Тот, кто был мной. Автопортрет. Том 2

Тот, кто был мной. Автопортрет. Том 2
Сергей д'Лис

Это вторая из трех частей данного материала.Я хочу начать знакомство читателя (или читателей) именно отсюда. Если людям понравится, продолжу. Книга содержит нецензурную брань.

Тот, кто был мной. Автопортрет

Том 2

Сергей д'Лис

© Сергей д'Лис, 2024

ISBN 978-5-0062-9309-0 (т. 2)

ISBN 978-5-0062-9310-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сергей Лисс

Тот, кто был мной (том 2)

Глава 1. Рольф Бесстрашный

1. Двойник

Мне был сон (или видение).

Я был в Городе На Самом Краю мироздания, огражденном лишь стальными перилами, за которыми начиналась бескрайняя Великая Бездна. Холодная и мрачная, откуда невозможно вернуться. Город возвышался над ней, выступал подобно уступу на теле земли. Оживленный, окольцованный и расчерченный сеткой дорог, он устремлялся ввысь небоскребами и фабричными трубами, дымящими каждый миг своего существования. Город миллионник, где гул и гвалт никогда не прекращался. Никто будто бы и не замечал, что черное Небытие находилось совсем рядом. Достаточно было лишь дойти до перил на окраине.

Но Он входил в Город с другой, западной стороны. Каждый день, на протяжении, казалось, бесчисленного количества лет. Он входил в город всегда, строго следуя своему графику, который можно было исчислить. Шел твердой и важной походкой, чеканил каждый свой шаг. Высокий и статный, одетый в строгий костюм с золотым отливом, Он шел, подняв голову, смотрел лишь перед собой, заметно выделяясь среди чуть сгорбленной, семенящей и спешащей толпы. Пронзительный взгляд Его был устремлен сквозь нее, сквозь дома, сквозь Город в черную Бездну впереди. Он шел прямо к ней, гордый и надменный, бесстрашный и хладнокровный. И чем ближе подходил Он к краю, тем бордовее становился его костюм, будто наливался кровью.

Но все дело было в том, что физически Он никогда не пересекал стальных перил в самом конце улицы. Я видел как Он медленно растворялся в воздухе, и перед самой Бездной просто исчезал, не оставляя от себя и следа. Уходил во всемогущую Бесконечность, неподвластную Бескрайней Бездне. И тогда Его место занимал Его двойник, неспешно выплывал из воздуха и физически материализовывался на краю обрыва, обретая свежую плоть. Он тоже был одет в строгий костюм, и алый, кровавый цвет ткани шаг за шагом двойника светлел и менялся, приобретая прежний золотой блеск.

Но больше не менялось ничего. Все та же прямая походка, более чем уверенная, хозяйская четкая поступь. Все та же прямая спина и приподнятая кверху голова, сквозной непоколебимый взгляд. Впрочем, нет. Была еще мощнейшая энергетика, излучаемая двойником на окружающий его Город На Самом Краю. Алое сияние костюма его ложилось на дома и машины, будто отражалось от стен, будто отражалось от застывшего воздуха. И замирало само время в момент этой плавной встречи оригинала со своим двойником. Короткое, практически молниеносное мгновенье, всего один вдох мой, останавливалась даже черная Бездна по ту сторону стальных перил. Сила двойника, казалось, накрывала весь Город, чтобы утопить в новом алом свете. Но люди не замечали этого фантастического мгновения. Для суетной сутулой толпы появление двойника оставалось практически незначительным событием, привычной обыденностью, пресной, бесцветной.

Для меня же в моем сне (или видении) было важно оказаться ровно в момент между этими двумя гордецами. Я чувствовал нечто, готовое открыться мне тогда. Великий Секрет, великие Знания, утраченные сгорбленной толпой. Именно для этого мне был дан шанс оказаться в Городе На Самом Краю. И я следовал за Ним, в золотом смокинге, проталкиваясь сквозь безликую людскую массу, перебегая дорожные перекрестки с высокой угрозой оказаться под колесами автомобилей. Я успевал за Ним, не упускал из виду ни на долю секунды. Я слышал брань и недовольство в свой адрес, слышал насмешки и откровенные сомнения в правильности своей погони. Но Смысл был важнее; Смысл не давал мне устать, хотя ноги гудели от неустанной трусцы, которой я передвигался по улицам вслед за Ним, не замечавшем назойливого преследователя.

