Немного о любви…

– Вот что, товарищ младший сержант (вместо повышения меня понизили в звании). Завтра утром вам нужно быть на КПП (контрольно-пропускной пункт). Там вас будет ждать машина с сопровождающим. Вы приедете в Будапешт, на железнодорожный вокзал «Ню-гати», и купите билет до пограничной станции Чоп. Вам всё ясно?

– Но… Товарищ лейтенант! Поезд с увольняющимися идёт только послезавтра! Меня что, выгоняют? Нет, выдворяют? Что за спешка?

– Телефонограмма пришла из штаба дивизии. Видно, насолил ты, Сергей, кому-то крепко, – вдруг «по-человечески» заговорил Резниченко, – вот и торопятся от тебя избавиться.

Так рухнула последняя надежда и последняя возможность увидеться с Илоной.

Попрощавшись с пришедшими на КПП проводить меня сослуживцами, я направился к поджидавшей меня машине.

– Сергей! – вдруг услышал я и, оглянувшись, увидел стоявших в стороне Дрешина с Юркой. Подошёл к ним, и несколько секунд мы стояли молча. Первым всхлипнул Юрка. Потом, чувствуя, что слёзы вот-вот покатятся ручьём, я вытер кулаком глаза и обнял Дрешина. От него, непьющего офицера, пахнуло спиртным.

– Вот… не выдержал, принял стопку за тебя, чтобы ты простил меня за тот разговор… – в глазах сурового майора тоже были слёзы. – Ты, Сергей, был мне как родной и вдруг… такая история! Если бы знал, чем закончится этот твой последний концерт, ни за что бы не пустил!

– Что вы, Владимир Васильевич! Я же счастье своё там встретил, а вы… Не пустил…

– Какое счастье, Серёжа? Ну, смотри, тебе виднее. В молодости все мы были влюбчивы. Но не хочу тебя обижать, умолкаю. В общем, пиши, ничего не скрывай, что там у тебя будет и как, хорошо? Не чужой ведь ты нам.

Мы снова обнялись. У машины я оглянулся. Дрешин вытирал платком слёзы, а Юрка махал мне рукой.

О чём бы я ни думал, лёжа на плацкартной полке, все мысли снова и снова сводились к одной – бежать! Подняться с полки, выйти на ближайшей станции и вернуться обратно. Но едва я начинал обдумывать детали побега, как становилось ясно: первый же патруль, проверив мои документы, отправит меня снова на гауптвахту. И тогда я доставал спрятанный в документах драгоценный клочок газеты с адресом, написанным рукой любимой, долго смотрел на него, и становилось легче. «Лена, милая! – шептал я, прижимая бумажку к губам. – Потерпи ещё немного, ну совсем чуть-чуть! И ты узнаешь всю правду».

…Мама встретила меня, как и положено, со слезами радости. Но как ни старался я изобразить из себя счастливого «дембеля», она заметила моё подавленное состояние.

– Ты какой-то чужой, Серёжа! – она внимательно посмотрела на меня. – Говоришь со мной, но меня словно не видишь.

Я не выдержал и рассказал ей всё. Мама долго всматривалась в написанные Илоной буквы и слова.

– Совсем детская рука у этой твоей девочки, – вздохнула она и грустно посмотрела на меня. А помолчав, добавила: – Представляю, как ей сейчас тяжело и даже больно: первая настоящая любовь – и вдруг такой чудовищный обман! Ведь она, бедняжка, даже не знает, почему ты не пришёл на свидание!

Больше в этот вечер мы об Илоне не говорили.

Утром, едва проснувшись, я написал любимой письмо. Вначале сообщил о своих злоключениях, а затем, не в силах сдержать чувства, признался в любви и в том, что не могу без неё жить. Решив подписать конверт, чтобы тут же отправить письмо, я заглянул в армейские документы, в которых хранил заветный клочок газеты. Не обнаружив его там, проверил все свои вещи. Адреса не было. Я перерыл весь дом и, не найдя того, что искал, стал ждать маму, успокаивая себя тем, что она после вчерашнего разговора могла случайно положить адрес в свою сумку. И едва она переступила порог, я кинулся к ней, спросив, не видела ли она тот газетный клочок с адресом Илоны.

– Ты знаешь, Серёжа… – мама посмотрела на меня. И сегодня я помню её вмиг потускневшие, полные страха и ужаса глаза. – Рано утром, пока ты спал, я затопила камин. Под ногами валялся какой-то клочок бумаги, и я бросила его в огонь, решив, что это мусор…

Так, в считаные секунды, буднично, в камине сгорел, превратившись в маленькую горстку пепла, бесценный кусочек газеты, а с ним умерла и последняя надежда на встречу с любимой.

