– На душе у тебя тошно? – дурашливо округлил глаза приставучий купец. – Может, тебя баба бросила?!
Довольный своей шуткой, продавец зубных щеток залился радостным смехом.
Мишка Майонез в сердцах выхватил у барыги сумку и выбросил ее в окно.
– Ах ты, харя деревенская! С ним шутят, а он тут еще… – продавец кинулся на Корнеева с кулаками.
Майонез, не вставая, слегка увернулся от удара, и вдруг резко и мощно нанес обидчику апперкот невероятной силы. Торгаш вылетел в тамбур, ударился всем телом о стенку и начал медленно по ней сползать. Тонкая струйка крови потекла из правого уголка его изумленно открытого рта.
– Нокаут лайт. Легкий привкус соблазна, – прокомментировал случившееся бывший участник состязаний по боям без правил и принялся с уважением рассматривать солидную обложку книги Томаса Манна сидевшего напротив соседа.
Приезд Майонеза в квартиру Окулиста почти совпал с телефонным звонком Севы Лёдкина.
– Знаешь, Евгений, – удивленно – радостно сообщил он Окулисту, – у тебя потрясающая способность вляпываться во всякое дерьмо! Этот твой Бонза – редкий экземпляр! Вообще-то он Бонзырев Виктор Александрович, предприниматель. В четырнадцать лет отбывал наказание за групповое изнасилование в колонии для несовершеннолетних. Освободился и еще два раза привлекался все по той же статье. Но тогда он стал куда опытнее – на суде адвокаты разваливали уголовные дела. Сейчас работает по прежней специальности.
– В каком это смысле? – не понял Окулист.
– Да в самом прямом. Владелец шести публичных домов и двух порнографических периодических изданий.
– Селёдыч, ты в своем уме?! Какие публичные дома, какие порножурналы?! – это же все противозаконно.
– Да… – тоскливо протянул Сева. – На месте твоего шефа бы давно выгнал тебя со службы ввиду профнепригодности. Ты что, марсианин? Тебе по службе положено знать, что в Петербурге десятки подпольных борделей и до десятка порнографических журнальчиков интимных знакомств. Естественно, у всех есть хозяева. В любую приличную тачку, проезжающую вечером по Фонтанке через Аничков мост, разносчики обязательно бесплатно пихают эту мутоту. Эти журналы знакомств есть во всех газетных киосках метро. Заметь, их туда не святым духом занесло. Прекрасное полиграфическое исполнение, а стоят – копейки! Доступность – залог успешного бизнеса, дружище.
– Но их же запросто можно взять за одно место, – удивился Окулист. – В киосках должны быть накладные, полученные при поставах этой, с позволения сказать, печатной продукции. В выходных данных должно быть указано, кто издает, какая типография печатает ту фигню…
– Нет, Евгений, я был неправ: ты не с Марса. На Марсе об этом уже все знают. Ты с Альфа Центравры какой-нибудь, честное слово! Какой идиот будет оставлять в журнальчиках свои выходные данные? А накладные, конечно, есть. Но кому в голову придет отслеживать источник поступления? За такое отслеживание и голову могут открутить.
– А где же тогда менты, фээсбэшники, налоговая, наконец?!
– Ага! Ты бы еще про Гринпис поинтересовался. Кто сунется, придурок, они же в доле. Иначе бы этот Бонза так не развивался. Но давай сейчас не будем об этом. Лучше запиши телефоны и адреса местопребывания этого донжуана…
Сразу же после телефонного звонка Севы Лёдкина раздался еще один – на этот раз в дверь. На пороге стоял майор милиции Корнеев, для друзей и боевых товарищей по военному училищу – Мишка Майонез. Друзья обнялись, Людмила чмокнула Мишку в щеку.
– Как дела, Мишенька, – улыбнулась она, – миллионерствуешь потихоньку?
Майонез принял нарочито подтянутый внешний вид и, глядя Людмиле в глаза с подобострастием кайзеровского вояки, бодро доложил:
– Май фройляйн херен! Аллес махен цузамен пиздохен шварц!