И вот я был на месте, и Он уходил в свое недоступное для меня укрытие, а на смену Ему появлялся двойник. И в тот же момент стальные перила на краю Бытия и черной Бездны пропали, и больше не осталось никаких преград. В ту секунду я стоял лицом к лицу с Темной Великой бесконечностью, рискуя упасть с самого обрыва. Но я почему-то не боялся. Вместо этого я проснулся, оказавшись в самом эпицентре Тьмы, тогда она открыла мне свои тайны. Я был в своей комнате, наблюдая ночной город, слыша его звуки, вдыхая его запахи, чувствуя его тягучий ритм. Я видел двойника в бордовом костюме, выходящего прямо из недр ночи. В тот момент он был единственно реальным, нежели его призрачный оригинал. Я видел его приближение по мере того как минута за минутой ночи уходили в небытие, приближая момент утреннего пробуждения. Но в тот момент голова моя была наполнена самыми разными образами, выхваченными мной из Великой Бездны. Я вдруг понял, что она никогда не была пустой, тая в себе неисчерпаемые богатства событий, заставлявших мое сердце биться в волнении и замирать в восторге каждую ночь.

Тогда же двойник заметил мое присутствие. Я встретил его чистый открытый взгляд, лишенный знакомой мне остроты и презрения. Но от того он не был лишен природной магической силы. Это был взгляд повелителя, перед которым невозможно было бы устоять. Двойник проникал в меня, заполняя мое сознание нежным алым светом догоравшего и рождавшегося вновь Солнца.

И вот я вновь оказался на краю Бездны. Я смотрел прямо в нее, наблюдал захватывающие и невозможные в реальной жизни события сновидений, хотел оказаться в самой гуще их, среди незнакомых и близких мне людей на приятных глазу и казавшихся родными просторах, сформированных для меня двойником. Я видел зеленые луга и холмы, накрытые шапкой облаков, расчерченные кривыми руслами рек. Как в какой-то сказке там были поселения и целые города и замки. Там определенно были мир и покой, так резко отличавшиеся от унылых и душных стен Города На Самом Краю. Двойник смотрел на меня, не двигаясь с места, и время не спешило возобновить свой ход. А я не мог оторвать взгляда на чудесный мир под ногами. И это по моей вине Мироздание зависло в неопределенности.

А потом двойник протянул ко мне свою руку, коснулся моего лица теплыми невесомыми пальцами, тонкими и изящными. От прикосновения их все тело мое тело сжалось в удовольствии, а глаза и не думали разлипаться. Двойник подтолкнул меня, направил в плавный полет над сказочным миром, совершенно точно зная о моем стремлении найти все возможные ответы на мои вопросы. И время вновь пошло вперед, и двойник направился через весь Город На Самом Краю, выполняя свою бесхитростную работу, не замечаемую мелкими на фоне высоток и заводских труб людьми. Ему предстояло проделать долгий путь, чтобы в конце вернуться в исходную точку и встретить нового самого себя…

…без окончания…
(время звучания 05.00)

2. В поисках смысла жизни

1.

Я был Жрецом.

Не могу сказать, что это тяжелый труд. Единственное, к чему я не мог привыкнуть – наличие помощников. Мне всегда казалось, что жертвоприношение слишком личная процедура, в которой не должно быть других свидетелей кроме взора с небес. Впрочем, плевать я хотел на все эти поклонения и кровожадные ублажения безумных божеств, придуманных безмозглыми ленивыми идиотами. Они готовы были платить и платили за мою работу. Что ж, оплата меня устраивала.

И им нужен был такой как я. На самом деле я оставался для них мясником, наемником, который не задавал бы вопросов, и резал бы несчастных «избранных» подобно какой-то машине, непригодной для чего-то другого. Одетый в какие-то цветастые тряпки, на самом деле я делал это, ведомый запахом смерти, с которой привык рука об руку. Я давно утратил перед ней чувство страха. Даже наоборот, жаждал увидеться с ней еще раз. Кто-то может подумать, что я безумец, опасный кровожадный зверь. Наверное так и есть. Эта мысль давно поселилась в моей собственной голове. И, кажется, это единственное, что оставалось в ней неизменным, окруженным бесполезными фрагментами моего сознания. И даже когда я получил свой шрам на лице, казавшийся смертельным, ожидание конца не имело для меня должного значения.

