Матрёшка, или Побег из Москвы

– Почему же ты беспечно стал относиться к своей жизни? Ты же понимаешь, что все это может уничтожить ее.

– Во многом, потому что я очень проникся одной фразой из Евангелия – «не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить». Мне она как-то очень понравилась. Действительно, что они мне могут сделать? Ну, уволят, ну, посадят. Убьют – да это вряд ли!

– Какой у тебя глубокий подход. Дай Бог, чтобы он сохранился, если вдруг тебя действительно станут преследовать.

– Да, согласен. На словах всегда все легче, чем на деле.

– Я пойду, ФАС! До свидания!

– До свидания, Анна! Когда мы встретимся вновь?

– Не знаю… Вот мой номер телефона, – сказала она, записывая цифры у него на руке (он даже не успел запротестовать), – он всегда лежит у меня дома, с собой я его не беру. Но если застанете меня дома – отвечу.

– Я обязательно позвоню!

ФАС первый выглянул за дверь, осмотрелся, вышел на площадку, потом на лестничную клетку, никого не обнаружил и тихо позвал Анну. Та молниеносно добралась до лестницы, махнула рукой на прощанье и убежала в ночь.

***

«Стучат колеса поезда метро… Как приятно ехать по этой ветке, большая часть которой проходит по земле, а не под ней. Сколько жизней мелькает вокруг… В каждом этом доме, за каждым окошком теплится, волнуется и трепещет она, простая, а иногда кажущаяся сложной, жизнь. Эта земная, такая короткая и длинная одновременно, она готовит нас к дальнейшему пути, в котором уже не будет ни времени, ни мира в том виде, как мы к нему привыкли…»

ФАС, как всегда, на метро, ехал на репетицию, думая о разном. Его размышления прервала фраза, вырвавшаяся из громкоговорителя на очередном перегоне между станциями: «Уважаемые потенциальные террористы и похожие на них лица, просим с пониманием относиться к просьбе сотрудника охраны повторно пройти через рамку металлоискателя». Девушка заступила на смену, и вслед за мужским голосом прозвучало приятное сопрано – «Нажмите кнопку для выхода».

Вагон, как это часто бывает, поражал разнообразием ехавших в нем людей. По большинству это, конечно, были граждане азиатских республик когда-то давно существовавшего Советского Союза, ведь москвичи окончательно пересели в кредитные автомобили, и с нескрываемым удовольствием стояли в вездесущих, круглосуточных пробках. Русская речь почти не пробивалось сквозь гул восточных языков. Из сидящих выделялся какой-то мужчина, который читал книгу, видимо, про мировое господство. В книге мелькали слова о мировом правительстве, сионизме и прочие атрибуты конспирологических изданий. Читатель сам был как будто олицетворением этого мирового господства: строгие черты выбритого до синевы лица, крупный нос, средней длины вьющиеся волосы на сильно полысевшей голове. Он смотрел в книгу почти немигающими голубыми глазами, всем видом показывая, что он выше всего, что его окружает и знает то, что скрыто от других. Мировое господство вышло на станции «Киевская», скрывшись в толпе не разделенных на овец и козлищ.

Еще два ярких пятна в сером вагоне: девушка с бантиками шрамирования над коленками и другая – азиатской внешности с бабочками-тату в сгибах коленей. Азиатка стояла спиной в ФАСу, а девочка со шрамированиями – лицом, поэтому ему были прекрасно видны изображения на ногах у обеих. О чем разговаривали девочки, он не слышал, но уже самого зрелища было вполне достаточно, чтобы искушенный в разных неформальных людях кавээнщик был несколько поражен увиденным. Девушка с бабочками почувствовала взгляд ФАСа и обернулась. Она была небольшого роста, худая, но очень симпатичная, бабочки на ногах как будто немного приподнимали ее над полом вагона, а плиссированная мини-юбка только усиливала эффект. Образ портило лицо – черты его были тонкими, почти детскими, но при всей красивости оно выражало столько порока, что не верилось, как этот изгиб губ может соседствовать с правильными чертами нежного личика. Ее подруга во многом была полной противоположностью: грубое, почти мужское лицо, обилие пирсинга, громкий низкий голос, бесформенные джинсы с дырами, из которых виднелось то самое шрамирование. Ее рука лежала на плечах азиатки, второй она держалась за поручень, немного раскачиваясь. При всей этой кажущейся разности между ними было что-то общее, что из объединяло. ФАС не сразу понял, что именно, и какое-то время наблюдал за ними. Девушки почувствовали его интерес, одновременно бросили на него полный пренебрежения взгляд, и тут он понял, что между ними общего: окружающие люди для них были ничтожествами, а они ощущали себя сверхлюдьми, некими ницшеанскими героинями (хотя вряд ли они знали, кто такой Ницше).

ФАС устал наблюдать за окружавшими его людьми и закрыл глаза. «Я лучше постою с закрытыми глазами, посмотрю в бесконечность, но как бы она не закончилась полом вагона», подумал он, качнувшись от резкого торможения поезда, и машинально открыл глаза. Мысли снова унесли его из метро в мир абстракций и рефлексии.

