Братьев своих ищи…

Назавтра в 11:00 мы были у стеклянных дверей зеркального здания.

По вывеске это уже не был банк, это было финансовое управление.

Поднялись на восьмой этаж, прошли по стеклянным полам, я впервые такое видел – под стеклом плавали рыбки.

Перед нами открыли двери, нас усадили, угостили, не заставили ждать.

Он появился.

Он полысел, но взгляд был такой же, по-детски открытый.

Он даже обнял и Полину Борисовну, и меня. Сказал:

– Я очень рад, что Вы приехали, Семен Матвеевич.

Потом сел и произнес очень тепло:

– Слушаю Вас внимательно.

Я сказал сразу:

– Здесь какое-то недоразумение, Паша.

Клянусь вам, я был уверен, что, выслушав меня, он ответит: «Конечно же, меня неправильно поняли, я верну все деньги…».

Вернее, мне так хотелось, чтобы он ответил!

Но после моего пояснения, он сказал:

– Банк обанкротился. Такое бывает.

– Но деньги ты вернешь? – спрашиваю.

– Ну, как же я их верну? – говорит. – Полина Борисовна, дорогая моя, я же Вам все объяснил…

И вдруг Полина Борисовна встает и говорит:

– Извини, Паша, – и столько смущения в голосе. – Это Сеня приехал, он подумал… Мы пойдем…

Откуда это в нас, ну, откуда?! Это я уже сейчас по ходу написания истории разогреваюсь. Ну, откуда эта покорность перед таким откровенным, не прикрытым бандитизмом… Откуда?!

Я увидел ее, испуганную, одинокую, такую беззащитную перед всем этим. И сказал ей: «На секундочку, Полина Борисовна», – и потихоньку вывел ее из комнаты.

Повернулся к Паше, а он смотрит на меня, словно не понимает, в чем дело.

Я ему говорю:

– Она же тебе все свои сбережения отдала.

Он мне:

– Банк сегодня – это очень рискованное дело.

Я ему:

– Ты знаешь, какая у нее пенсия?

– Увы-увы, – говорит.

– Ты же настоящий бандит, – говорю.

– Не советую, – говорит, – у меня охрана не любит евреев.

– Отдай ей деньги.

– Не могу.

– Отдай. Что тебе эти ее деньги? У вас тут рыбы под полом плавают, – сказал я. И вдруг у меня мелькнула мысль, я понял, как с ним надо говорить.

– Дай по-черному, – говорю.

– Нельзя.

– Никто не узнает.

– Узнают.

– Но она же с голода умрет.

– Меня бесполезно брать на жалость…

– Паша, ты, что – с ума сошел?! Ты же для нее, как сын был! Ты же у нее с утра до вечера котлеты ел! Такого не может быть, Паша… Я действительно не понимал, клянусь, у меня не вмещалось ни в башке, ни в сердце, что он, Паша, может так отнестись к Полине Борисовне.

Все было не логично. Он же денежный мешок, это видно сразу, что ему стоит отдать деньги своей учительнице, это ведь копейки для него!

Но он был несгибаем. Смотрел на меня с очень мягкой ухмылкой и хлопал глазами.

Я развел руками.

– Ты подонок, Паша, – сказал я.

Тогда он встал и вежливо ответил:

– Наш разговор закончен, Семен Матвеевич, Вы можете возвращаться в свой Израиль. Давно хотел Вам сказать, что Ваше отношение к арабским гражданам просто возмутительно.

Пытаетесь взывать к совести, а сами?! Всего Вам хорошего!

Я вышел из здания.