– Так получилось, долго рассказывать.
– Что сейчас заставило тебя после срочной службы пойти в училище?
– Потому, что четыре года назад совершил ошибку – лучше сейчас её исправить, чем потом – никогда.
– Почему выбрал авиатехническое, а не другое, например, танковое или ракетное?
– Встретил очень хорошего человека, бывшего авиационного инженера.
– Почему бывшего? Кто такой?
– Попал под сокращение в 59 году, капитан Шантуров.
– Владимир Георгиевич? – теперь я вспомнил имя и отчество своего старого наставника.
– Да. Вы знаете его?
– Знал, служили вместе – я молодым техником, – он уже был старшим техником эскадрильи. Где и как ты с ним встретился?
Я рассказал, как познакомился с ним, как он хотел, чтобы я пошёл учиться в авиатехническое училище и, как обижался на меня, когда не послушал его совета.
– Где он сейчас, не знаешь? – Нет, не знаю. Знаю, что в 1964 году, после отставки Хрущёва, вернулся в армию, а куда – неизвестно. Он говорил тогда, что едет в Москву, в распоряжение управления кадров главного штаба ВВС.
– Да, мир тесен, – не знаешь, кого и как потеряешь, и кого и где встретишь. Ладно, ты в караулы ходил? – Нет, роту связи в караул не привлекают. В оцеплении по периметру и дневальным в автопарке – приходилось. Дежурным и дневальным в роте – неоднократно. – Дежурным я тебя видел – службу знаешь. Правильно сделал, что всё взял на себя и суворовца подключил. Надо было меня разбудить. Я потом сержанту шею намылил – хорошо, что до генерала не дошло – досталось бы нам обоим на орехи. Всё. Иди. Скажешь майору Васильеву, что Уставы ты сдал. Надеюсь, кто такой часовой – знаешь? – Часовой – это «труп», завёрнутый в тулуп, выставленный на мороз и повёрнутый в ту сторону, откуда должна прийти смена.
– Вот именно.
– Когда прибыть для сдачи строевой подготовки?
– Приёмам с оружием тренироваться надо?
– Нет, товарищ майор, не надо – этим у нас владеет весь личный состав, до последнего писаря.
– Договаривайся с Лукиным, я ему скажу.
Утром следующего дня, придя в тир, обнаружил, что меня уже ждёт мичман Журавлёв, несмотря на то, что явился я раньше назначенного времени. Мишени уже были развешены – ждали майора. Вместо него пришёл незнакомый мне капитан, – начальник тира доложил о готовности к стрельбам.
– Майора Васильева не будет – начинайте без него. Подпишешь его мишени. Принесёшь их мне… Давай я сам попробую, – капитан вытащил свой «ПМ». Практически, не целясь, очередью, как из автомата, капитан разрядил свой пистолет… Семь отверстий и одно в середине между ними, расположились строго в центре мишени.
– Восемьдесят. – произнёс капитан, даже не взглянув на принесённую старшиной мишень. – Сможешь так? – капитан вставил новую обойму, протягивая мне оружие. Бывший мой командир взвода, лейтенант Громов, виртуозно владел оружием, но такого я не видел. Если мне не изменяет память, он выбивал семьдесят восемь очков из восьмидесяти.
Спортивный азарт напрочь выбил из меня все волнения и страхи. Естественно, стрелял одиночными и шестьдесят очков я настрелял.
– Всё. Больше не надо. Зачтено, оценка «отлично». Мичман, подпиши мишень. Давай я распишусь, – капитан направился к выходу, но остановился возле лежащего на столе учебного «АК».
– Сергей Петрович, завяжи мне глаза, – с завязанными глазами, капитан разобрал и собрал автомат за тридцать секунд – двенадцать при разборке и восемнадцать на сборке.
– Теперь ты, – капитан уступил мне место за столом. С открытыми глазами, мне хватило сорок пять секунд, – девятнадцать на разборке и двадцать шесть на сборку. Нормативов на этот вид соревнований не существует, но для споров на «масло» для третьего года службы – это весьма неплохо.
– Всё. Зачтено. Закрывай свою богадельню, мичман. – Капитан ушёл, не оглядываясь.
– Кто это был? – спросил я у старшины, когда капитан удалился на приличное расстояние. – Капитан Терехин, преподаватель огневой подготовки, чемпион Прибалтийского округа по стрельбе. Садись перекурим, а то тебя снова начинает трясти, – успокойся и иди к себе, в казарму, к лейтенанту Лукину…
… В канцелярии эскадрильи Лукин протянул мне учебник противохимической подготовки и вложенный в него, листок бумаги.