«Когда сильно устаешь, порой приходят какие-то интересные мысли, необычные. Второе дыхание? Не знаю. Может быть потому, что действуешь на пределе сил? Чувствуешь себя как будто немного выпившим, но не до пьяна, а именно на уровне тонизирующей дозы. Но ты же ничего не пил. Просто много работал, например, или даже проходил весь день какой-нибудь никому по сути не нужный медосмотр (надо справку получить). И вот оно, пришло. Ясность мысли. Острота какая-то, вдохновение. Весь день его особо не было, а тут… пришло. И ты пишешь или генерируешь идеи, или болтаешь без умолку с малознакомым человеком, тонко реагируя на каждое его слово. Но надолго ли это? Нет, не на долго. Это быстро пройдет, усталость навалится с новой силой, но это уже будет не важно, главное уже произошло. Ты уже выразил себя или познакомился с кем-то интересным, ты сделал прорыв».

Пролетели «соты» Смоленской, ФАСу выходить через одну, чтоб перейти на красную ветку. Но вот на следующей станции в вагон вошла Анна. Она спустилась в подземку через пятиконечную звезду станции Арбатской голубой ветки, как всегда возвращаясь с ночной смены. Она уже успела обратить внимание на новую социальную рекламу: прямо над входом в станцию висел баннер с лозунгом: «Не бойтесь убивающих душу, потому что ее нет!». «Ужас, до чего они уже дошли! Но с материалом знакомы» – подумала Анна.

Войдя в вагон метро, она почти сразу увидела ФАСа. Точнее, они встретились взглядами, почти не удивившись – случайно встречаться где-то стало для них уже обычным делом. За взглядами последовали улыбки, не широкие, но заметные, шаги навстречу, вдруг ФАС обнимает Анну и целует ее в губы, лишь слегка касаясь их. Девушка оторопела от неожиданности, но не выказала никакого сопротивления или недовольства. ФАС покраснел, чего с ним не было, кажется, с детства.

– Я просто очень соскучился! – виновато сказал он.

– Я тоже! – честно призналась Анна, не разжимая объятий.

Люди вокруг сначала смотрели на эту картину с некоторым интересом, но через несколько мгновений углубились в свои дела, многие заспешили потолпиться у выхода – следующая станция была конечная. Наши герои разжали объятья и вышли со всеми.

– Мне на красную ветку, еду на репетицию. А тебе куда? – спросил ФАС.

– Мне домой, будут отсыпаться после смены.

– А кем ты работаешь? Так до сих пор и не спрашивал у тебя.

– Ты, наверное, удивишься, но я работаю охранником, точнее, охранницей, если использовать официальное название должности по закону о несексистской терминологии.

– Ого, то-то я смотрю, телосложение у тебя очень крепкое!

– Да, в детстве разными видами спорта занималась.

– А где ты живешь?

– Давай я тебе лучше не буду об этом говорить… А хочешь, я с тобой немного проеду, до твоей станции?

– О, класс! Конечно, хочу!

– Пойдем!

– Хотел тебе рассказать, что читаю сейчас Солженицына, нашел книгу среди тех, что были у отца Глеба. Очень мне нравится!

– Ну, он просто гений, что тут скажешь. Все реже такие рождаются на земле. Он очень верно заметил, что мы так и не осознали, нам не дали правдиво осознать то, что произошло с Россией в 1917 году и позднее. А из-за этого мы не поняли, что произошло в 90-е ХХ века и что, вообще говоря, происходит сейчас…

– И чем больше я читаю все эти книги, чем меньше во мне желание приходить на работу. Я понимаю, что не могу подводить ребят, мою команду. Ведь в этом году мы наконец-то должны выйти в финал, и это был долгий, сложный путь. Но каждый день повторять эти шутки, которые как волкодавов, спускают на разные религии, и, в особенности, на православие – мне это делать все тяжелее с каждым днем.

– А ты не можешь как-то избежать этих шуток? Убедить всех, что они не подходят? Или не произносить их?

– Шутки придумываем не мы, а утверждают их на самом верху – здесь ничего не изменишь. Не произносить их я тоже не могу, ведь я капитан, а эти шутки – одни их самых важных, они от меня должны исходить по должности.

– Да, очень сложная у тебя ситуация. Конечно, самый, кажется, простой вариант – увольняться, но ведь он же и самый сложный…

– Да, если уволюсь – меня не поймут. Последствия могут быть самые катастрофические.

– Тебе бы со священником этот вопрос обсудить, получить его духовный совет с этой ситуации.

– Да, только священник-то и нет. Хотя ты упоминала о каком-то в нашу последнюю встречу.

– Да, надо постараться связаться с ним.

– Как свяжешься, ты мне сразу дай знать, чтобы можно было встретиться с ним!

– Конечно, иначе никак!

– Знаешь, Анна, я скучаю без тебя! Нет, серьезно, честно тебе говорю! Это не флирт или что-то в этом роде. Просто хотел тебе сказать…

– Да, по твоему поцелую я поняла, что ты скучаешь! – с улыбкой сказала она, – я тоже могу тебе в этом признаться. И эта наша встреча сегодня, я ее очень ждала. Знала, что теперь жизненные пути наши переплетены. И, хотим мы этого или нет, расплести их уже не удастся.

– Как ты все интересно описала! Да, наверное, так и есть! Но вот, уже и моя станция, ты выходишь со мной?

– Нет, я поеду дальше! До свидания! До скорой встречи!

– Да, до скорой, надеюсь, очень скорой встречи!

Его вытолкнула толпа людей, так что он даже не успел обнять Анну на прощанье, что ему очень хотелось сделать.

***