обзавестись стольный город Лагаша, друзья не уставали восхищаться его великому духу, помогающему ему и его соратникам в их начинаниях. Даже их провожатые, совершенно не походили на тех придворных шутов и музыкантов, что развлекают царедворцев при других дворах; с гостями они рады были делиться своим, чтобы в свою очередь познавать от них что-то новое для себя. Удивительно, но среди этих чужих для них людей, они впервые чувствовали себя в безопасности, не боясь быть схваченными за неосторожную речь, подвергнуться избиению за не понравившиеся взгляды, или неожиданно лишиться имущества. Наоборот, во всем этом многообразии лиц, среди совершенно разных людей, чувствовалась какая-то необъяснимая душевная теплота. Скитальцы, наслышанные об изменениях в далеком от них крае, подмечали про себя особенности мятежной земли. Тут как и всюду, не обходилось без ссор и ругани, как и везде не все люди были добры, встречались среди них и злые. Но злость их, не перерастала как у других, в ожесточенные столкновения и кровную вражду. Во всем чувствовалось общинная сплоченность, давно забытая на землях Калама, да и стражи города, не зря ели свой хлеб, блюдя порядок, чтя законы и не делая никому поблажек. Нин то и дело вертя головой, не переставала восторгаться осуществлению правителями Лагаша, чаяний своего несчастного народа, из поколений грезившего о возвращении в лоно великой матери. Как она жалела сейчас и Ама – так мечтавшую увидеть любимца Урукуга и больше всех рвавшуюся в далекий путь, и своих бедных родителей, и несчастного братика – так рано ушедшего из этого мира, и родных Аша, кто бы они ни были, и вообще всех – всех тех, кто не увидел их осуществлений.

Аш тоже был погружен в мысли, воспринимая для себя ранее не виданное явление, как не познанное открытие. «Как это просто, завладеть сердцами людей. Достаточно только дать им немного больше, чем они имели, и они пойдут за тобой на край света». – Подумалось ему, и тут же само продолжилось в размышлении. – «Но нельзя при этом, давать им слишком много, ограничив в тех межах, в которых они существуют, лишь изредка выпуская самых толковых из них. Ибо вседозволенность развращает и делает людей непокорными, что может привести к крушению царств». – Думал он, и тут же со стыдом отгонял мысли, понимая, что все стремления мятежных правителей Лагаша искренни в своих помыслах. Тем не менее, не переставая размышлять о хитросплетениях человеческого разума и поведения, вспоминая порядок вещей Киша и Унука. «А ведь эта хитрость, своей бесхитростностью, работает на землях со времен правления небесных стражей – доныне: обобрав и загнав несчастных в клетки, затем с негодованием возмутиться нерадивостью слуг, сделавших эти клетки слишком тесными, приказать сделать их просторнее. И вот уже вчерашние вольные общинники, обобранные и обнищавшие, потерявшие свободу и честь, скрючившись в своих «просторных» клетках, с искренним воодушевлением славят своего мучителя, считая его освободителем от оков тесных клеток злых людей, забывая о том, что еще вчера они были свободны».

Значение встречающихся слов:

галла – глава полиции, жандарм;

уру-бан – молодой храбрец;