– Чего это с ним? – испугалась Людмила. – На каком это он языке?
– А чего тут не понять, – вздохнул отец Олег. – Это ж практически по-русски! Ленка его стервой оказалась. Бросила мужика, да еще и денежки прикарманила. Так, Михаил?
Майонез угрюмо кивнул.
– Да, так и сказала нежная моя: «Хрен тебе, Мишаня, по всей твоей свинячьей морде!» А я ж ее так любил! И не изменял практически… почти.
– Ну, и как же ты теперь? – с состраданием в голосе спросил Окулист. – Работаешь где или опять служишь?
– Да теперь-то что? Теперь-то какая разница?! Буду, как и раньше, трансвеститом…
Друзья удивлённо переглянулись и стеклянными глазами уставились на Майонеза. Батюшка взволнованно сглотнул слюну и выдавил осипшим голосом:
– Ты – трансвестит?!
– А то ты не знаешь, – безразличным тоном изрек Майонез. – В народе нас не любят, конечно, чуть ли не педиками считают, но работа в принципе денежная. Да и не сложная: увидел транспорт – свисти, остановился – плати…
– Так ты это про ГАИ, что ли? – взялся за сердце отец Олег.
– А про что же еще? – удивился Майонез.
Корнеев рассказал друзьям о своих мытарствах в последнее время, о продажности чиновников из местной администрации. О бывшей жене распространяться не стал:
– Бог с ней. Вот только дочку жалко.
– Не горюй, не ты у нас один такой. Вот Олега жена бросила, в Штаты укатила, так он себе такую Барби отхватил – обзавидуешься, – успокоил друга Окулист.
– Так это я ему ее сосватал, – вспомнил Майонез. – Знал бы что все так обернется, для себя бы приберег.
– Поздно спохватился, дружище, – самодовольно заулыбался отец Олег. – В нашем приходе скоро пополнение.
– И кто будет, что показало УЗИ? – полюбопытствовала Людмила.
– Это у Вас, мирян, УЗИ. А в нашей глубинке, кого Бог пошлет – все счастье! Лишь бы здоровеньким ребеночек был…
Перешли к разговорам о событиях последних суток. Слушая рассказ Цубербиллера и Окулиста, Майонез понимающе кивал головой.
– Знаете, мужики, – казарма моего взвода на Гогланде находилась в здании, где во время войны был бордель люфтваффе. Так вот, там в коридоре сохранился глазок, из которого можно было подсматривать в «кабинет». Представляете, какой-нибудь ас свою фрау, так сказать, трахин зи дойч, а кто-то на халяву этим в глазок любуется…
– Ты это к чему? – посуровел Окулист.
– А к тому, – пояснил Майонез, – что у меня есть такое ощущение, будто сейчас в России всех нас, как тех фрау, кто-то имеет, а некий оберст за всем этим внимательно в глазок наблюдает…
– Да вы, батенька, поэт, – тоном Владимира Ильича сказал Лосев.
– От такой романтики станешь! – уныло бросил Майонез.
Друзья стали прикидывать план дальнейших действий. Отец Олег вызвался посетить офис и бордели, принадлежавшие Бонзе:
– Разведаю обстановку и девицу ту пошукаю, – веско заявил он.
– Давай лучше я пробегусь по борделям – я теперь человек холостой-неженатый, а тебе себя блюсти надо для своей Барби, – убеждал он отца Олега.
– Понимаешь, Мишаня, дорогой ты мой человек, – батюшка со значением погладил свою бороду, – у тебя, увы, нет моего артистизма, и, прости за прямоту, обволакивающего шарма. Тебе больше допрос военнопленного подойдет. Кроме того, у тебя ж опыта больше!
– Жопа-то у тебя больше будет, – проворчал Майонез, но спорить не стал. – Ладно, поеду к этому Лумумбе, я с ним найду общий язык.
Мишка Майонез отказался от любезного предложения Генки Смирнова ехать на его машине: