Параллели. Часть первая

Галим понимал, что возразить ему Андрею и впрямь нечего. Но чувство собственника, эдакого повелителя чужих судеб, не давало ему покоя. И он ответил с нескрываемой злобой в голосе:

– Никакого развода я этой… не дам, еще морду набью и прав буду!

Андрей вскипел.

– Слушай, – проговорил он, и, схватив его за грудки, так их сжал, что на пол полетели пуговицы от рубашки. – Да ты ногтя ее не стоишь, посмей только ее обидеть! Я тебя из-под земли достану! Я не шучу!

Спесь слетела с Галима, он понял, что перед ним стоит мужчина, и у этого мужчины достаточно решимости защищать Зухру. Высвободившись из крепких рук Андрея, он в отчаянье проревел:

– Развода не дам, не хочет жить со мной, скатертью дорога!

– Хорошо, – спокойно ответил Андрей, – добьемся через суд.

И зашагал прочь. Когда он входил в общежитие, вечер уже был в полном разгаре, подойдя к комнате Зухры, он постучал и, услышав ответ, вошел. Зухра сидела за столом и что-то шила, рядом возилась ее дочь со своими куклами.

– Здравствуйте, Зухра, – начал разговор Андрей. – Я говорил с Галимом, он наотрез отказался давать вам развод.

– Я ожидала этого, – тихо ответила Зухра.

– Знаете, Зухра, мы сможем добиться развода через суд. Вы только не расстраивайтесь. Через неделю у меня заканчивается командировка, я хотел бы, чтобы мы уехали в Ленинград вместе, у меня там комната в коммуналке на Невском проспекте. Мы сможем там жить, а Сония пойдет в садик.

– А ваши родители, Андрей, где они?

– Зухра, я детдомовский, у меня нет родителей.

– Извините, я не знала.

– Может быть, мне остаться здесь, получить развод и потом нам с вами устраивать нашу жизнь?

– Боюсь, вам не дадут здесь спокойно жить. И я боюсь вас потерять. Поедемте, Зухра, доверьтесь мне, пожалуйста, не волнуйтесь о своем будущем. Мы с вами справимся, ведь теперь мы вместе.

Андрей повернулся к Сонии и, приветливо улыбнувшись ей, ласково спросил:

– Сония, ты хочешь поехать в Ленинград?

Сония застеснялась от такого внимания и, спрятавшись за маму, лишь озорно выглядывала.

– Она плохо говорит по-русски, Андрей.

– Ну, ничего, и по-русски тебя научим говорить, и по-английски, – улыбаясь, проговорил Андрей.

Через неделю они уже были в Ленинграде, правда, с пропиской Андрею пришлось помучиться, Зухру с дочерью никак не хотели прописывать к одинокому мужчине. Дело спасла соседка Софья Петровна – работник административного подразделения райисполкома. Ей очень понравилась Зухра и ее дочка. Она стала называть Сонию на русский манер Соней, а потом и Зухру стала называть Зоей. Обозначив их, как своих родственников, она прописала их к себе, благо сама Софья Петровна занимала две комнаты. Таким образом, Зухра превратилась в обращении в Зою, а Сония в Соню. Зухру Андрей устроил на свой завод на такой же станок, на котором она работала в Казани, Сония пошла в садик и быстро освоила там русский. Все пошло как бы своим чередом, вот только им никак не удавалось оформить развод Зухры и Галима. Время шло, наступил 1937 год, в марте Зоя узнала, что ждет ребенка. Она сообщила об этом Андрею, тот был на седьмом небе от счастья. В конце апреля Андрей опять уехал в командировку, что-то отлаживать на автомобильном заводе в Горьком.

Придя вечером после работы и забрав Соню из садика, Зоя встретилась у дверей общего парадного с начальником Андрея, Петром Аркадьевичем. Взглянув в его глаза, Зоя поняла, случилось что-то ужасное. Петр Аркадьевич, обращаясь к Зое, сказал:

– У вас есть с кем оставить ребенка? Нам надо поговорить.

– Да, конечно.

Зоя быстро сунула Сонечку в руки Софьи Петровне и вышла из квартиры вместе с Петром Аркадьевичем. Углубившись во внутреннею сторону двора, Петр Аркадьевич, обращаясь к ней, сказал:

– Вы только не волнуйтесь, Зоя, мы с товарищами считаем это досадным недоразумением.

И, решившись, продолжил.

– Андрей арестован, его сняли с поезда в Москве. Мне очень жаль, берегите себя. Я буду держать вас в курсе дела. Буду заходить к вам, до свидания, Зоя.

С этими словами Петр Аркадьевич зашагал прочь. Зоя, вся в смятении, вернулась в комнату Софьи Петровны, та поняла, что что-то случилось. Не выпуская из комнаты Зою, она усадила ее на диван и приказным тоном велела рассказать, что случилось. Зоя рассказала ей о разговоре с Петром Аркадьевичем. Софья Петровна моментально все поняла и начальствующим тоном стала давать Зое указания.

– Сонечка сейчас будет у меня, а вы, Зоя, ступайте в вашу комнату и соберите все ваши с Соней вещи, теперь вы с ней будете жить вот в этой маленькой комнате. Тем более, вы здесь прописаны. Постарайтесь убрать все на кухне так, словно Андрей жил один. Ничего не должно напомнить о женском присутствии там. Будьте внимательны, не забывайте даже любую мелочь, ни вашу, ни Сонечкину. Поймите, это очень важно. Скорее всего, в вашей комнате вскоре будет проведен обыск. Запомните – вы моя дальняя родственница по линии моего мужа, вы из-под Казани и приехали в Ленинград по моей просьбе, помогать мне по хозяйству и в надежде продолжить учебу в школе, а затем поступить в институт. Старайтесь это время больше задерживаться на работе, я сама буду забирать с садика Сонечку. Пожалуйста, ни с кем не говорите о муже. Постарайтесь вообще о нем ни с кем не говорить, кроме меня. Надеюсь, что все обойдётся, но нам нужно быть готовыми ко всему, Зоя. Теперь идите и постарайтесь управиться как можно быстрее.