…Я ещё при жизни мамы простил её за эту чудовищную ошибку. Но и сегодня, когда мамы давно уже нет в живых, пытаюсь её понять. И не могу…

Вместо эпилога

Спустя полвека я, теперь уже в качестве туриста, вновь оказался в Венгрии. И сразу, отбившись от группы, выехал в Секешфехервар. Долго бродил по ставшим родными улицам, пока, заблудившись, не оказался… возле Дома офицеров. Несколько минут стоял, охваченный нахлынувшими воспоминаниями. Мне даже показалось, что откуда-то доносится до боли знакомая мелодия чардаша. Я помахал дворцу, словно живому, рукой и поспешил в сторону сквера. Но его не было. На его месте стояли два больших жилых дома, окружённые детскими и спортивными площадками. Я присел на скамейку и закрыл глаза. «Ну здравствуй, Илонушка! Вот и выполнил я наконец своё обещание – пришёл к тебе. Ты уж прости, любимая, что всё так получилось… – слова, которые я все эти годы держал внутри себя, вдруг ожили и, словно красивая, грустная мелодия, переполнили душу. – Виноват я перед тобой, Лена. Не уберёг я нашу любовь. Вот и мучаюсь теперь всю жизнь. А где ты? Где-то здесь? Или куда-то уехала? Ты, наверное, очень счастлива… А про меня не спрашивай, по этим словам чувствуешь, какой я «счастливец». Годы прошли, а для меня ты всё та же. Стоишь у двери своего дома, юная, невероятно красивая. На тебе белая блузка и коротенькая клетчатая юбочка. А в волосах алеет моя звёздочка, которую ты взяла на память. Ты не сохранила её? Ну, всё, прощаюсь с тобой, теперь уже навсегда. Говорить больше не могу, потому что нет сил. Всегда твой Сергей».

…Я открыл глаза, поднялся и направился туда, где когда-то жила Илона. Но, сделав несколько шагов, остановился, в последний раз взглянул на бывший Дом офицеров. И быстро свернул за угол. Было невыносимо тяжело и больно. Жуткая пустота поселилась внутри. Показалось, что жизнь я прожил бестолково и бездарно. И что в этой неудавшейся жизни чего-то очень не хватает. Я прекрасно понимал, чего недостаёт: мелодии венгерского чардаша и прекрасной девушки, танцевавшей со мной этот весёлый танец.

Илона

После публикации в «Звезде» (от 26.02.2015 года) моего рассказа «Венгерская мелодия» я вздохнул с облегчением: наконец поведал тайну, которую хранил долгие годы. Даже не задумываясь о том, какой будет реакция на этот рассказ. А она оказалась неоднозначной. Одни восхищались моей искренностью, другие, наоборот, отчитывали меня за опубликованные откровения. Но все, кто был знаком с рассказом, сходились в одном: у него должно быть продолжение. Я не соглашался. Зачем что-то придумывать ради счастливого конца? Ведь точка в этой истории поставлена. Но…

Как-то листая новогодний (начался 2015 год) хорошо иллюстрированный журнал «М.Видео», увидел на восемьдесят второй странице фотографию юной, невероятно красивой блондинки с длинными, чуть вьющимися локонами. Сомнений не было – это была Илона. Её голубые, такие узнаваемые глаза смотрели на меня с грустью, даже чуть укоризненно, словно говоря: «Вот мы и встретились. А ты, признайся, уже не верил в нашу встречу?»

Позже, когда потрясение, вызванное такой необычной «встречей» с Илоной, прошло и здравый рассудок подсказал, что это же, конечно, была не она, а незнакомая девушка, абсолютно одинаковой с ней внешности, захотелось найти юную красавицу и поблагодарить за такой приятный сюрприз. Я позвонил в редакцию журнала, умоляя сообщить хоть что-нибудь о незнакомке. Но получил категорический отказ, который только раззадорил меня. И, в конце концов, мне удалось выйти на Андрея – фотокорреспондента журнала, сделавшего этот снимок. Он оказался доброжелательным молодым человеком и, войдя в моё положение, сообщил очень важные детали. Оказалось, сфотографированная девушка – иностранка, живущая в австрийском городе Линце. Ей семнадцать лет и зовут её Лена.

– У австрийки русское имя? – усомнился я в разговоре с Андреем.

– Ничего удивительного, – возразил он. – В Австрии это имя очень распространено, даже популярно.

