Скрипка для ветра

Скрипка для ветра
Сергей Гриненко

…Как я ни прислушивался ночью к реке, так и не услышал никакого Зова. Да и в существование фантастической Долины Грез верится с трудом… Но я своими глазами видел сваи, оставшиеся от дома Глена Колтрейна, а наполненные мудростью и слезящиеся правдой глаза двух стариков – Рэдфорда и Харда – снова и снова возвращают меня к мысли: они не врут, не могут врать……Что же касается меня, то я хочу верить, но, в силу боязни прослыть чудаком, остаюсь в безликой массе скептического большинства.

Скрипка для ветра

Сергей Гриненко

© Сергей Гриненко, 2024

ISBN 978-5-0062-9886-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

СКРИПКА ДЛЯ ВЕТРА

…И будет уютен узор

штор.

Там, у причала, скрипач

пьет по капле скрипичный плач.

Психоз.

Психоз пилигрима, нашедшего Город Грез.

Не жди.

Иди.

Туда…

ГЛЕН КОЛТРЕЙН. ЛЕГЕНДА.

Глен Колтрейн был эльфом.

Еще в глубоком детстве, рассматривая и трогая свои заостренные уши тайком от «матери» -цыганки, с табором которой исколесил вдоль и поперек всю Центральную Равнину, Глен пытался разгадать тайну своего происхождения, вспомнить своих настоящих родителей и понять, как он, эльф, оказался среди людей.

Один Бог ведает, сколько мучительных часов провел маленький эльфёнок в раздумьях о том, как так случилось, что ему приходится называть «мамой» какую-то нечистоплотную кочевницу и подчиняться чуждым ему и довольно странным законам табора!

Пару раз он попытался спросить об этом «маму» Эмму напрямую, но умеющая уходить от любых вопросов, как вода сквозь пальцы, цыганка и тут уклонилась от ответа. А потом Эмма умерла, унеся с собой на тот свет тайну имён настоящих родителей Глена, их историю, и так и не открыв причин, побудивших когда-то мать-эльфийку бросить своего ребенка на попечение людей.

Неуклонно, раз от раза старая Эмма твердила Глену, что он – самый настоящий эльф, а его родители взяли со старейшин табора клятву вырастить эльфёнка как родного сына и никогда, ни под каким предлогом не искать больше встречи с ними, древними эльфами, пожелавшими уединиться от рода человеческого. Вода точит камень, и эта версия укоренилась в голове маленького Глена как безусловная, не вызывающая сомнений и вопросов истина.

Маленький Глен отличался от обитателей табора. Помимо своих эльфийских ушей он унаследовал вдумчивый и пытливый характер, так не свойственный шумным и плутоватым цыганам. А еще с раннего детства в нем проявились недюжинные музыкальные способности, и к пяти годам мальчик-эльф уже в совершенстве владел скрипкой.

Табор колесил и колесил с места на место, живя случайными заработками и мошенничеством. А вместе с колесами старых повозок поворачивалось и Большое Колесо времени. Глен подрос, окреп и теперь должен был, наравне со всеми взрослыми, участвовать в добывании хлеба насущного.

Приходя в какой-нибудь город, цыгане становились лагерем на окраине, а на следующий день отправлялись на улицы попрошайничать, но, при этом, всегда давали и представления, в ходе которых Глен, «мальчик-эльф, играющий на скрипке», вызывал умиление простодушных фермеров и суеверный страх мещан. Звонкая монета за право быть очевидцем «настоящего чуда» летела в ходящую по рядам зевак шляпу, и Глен, тем самым, отрабатывал не только свой кусок хлеба, но и обеспечивал еще с полдесятка ртов в таборе своим диковинным видом и талантом не по возрасту большого музыканта.

Живя среди цыган, Глен впитывал в себя суеверия, легенды и мифы бродячего народа. В один из вечеров в поле, у костра, под неистовствующим над головой звездопадом, Глен сидел, как обычно, рядом с дедом Гедеоном и слушал байки, бесконечным потоком извергавшиеся из уст подслеповатого старика. А фантазия старого цыгана, подстрекаемая неиссякаемым вниманием эльфёнка, находила все новые и новые сюжеты для доверчивых детских ушей.

И вот, в эту ночь Гедеон рассказывал Глену об удивительном месте, в котором тайком от всех доживают свой век последние оставшиеся на Земле феи, гномы, эльфы и даже драконы.

– Путь в Долину Грез нельзя найти ни одному человеку, и только избранные могут надеяться отыскать туда дорогу, – наставительно и загадочно вещал старик. – В Долину можно попасть только следуя за мелодией, исполненной самим Небом на Скрипке для Ветра. Но услышать эту мелодию может далеко не каждый! Только тот из людей, кто сумеет полностью очистить свои уши от привычно воспринимаемых скверных речей, а свое сердце – от скверных помыслов и желаний, услышит, как Небеса играют на Скрипке для Ветра. Понимаешь, Глен?! Само Небо играет ветром, как смычком, на волшебной скрипке!

Глен, глаза которого расширились от восторга от такой красивой сказки, быстро закивал своей кудрявой головой

– А еще, малыш, – продолжал старый цыган, попыхивая трубкой, – чтобы услышать Зов, нужно самому обязательно быть музыкантом. Ведь только чуткое ухо музыканта в хаосе звуков нашего мира способно уловить почти неразличимые звуки другой реальности. А тем более, воспринять их как нечто организованное, как мелодию!

После того вечера у костра Глен загорелся надеждой.