Зоя стремительно выпорхнула из комнаты Софьи Петровны и приступила к тщательному выполнению ее задания. Через час она уже все закончила и сидела в маленькой комнате с Соней. В комнату вошла Софья Петровна и по-деловому скомандовала:

– Зоя, идите кушать в большую комнату, я пойду, пройдусь по соседям.

Зоя беспрекословно отправилась кормить Соню, внутреннее чутье ей подсказывало, что нужно слушаться Софью Петровну. Наконец, Софья Петровна закончила обход соседей и, как ни в чем не бывало, уселась пить чай. Поздно вечером в парадную громко и настойчиво постучали. Дверь открыл ближайший к парадной сосед, работающий библиотекарем. В коммунальную квартиру вошли люди в форме, они выяснили, где комната Андрея, затем вскрыли в ней замок, отворили дверь и около часа все слышали, как в комнате что-то падает, двигается мебель, слышались обрывки фраз. Наконец, видимо, старший из них произнес:

– Пора заканчивать, ничего нет, опросим соседей.

Затем еще час-полтора они опрашивали соседей об Андрее, его круге общения, друзьях, кто к нему приходил, как часто, о чем говорили. Наконец, закончив свой допрос, они опечатали двери комнаты, наказали чтобы никто даже случайно без их разрешения не входил в комнату и вышли из квартиры. Через неделю в комнату въехал неприятный тип, которого, по счастью, почти не бывало дома. В июне у Зои заметно подрос плод и уже невозможно было скрывать свою беременность. Софья Петровна стала настаивать на том, чтобы Зоя дала имя ребенку по собственному выбору, не указывая на отцовство Андрея. Так, говорила она, ребенку будет лучше, а придут иные времена, перепишите. Зоя привыкла доверять Софье Петровне. По крайней мере, в Ленинграде у них с Соней никого ближе не было. Письма, отправляемые ею домой, оставались без ответа. Никто оттуда к ней не приезжал и ничего не передавал.

В ноябре 1937 года у нее родился мальчик, Зоя долго думала, как его назвать, и решила дать сыну имя в честь своего любимого деда Кадыра, а отчество в честь отца. «Если что случится со мной, думала Зоя, может быть, это имя и отчество помогут сыну найти дорогу к счастью, или хотя бы напомнят моим родным обо мне, заставят их понять, что я их всегда любила». Между тем вестей от Андрея так и не было, словно он сквозь землю провалился. Однако надо было жить дальше. Хорошо, что у них была Софья Петровна, она постоянно о них заботилась, заставляла много гулять, изучать город. Зое очень нравился Ленинград, ее поражали его стройные, прямые улицы, водные каналы. Она любила в выходные с детьми гулять вдоль набережной, любоваться красивыми закатами, разводными мостами, фонтанами. Незаметно для себя она настолько свыклась с городом, что иногда ей казалось, словно она всегда жила здесь и только здесь. Дети росли здоровыми и смышлёными. У обоих был веселый, миролюбивый характер. К сожалению, эту мирно развивающуюся жизнь нарушила война.

Фашистская Германия, начав свое наступление 22 июня 1941 года группой армий «Север», продвигалась к Ленинграду с темпом по 30—35 км в сутки и практически продвинулась на глубину 600 км от государственной границы. Положение усугублялось еще и тем, что в войну вступила Финляндия, наступающая на Ленинград с севера, а также итальянская эскадра, запершая балтийский флот в порте. Таким образом, Ленинград, несмотря на его отчаянную защиту, постепенно окружался немецкими, итальянскими, испанскими и финскими войсками. Руководством Ленинграда в период с 29 июня по 28 августа было принято решение о первой эвакуации детей Ленинграда. К тому времени еще оставалось не перерезанным железнодорожное сообщение Ленинграда и востока страны. Как только Зоя услышала об эвакуации с малыми детьми, она стала советоваться с Софьей Петровной, та сразу стала настаивать на этой возможности.

– Зоя, – говорила она ей, – у тебя малые детки, ради них надо ехать.

Соне к тому времени исполнилось почти 7 лет, а Кадыру 3,5 года.

– Я буду ждать вас здесь, – успокаивала она ее, – вы обязательно вернетесь, будет к кому. Здесь ведь тоже надо кому-то жить, следить за квартирой, да мало чего.

Зое не хотелось ехать, но страх за детей был еще больше. И она решилась.

После долгих и изнурительных допросов Андрея в начале июля отпустили. Шла война, и за него постоянно хлопотали его коллеги. Он летел домой, словно на крыльях, вбежав в парадную, он даже не заметил, как поднялся к своей двери, позвонил, ему открыла Софья Петровна.

– Андрей, – удивленно и одновременно обрадованно сказала она, – вас отпустили?

– Да, здравствуйте Софья Петровна, как мои? Где они?

– Ой, Андрюшенька, они уехали в эвакуацию.

– По лицу Андрея пробежала тревога.

– Как уехали? Когда?

– Недавно, в начале месяца. Знаю, их вывезли в глубь страны, не переживайте. Отыщите. Как я рада, что вы вернулись, Андрюша. Я привязалась к вашим, они жили у меня. Извините, это я настояла на том, чтобы они ехали в эвакуацию. Я грешным делом думала, что вас уже в живых нет, так сейчас быстро все решается.

– Ничего, Софья Петровна, может, оно и к лучшему. Немец-то как прет, кто знает, что будет завтра.