Кстати, он добавил, что на кастинг для съёмок рекламы женской косметики, который журнал проводил в Линце, Лена попала случайно, заглянув на съёмочную площадку из любопытства. И, сразу обратив на себя внимание, она была включена в число участниц конкурса. Победа далась ей легко, после чего состоялась её фотосессия.

Вооружившись полученными данными, я вышел в интернет. И вскоре имел вначале почтовый, а затем и электронный адрес ратуши города Линца. На мой запрос о Лене чиновники города ответили на удивление оперативно и без проволочек, сообщив не только почтовый адрес девушки, но и её фамилию – Сабо. «Что, если написать ей письмо с благодарностью?» – подумал я. И, набросав несколько вариантов, выбрал тот, который показался наиболее подходящим.

«Здравствуйте, Лена!

Представляю Ваше изумлённое лицо. Письмо из России? Но от кого? У меня нет там знакомых! И как меня нашли?

Да, Лена, письмо действительно из России, а точнее – из Перми. Есть такой большой и красивый город на Урале. Стоит он на берегу большой и широкой, как море, реки Камы. Пишу на своём русском языке. Правда, опасаюсь, как бы при переводе русского текста на Ваш родной немецкий язык не исчезли слова признательности и благодарности, которые я хочу Вам передать. А благодарю Вас вот за что. Однажды, просматривая московский журнал, я встретил Вашу фотографию. Поразила Ваша красота и то, как Вы поразительно похожи на девушку, которую я встретил в молодости и полюбил. Случилось это в самом конце моей службы в армии, в венгерском городе Секешфехерваре, где стояла наша часть. Едва познакомившись, мы попрощались, условившись встретиться на следующий день. Но встреча не состоялась. Больше мы никогда не виделись. Девушку звали Илоной. В переводе на русский язык имя звучит совсем как Ваше – Елена. Ей тогда было, как и Вам сейчас, 17 лет. Очень долго надеялся, что произойдёт чудо и я встречу её. Но чуда не случилось. Со временем я смирился с тем, что не увижу её никогда. И вдруг эта Ваша фотография в журнале… И абсолютная схожесть с Илоной. Всё вспомнилось до мелочей, будто наша встреча произошла не много лет назад, а только что. Так, благодаря Вам и вашей фотографии, Лена, я будто снова побывал в далёком и удивительно дорогом для меня времени. Вот за это я благодарю Вас. А теперь два слова о том, как мне удалось Вас «вычислить». Честно признаюсь, что ничего бы у меня не получилось без помощи хороших людей. В их числе и Ваши очень обязательные (в отличие от наших русских!) городские чиновники. Но больше всего помог фотограф Андрей, сделавший Ваш изумительный портрет. Вы не забыли его? Вас он помнит очень хорошо.

Своё длинное послание заканчиваю словами знаменитого французского писателя и лётчика Антуана де Сент-Экзюпери: «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь». Присоединяюсь к этим замечательным словам. Не зная Вас, сердцем чувствую, какой Вы, Лена, замечательный человек!

Счастья Вам и удачи во всём! Сергей, город Пермь».

Прочитав моё письмо, приятель, прекрасный переводчик с немецкого Ефим Келлер, схватился за свою лоснящуюся лысину.

– Разве можно такую сумбурную исповедь перевести дословно на немецкий? Ты хоть представляешь, что это за язык? – бегая по кабинету, возмущался Фима. – «Изумленное лицо», «слова признательности», «зорко одно лишь сердце»… Где ты нахватался этих слов?

Как звучат они на немецком? Не знаешь? Я, представь себе, тоже не знаю! – продолжал кипятиться приятель.

Я не стал с ним спорить и правильно сделал. Фима тут же успокоился, и уже через пару дней я старательно выводил на конверте с моим письмом на немецком языке австрийский адрес Лены.

Как часто бывает, радость свалилась словно снег на голову. Спустя три недели на моё имя пришло почтовое извещение. Но, даже получив конверт с обратным австрийским адресом, я не был уверен, что это ответ Лены. И только пробежав глазами по немецкому тексту и обнаружив в нём несколько упоминаний своего имени, а в конце слова, написанные по-русски: «До свидания, Сергей!», я, наконец, убедился, что письмо от неё. Схватив конверт, я тут же кинулся к Келлеру.

Прочитав письмо, Фима взволнованно пригладил на висках остатки когда-то буйной шевелюры и торжествующе посмотрел на меня.

– Если бы ты знал, старик, что написала твоя Лена! Даже не представляешь. В общем, зайдёшь завтра за переводом. Будешь читать – приготовь валерьянку. Так, на всякий случай, – загадочно улыбнулся Ефим, протягивая мне руку на прощание.