Их пещера охотно приняла меня, с волнением ожидавшая от меня свершения каждого нового ритуала. Как сейчас помню эту каменную тропу, освещенную факелами на стенах. Без труда можно услышать шипение огня в них, дополняющее мягкий низкий гул толщи стен и потолка. Монотонная и кажущаяся жуткой мелодия, услышать которую предназначено совсем немногим. Даже жертва, ведомая на смерть, слышит лишь погребальную тишину каменных сводов. Как правило, это девчонка в тунике, совсем молодая, можно сказать, еще не познавшая глубину светлых чувств. Видите ли, у этих безмозглых двуногих баранов почему-то сложилось такое мнение, что ради получения материальных благ достаточно лишить жизни того, кто по природе своей призван эту жизнь дарить и поддерживать до полноценного ее появления на свет. Всего один удар ножа способен вызвать дождь в засушливый день или же победить чью-то болезнь. А то и еще интереснее – кровь ради одобрения и скрепления богами брачных уз. О том, чтобы искать причины невзгод в реальном мире до них элементарно не доходит. Про себя я ненавижу их, я презираю их, я насмехаюсь над их примитивностью. Но каждая избранная в жертву девчонка и впрямь хороша собой. Кого-то из несчастных мне действительно жаль.

Жертва практически не противится своей ужасной участи. Она подготовлена к тому, чтобы расстаться с жизнью, мозги ей промыли основательно. И теперь она готова умереть во благо своему народу. Это великая честь для нее, быть заколотой подобно безмозглой скотине. Не зря же именно ее выбрали в дар богам. Она снимает с себя тунику и ложится на жертвенник без сторонней помощи, гордая от того, что от нее зависит благополучие ее родных и близких, друзей и подруг, всех тех, кого она знала. Жертву нет необходимости как-то удерживать, сжимать твердой хваткой ее ноги и расправленные в стороны руки. Она не фанатик. Просто сила убеждения, с которой воздействовали на ее сознание, достаточно велика. И это определенно облегчает мою работу. В противном случае мне бы пришлось слушать ее истерику и мольбы о пощаде. Ненавижу все эти слюни и сопли.

Но девушка и вправду хороша собой. Страстная, статная, ей бы впору быть стиснутой в мужских объятьях, таять и млеть в ласках. Ей бы без ума любить и быть горячо любимой. Однако, времени восхищаться манящим девичьим телом у меня нет, таковы условия моей работы. Никаких лишних контактов с жертвой быть не должно. Снаружи ждут сердце девушки на обозрение толпы в знак того, что жертва принесена. Она не будет мучиться в предсмертной агонии: для меня нет проблемы нанести удар в нужное место. В очередной раз излагая заученный несложный текст молитвы, поднимаю над ней жертвенный нож. Двумя руками сжимаю его рукоять с тонким и кажущимся коротким, но тяжелым лезвием, которое необходимо очищать от крови и подтачивать после каждого ритуала. Каменная рукоять выполнена в форме вытянутой головы без нижней челюсти, клинок задуман как язык. Боги должны вкусить кровь юной жертвы…

2.

Но они так и не спасли этот недалекий народ от полного уничтожения более продвинутыми в технологиях захватчиками. Те не щадили ни детей, ни женщин, ни стариков. Выжили лишь единицы, спрятавшиеся в глубине родных территорий. Я знал о предстоящем геноциде и разграблении захваченных земель, ради которых и было совершено вторжение. И хоть я не боялся и по-прежнему не боюсь смерти, я никогда не был самоубийцей, бездумно лезущим под пули с голой жопой. Тем не менее, я пустил кровь кое-кому из попавшихся мне при моем бегстве воинственных и беспощадных чужеземцев…

Привязанная длинной веревкой к берегу, лодка плавно качается на зеркале воды. Но вглядываясь в холодную водяную бездну, я не могу разглядеть ни фрагмента из той мрачной картины, о которой помню во всех деталях. Я не могу разглядеть ни одного из милых приятных лиц всех тех несчастных красавиц, чья кровь заливала стройные хрупкие тела, забрызгивала жертвенник, стекала мне под ноги. Вода не желает отражать мои воспоминания, так холст отторгает кисть художника, стремящегося воплотить свое воображение при помощи кистей и красок. Ибо там слишком много невинной крови, неоправданной жестокости по отношению к тем, кто только-только начинал дышать, кому предстояло быть нежным цветком, но кто так и не стал им.