«Мои родители – там, в Долине Грез!» – думал он. – «Это же очевидно!.. Да-да, они там и наверняка скучают по мне и ждут, когда я отыщу дорогу к ним!»

И Глен решил, что обязательно должен выудить из гомонящей на все лады Вселенной тончайшую нить путеводной мелодии, Зова. А для этого он, как и сказал дед Гедеон, должен стать настоящим музыкантом, самым лучшим!

С еще большим неистовством Глен набросился на занятия музыкой, и скрипка в его руках запела, застенала и теперь рвала сердца уже не только простодушной мещанской публики, но и умелых профессионалов, которым случалось услышать игру Глена. Молва о «виртуозе-эльфе» прокатилась и среди цыганских общин, после чего Глен стал пользоваться безоговорочным авторитетом у бородатого кочевого племени.

Глядя на все это, старый Гедеон сложил два и два и понял, что такое упорство Глена в занятиях музыкой вызвано его рассказом о Долине Грез и Скрипке для Ветра. Цыгану было жаль мальчишку, этого несчастного сироту, которому он, старый дурак, дал ложную надежду на встречу со своими родителями.

И вот, выбрав удобный случай, когда они вновь оказались вдвоем у угасающего костра, Гедеон, пряча глаза, сказал мальчишке:

– Ты, прости меня, старого дурня!.. Я когда рассказывал тебе про Долину Грез, забыл упомянуть о самом главном: чтобы услышать мелодию, сыгранную на Скрипке для Ветра, нужно еще хотя бы раз самому подержать эту скрипку в руках, сыграть на ней… Понимаешь?! Только тогда ты сможешь отличить ее голос от голоса миллионов других скрипок, звучащих, даже и сейчас, одновременно по всей земле. Но беда в том, что Скрипку для Ветра никто никогда не видел и никто не знает, где она может быть. Только Небо в любой момент может коснуться этой скрипки, где бы она ни была, и извлечь из нее волшебную мелодию… Такие дела, брат, такие дела!..

Глен был раздавлен. В тот вечер он убежал из табора в поле и проплакал всю ночь, уткнувшись лицом в сырую, холодную землю.

Но Большое Колесо времени медленно и неумолимо совершало свое вращение, приводимое в движение скрипучими колесами повозок скитающегося по свету табора, и пылкое юное сердце, перенеся удар, только закалилось. С тех пора мечта найти дорогу в Долину Грез стала единственной и главной задачей всей жизни эльфа Глена Колтрейна.

В пятнадцать лет от покинул табор. Просто собрал свои нехитрые пожитки, забросил за плечо старенький футляр, в котором уютно покоилась его видавшая виды скрипка, и, ни с кем не попрощавшись, тихо ушел в ночь.

Началась его жизнь среди городских. Глен очень быстро понял: то, что в таборе давало ему преимущество и заработок – его эльфийские уши – здесь, в городах, оборачивалось только проблемами и насмешками. Поэтому отныне он всячески таил от всех свою физиологическую особенность, отпустив пышную шевелюру темных, как вороново крыло, волос, крупными локонами падавших на плечи, и свое тайное знание о заветной Долине.

Перебиваясь игрой на скрипке, он кое-как дотянул до совершеннолетия, после чего с успехом поступил в музыкальный колледж, а окончив его, вновь отправился странствовать по свету, ища заветную Скрипку для Ветра и каждый раз ночью в поле прислушиваясь к музыке Вселенной – в попытках различить в ней тонкую нить Зова.

Вот так дорога и привела двадцатипятилетнего Глена Колтрейна в небольшой городок Тартэйн в верховьях Большой Реки.

С молчаливого согласия местных, Глен занял пустовавший дом на сваях, нависавший прямо над Рекой на северной окраине города. Ему сразу понравился этот дом: отличаясь от всех других домов, домиков и особняков Тартэйна, этот дом, как показалось Глену, как нельзя лучше подходил для него, так же сильно отличавшегося от всех других людей.

Первым человеком, который навестил Глена в его новом, а вернее сказать, первом доме (лесные шалаши, дешевые мотели и гостиницы, разумеется, в этом случае в счет не идут), была миссис О’Бэйли – тогда еще совсем нестарая женщина, несколько лет назад овдовевшая и теперь уединенно живущая на противоположном конце городка.

Она принесла Глену кувшин парного молока и испеченный ею самой хлеб. Это был знак от местной общины, что его, чужака, готовы принять. Понимая это, Глен старался быть как можно более учтивым с женщиной, протянувшей ему от имени Тартэйна руку дружбы. Он рассказал ей о своем детстве в цыганском таборе, которое он, подкидыш, провел, «ничего не зная о своих настоящих родителях», о своем умении играть на скрипке и, наконец, о своих планах сделать перерыв в бродячей жизни и немного перевести дух, обосновавшись хотя бы на какое-то время на одном месте.

– Ну, наконец-то у нас будет кому поиграть на танцах! – приветливо улыбнувшись и двусмысленно подмигнув молодому красавцу, подвела итог их знакомству Сара О’Бэйли.

Только одна мысль билась в голове Глена, когда женщина, уходя, тихонько притворила за собой дверь: «Вот черт! Похоже, она сумела разглядеть эти проклятые уши!..».

Но дел и хлопот было много, нужно было обживать свой новый угол, и волнения по поводу того, что миссис О’Бэйли узнала его тайну, сами собой улеглись, особенно после кружки теплого молока и ломтя душистого деревенского хлеба.