Письмо Лены было действительно ошеломляюще неожиданным. И по стилю и по содержанию. С трудом верилось, что автор – юная девушка-подросток, а не зрелая, умудрённая жизненным опытом женщина. Правда, иногда через эту «зрелость» нет-нет да прорывалась почти детская чистота и наивность… Новость, поразившую меня, Лена сообщила тоже очень непосредственно, как бы между прочим, словно говоря: не волнуйтесь, всё будет хорошо!

«Добрый день, Сергей!

Ну что же Вы наделали? Ни в письме, ни на почтовом конверте не назвали себя полным именем. Поэтому вынуждена обращаться, называя Вас просто Сергеем, несмотря на явно большую разницу в возрасте. Определять, сколько Вам лет, я была вынуждена из-за совпадений, которые вначале насторожили, но потом убедили в том, что я не ошибаюсь в своих догадках. Сергей! Вы пишете, что службу в армии проходили в Венгрии, в городе Секешфехерваре. Значит, это было ещё до вывода русской армии из страны, то есть около пятидесяти лет назад. Вам тогда было, наверное, чуть больше двадцати лет. Таким образом, можно предположить, что сейчас Вам за семьдесят. А теперь самая главная новость. Все мы: и я, и моя мама, и бабушка – родились и очень долго жили в этом самом Секешфехерваре. И в Австрию переехали жить всего десять лет назад, когда мой папа (он австриец) получил в наследство небольшой замок в городе Линце. Поэтому я по-прежнему считаю себя венгеркой, хотя имею двойное гражданство и австрийское имя – Лена. Когда я родилась, кто-то в шутку сказал, что я – вылитая бабушка в младенчестве. И в её честь меня тоже назвали Илоной. Подрастая, я всё больше на неё походила, и сейчас говорят, что я – копия её семнадцатилетней.

Думаю, Сергей, что того, что я рассказала, уже достаточно, чтобы у Вас возникли кое-какие подозрения. Да, да! Моя бабушка и есть та красивая девушка Илона, с которой Вы познакомились во время службы в армии и которую полюбили. Ваше письмо я прочитала несколько раз и вначале растерялась, не зная, как на него реагировать и что с ним делать. Но потом успокоилась и пошла с ним к бабушке советоваться. Она попросила дать письмо прочитать. И прочтя, вдруг заплакала. Наверное, от радости. Мы проговорили допоздна. Она рассказала мне всё очень откровенно. И как Вы «забрали» её у Вашего военного начальника, как танцевали чардаш и как сбежали, укрывшись в сквере. И уже заканчивая рассказ, вынула из шкатулки маленькую красную звёздочку и протянула мне. «Я попросила её на память, когда мы прощались. А ему дала наш домашний адрес. Но он ни разу им не воспользовался, – грустно произнесла она. – Может быть, Сергей его потерял? Или, вернувшись домой, полюбил другую русскую девушку? Что только я не передумала, вспоминая его! Но плохо не думала о нём никогда. Хотя страдала и переживала ужасно. И успокоюсь, видимо, только тогда, когда буду знать, почему он не пришёл на свидание, о котором мы договорились».

Я запомнила эти слова и передаю их Вам, Сергей. Верю, что Вы на них ответите. А заодно расскажете и о своей жизни. Нам с бабушкой показалось, что она удалась. А теперь два слова о том, как прожила все эти годы моя любимая бабуля. Вот, послушайте.

Закончив Будапештский университет, она работала в Секешфехерваре вначале преподавателем в гимназии, затем её директором.

Долго не выходила замуж. Теперь-то я догадываюсь почему. Возможно, не могла Вас забыть и надеялась на встречу с Вами. Но однажды в город приехала съёмочная группа, и на улице её случайно увидел помощник режиссёра. Сражённый невероятной красотой, он пригласил её сняться в коротком эпизоде. На съёмках бабушка познакомилась с каскадёром, за которого позже вышла замуж. Через год после рождения их дочери, то есть моей мамы, каскадёр, муж бабушки, погиб при выполнении очень опасного трюка. Больше замуж она не выходила, хотя была всё так же красива и эффектна, а от поклонников не было отбоя. И когда родилась я, она всё свободное время стала проводить со мной, заменяя мне мою маму. Ведь своих родителей я знала очень плохо и видела редко. Мама – оперная певица, папа – музыкант-пианист. Постоянные гастроли, концерты, конкурсы, на которых они находились и в которых участвовали, почти отлучили их от дома. Так что вырастила и воспитала меня моя бабушка. За что я ей безмерно благодарна.