Здесь, в лодке, я будто прозреваю во второй раз. Я убийца, жаждущий крови фанатик, всю свою жизнь посвятивший оружию и умению им пользоваться. Каждый новый день начинается для меня с надежды увидеть другой мир, далекий от животного буйства, сказочную идиллию, покой и процветание, откуда не хотелось бы возвращаться. Но чем выше и ярче солнце, чем меньше теней вокруг, тем меньше во мне сомнений в том, что я должен оставаться самим собой. Тем меньше во мне раскаяния, тем меньше оправданий. И тогда каждая моя жертва несет в себе определенную значимость. Как можно больше невинной крови – вот все, что нужно этому миру. Тогда мне кажется, что он основан на ней, что он требует невинной крови каждый момент своего существования. И я принадлежу к числу его верных слуг, а возможно, его единственный мессия, цель которого – сохранять сложившийся с самого начала порядок.

Жертвенный нож – все, что мне удалось унести с собой при бегстве во время истребления. Он всегда при мне, как трофей, ставший частью меня. Сидя в лодке, я часто и подолгу рассматриваю его, вожу пальцами по самому острию клинка, насквозь пронзившего немало сердец. Последнее из них билось в груди красавицы… черт, я даже имени ни одного не знаю. Мне просто не нужно было знать их имена. Избранница. Даже в заученной молитве звучало лишь Избранница. Невысокая, среднего роста, с густыми черными локонами волос, добрым открытым личиком, всем своим видом она будто предупреждала меня о том, что все, что она последняя. Я видел ее бирюзовые глаза – нежные и ясные. На миг мне показалось, что в них полно горя. И смирения с предстоящим убийством. Она сомневалась тому, что ее ожидало; сомневалась, обнажаясь у меня на глазах, сомневалась, опускаясь на жертвенник. Все движения ее были осторожными и неуверенными. Лишь в самый последний момент она поняла, что не должна умереть вот так. И тогда же принимала смертельный удар со всей своей обреченностью перед решением родителей, которому нельзя было перечить. Ведь в том заключалась ее предназначение, чтобы исполнить роль агнца на заклание. Она видела как жертвенный нож опускался, сжатый двумя руками, чтобы с невыносимой болью вонзиться ей прямо в грудь. И в предсмертной агонии она была прекрасна. Тогда она будто раскрылась, обнажая все свое естество.

Я вижу ее всякий раз когда рассматриваю нож. Как будто именно для этой цели я подолгу задерживаю взгляд на холодном и горячем от крови ее клинке. Как будто с этой целью нахожусь в своей лодке и слышу недовольный голос воды вокруг. И если я попытаюсь выбросить нож, вода не примет его, он так и будет лежать на поверхности до тех пор, пока я не подниму его. Но все дело в том, что я не собираюсь пытаться избавиться от своего трофея. Я вижу лицо последней Избранницы вместо собственного отражения в стали клинка. И вновь я вижу печаль и смирение в ее глазах. Вижу, пока туман висит над водой, пока туман скрывает яркий солнечный свет. Ближе к полудню туман обязательно рассеется, и тогда клинок вновь обагрится кровью. Потемневшей и засохшей, но не утратившей запаха, от которого я обязательно испытаю несказанное облегчение. Проклятье, кажется, защипало в глазах…

…без окончания…

(время звучания 10.30)

3. Спросить победителя

Я был Жертвой.

И я ждал этого момента. Где-то внутри я предвидел такой исход. Схватка, не убившая меня, но оставившая неизгладимый шрам на моем лице, навсегда привила мне это чувство предвидения неудачи. Войдя в тот лес, я встречался со своей судьбой, и это куда больший враг в сравнении с любым возможным чудовищем. Это где-то на подсознании, когда интуиция предсказывает победу или поражение вне зависимости от полученных навыков драться. И тогда исход становится ясен еще до начала сражения.

В лесу меня ожидал враг, с которым я никогда раньше не встречался. Все мои предшественники погибали в бою с ним, несмотря на месяцы и даже годы усиленных тренировок. Меня никто не звал одолеть его, никто не платил огромных сумм денег на всю мою оставшуюся жизнь. Я слышал о постоянных неудачах, только распалявших мой интерес к чудовищу, и с каждым днем мысль встретиться с ним в битве один на один становилась крепче. Я вошел в лес тайно, и никто бы даже не узнал о моей смерти.