– Здесь вопросы. Садись и занимайся, подготовь конспект. Завтра, в 10, в кабинете «химии» – теория, в 15 – нормативы.
Обозначенные вопросы были простыми, но вполне конкретными; их знание имело практическое значение, позволяло правильно ориентироваться в полевых условиях. Непременными были вопросы устройства и правила пользования противогазом, вопросы классификации, особенностей, способов доставки и правила защиты от отравляющих веществ…
Все эти вопросы, в упрощённых вариантах, изучались ещё в первые месяцы срочной службы, при прохождении курса молодого бойца. В дальнейшем, на курсах радистов и в роте связи эти вопросы повторялись вскользь, между прочим, на изредка проводимых практических тренировках. В конце службы, многие детали просто выветрились из головы.
Усиленные тренировки перед поездкой, придавали определённую уверенность успешной сдачи экзамена, ибо решающее значение всегда имели результаты сдачи нормативов. Но теория…? Восстановить в памяти хоть и несложного, но мало и давно изучаемого материала, за один вечер, было просто нереально. В таких случаях, всегда делал для себя конспект. Составление конспекта и зрительная память позволяли лучше запомнить изучаемый материал… Кабинет «химии» находился в подвальном помещении здания училища.
Неприветливого вида капитан, молча выслушал мой доклад о явке на экзамен, абсолютно равнодушным взглядом оглядел меня.
– Срочник? Какой номер? – Понятно, что речь шла о номере противогаза.
– Второй, – капитан, не проронив ни звука, подал сумку с противогазом.
Принимая противогаз из рук капитана, первым делом незаметно проверил отверстие в днище коробки – оно было открыто, значит можно одевать. Это первое правило. Опыт службы меня не подвёл. Собираясь на экзамен, я предполагал, что одной теорией дело может не обойтись и оделся в стираную «робу».
Второе правило… Не успел повесить на себя сумку, – команда «Газы». Этот приём мне тоже знаком и я был готов к нему. «Две» секунды, и кусок резины – на моей голове…
– Отбой. – Капитан не ожидал такой быстрой реакции, – не скрывал своего удивления и удовлетворения. Уложив противогаз в сумку, я не отдал его капитану, несмотря на протянутую руку, только поправил на себе. Это было третье неписанное правило солдата – на занятиях по «химии» противогаз должен быть всегда с собой и наготове.
– Садись. Где твои вопросы? – Капитан даже не взглянул на бумагу, вероятно, он сам её писал. – Конспект сделал? Давай его сюда.
На этот раз капитан смотрел бумаги более внимательно – проверял, писал ли я его по памяти, или списывал с учебника. Как надо готовить подобные вещи, усвоены мной ещё в институте. Если с учебника, значит шпаргалка, если по памяти, значит это твоё «сочинение»…
… – Что надо делать, если увидел взрыв атомной бомбы?
Такого вопроса нет ни в одном учебнике, ни в одном наставлении и пособии. Соответственно, нет и ответа. Вопрос для солдат – первогодков. Первогодок, не зная вопроса, начинал мучительно вспоминать нужный ответ, и не найдя его в своей голове, терялся, начинал нести всякую ерунду, вызывая хохот окружающих, теряясь ещё больше…
… Есть команда – «вспышка справа» (слева, откуда угодно). Ничего отвечать не надо. Надо плюхнуться на землю, лицом вниз, ногами в сторону воображаемого взрыва и закрыть голову руками. Больше ничего делать не надо. Лечь и лежать… Такой команды не прозвучало…
Я не первогодок. Ответ на этот вопрос я знаю, – неужели капитан снова проверяет меня? Ладно, прикинемся дурачком.
– Нужно срочно найти старшину, взять у него совершенно новую простынь, быстро завернуться в неё, и медленно, медленно, ползком двигаться в сторону кладбища.
Открытый рот, вытаращенные глаза, говорили о том, что капитан либо не ожидал такого ответа, либо вообще его не знал. Затянувшееся молчание подтверждало мои предположения.
– Почему но-вую? Почему мед-лен-но? Почему пол-зти? – Капитан медленно, сбиваясь и заикаясь, с трудом выговаривая слова, пытался понять и осмыслить мой ответ.
– Новую, потому, что чистую – для смягчения светового излучения;
медленно, – чтобы не создавать панику среди гражданского населения;
ползком, – чтобы уменьшить действие ударной волны, в сторону кладбища – чтобы нести потом было не далеко.