Сладкий, чуть приторный, запах встретил меня на подходе к ближайшим деревьям. Прежде я не видел таких густых лиственных крон, таких высоких полуголых стволов. Это они были источником смертельного аромата, дурманившего и искажавшего рассудок всякого, кто посмел бы войти в лесную чащу. Деревья были отравлены этой пахучей субстанцией, невидимой людскому глазу, неощутимой кожей, напитавшей их изнутри. Чудовище убило всех зверей, всех птиц, погрузив лес в гробовую тишину и неподвижность. И я уже слышал удары погребального колокола в голове, а недавний шрам на лице неприятно заныл. В моих руках был только мой меч, никакого дальнобойного оружия, ни лука, ни арбалета, ни ружья. Я не привык к подобным приспособлениям, предпочитая им старый добрый клинок, который пока еще ни разу не подвел меня.

Но пройдя по лесу несколько шагов, я понял, что в этот раз у меня ничего не получится. Однако возвращаться я уже не мог, захваченный раскинувшейся на весь лес силой монстра. Я чувствовал его дыхание, теплое, домашнее, усыпляющее, даже пленившее всего меня целиком. Я не знал куда идти, но шел, ведомый им по вязкой сырой земле. Я шел, не обнажив меча, сила чудовища уверяла меня не делать этого, заставляла поверить ей.

И я верил даже когда первые клейкие нити чиркали меня по лицу, так и норовили попасть в рот. Тонкие острые волосы, пронзающие воздух, легко пронзающие сладостным дыханием манящего меня в свою ловушку монстра, пронзающие мой мозг, они стегали меня изнутри. Я понимал, что дышал ими, что наполнялся ими, разъедавшими и растворявшими меня без остатка. Они приятно отнимали у меня силы. И чем дальше я шел, тем нитей становилось все больше. Так хотел я сам, зачарованный их тонкой и плавной вибрацией, воплотившей в реальность весь этот захваченный чудовищем, пропитанный его ароматом лес.

Постепенно лес пришел в движение, обнажая завороженному сиянием клейкой массы и бесконечным переливчатым звоном нитей моему взору огромную паучью сеть. Она была сплетена из проложенных к логову монстра троп, между которыми сырая земля превращалась в болото, откуда уже нельзя было выбраться, но которое служило альтернативой быть завернутым в паучий кокон. Монстр ждал меня в самом центре своей ловушки, поначалу сливаясь с деревьями как какой-нибудь хамелеон. Лишь когда у меня не осталось сил идти по вязкой земле, и я просто встал на одном месте, паук явился во всей своей черно серой величественной красоте. И какой же он был огромный, занимавший собой почти всю сеть. Один лишь размер чудовища гипнотически завораживал жертву, которая попросту не могла отвести взгляда от огней глаз его. В голове моей все шумело и резонировало, сверлящее жужжание достигало самых далей моего естества. Но хоть кожа моя покрылась мурашками с головы до ног, страха я не испытывал. Наоборот, я пребывал в полнейшем восторге, сложив про себя целое панно из мелькавших внутри меня фрагментов – высоких и низких частот, светлых и темных тонов, в итоге представивших мне всю глубину торжества. Ведь я наконец-то добрался до сути, ведомый страстным желанием встретить Нечто, о котором так много слышал, о его могучей силе, против которой человеку было невозможно устоять. И вот я встретился с ним лицом к лицу. И, кажется, для меня уже не имел значения исход этой битвы. Битвы, которую я не мог выиграть.

И вот когда торжество в голове моей достигло небывалой высоты, напрашиваясь на переход к окончанию, сверкнувшие в воздухе когти впились в паучью плоть. Они подняли чудовище, чтобы отбросить его как можно дальше от жертвы. В следующую секунду крик хищной птицы, кажется, орлиный или соколиный, (я никогда не разбирался в птицах), раскатился над лесом, ураганной волной пронесся от края до края сквозь каждое дерево, сквозь каждый куст, всколыхнул опавшую листву. Птица зависла у меня перед глазами, отгородив меня от паука, вцепившегося в свою паутину. Отчаянно размахивая большими крыльями, мой защитник выставил точеные стальные когти вперед, готовый вступить в смертельную битву. Без проблем птица выдерживала плевки паутиной и колющие выпады мохнатых паучьих лап. Она низко кружила над маневрирующим по своей сети пауком, который то и дело привставал на задних лапах с намерением зацепить невесть откуда взявшегося и опасного врага. Однако у паука не было ни единого шанса; чудовище понимало свою обреченность, и все, что ему оставалось – смириться со своим поражением.