За грибами в Андорру. Трилогия. Часть 2

– Понимаю, – нарочито серьезно закивал Окулист.

– Политика – это наука особой правды! Придурок ты, хоть и гений. Да когда же вы, придурки гениальные, поймете, наконец, что политика – это чушь собачья, которая и копейки не стоит! А вы, честолюбивые идиоты, на нее жизни кладете.

– Погоди, Окулист, не кипятись, выслушай. Нет ничего плохого в том, что человек с мозгами, деньгами и с совестью придет в большую политику. Плохо, когда там сидят те, кого кроме власти и денег ничего не интересует.

Фролов скорчил постную физиономию.

– Я очень даже фирштейн с яволем! Я, конечно, больше собачник, чем политик и бизнесмен, и про ротвейлера поговорю с большим удовольствием, чем про Рокфеллера. Но как собачник приведу тебе пример. Есть у меня один знакомый. Амбиции, как у тебя, хотя, конечно, попроще. Так вот, завел он как-то породистого щенка. И решил этот новоиспеченный дедушка Дуров его дрессировать на свой манер. Встанет, бывало, на карачки возле собачкиной миски и начинает гавкать: приучает, значит, цуцика к тому, чтобы тот, когда жрать захочет, голос подавал.

– И чем дело закончилось? – вдруг заинтересовался Смирнов.

– Тем, что пока хозяин раком не встанет и не погавкает, собака к миске и близко не подойдет!

– Любопытно. Но ведь это просто ошибка, изначально заложенная в эксперимент, – подумав, сказал умный Цубер.

– Так ты такую же ошибку совершаешь! Прешься к государственной миске и хочешь всю стаю построить! Порвут они тебя. И, похоже, сегодня уже слегка прихватили за зад. Объясни, зачем тебе эта дурацкая политика?!

– Хорошо, объясню, – Смирнов поправил сбившийся на бок галстук. Дело не в жажде власти. Просто наша страна продолжает совершать стратегическую ошибку: мы, как дикари из племени тумбу-юмбу, продолжаем ориентироваться на собственную дикость, то есть на дары природы. Только теперь это не какие-нибудь там кокосы или корешки в земле, а нефть, газ и прочие богатства. А акцент должен быть на создание продуктов разума, на новые технологии, на цивилизационную перспективу. Иначе по-прежнему будем, как дикари, за бусинки родиной торговать!

– Молодец, красиво свистишь! – одобрил Окулист, – Но это все лирика. А в кейсе-то что лежало? Панацея от болезней родного государства? Рецепт избавления от главных российских бед – дураков и плохих дорог?

– В какой-то мере так, – не обиделся на сарказм Цубербиллер, – В кейсе лежат подборки документов по четырем политическим сюжетам. Все они очень тесно переплетены и с экономическими делами. Главное, вероятно, в том, что в них указаны конкретные имена, факты и даны научно обоснованные предложения по реализации каждого из проектов. Или, наоборот, по противодействию реализации. В первой подборке документов речь идет об американском плане SDD – плане развала СССР, подготовленном еще в 1982 году.

– Спохватился, – позлорадствовал Фрол. – Теперь-то какая разница, что это за план, если операция уже давно закончилась?

– Фрол, не корчи из себя девушку! В наших заоблачных политических высях до сих пор сидят многие из тех, кто тогда были активными участниками того проекта. Их для пользы государства нужно как минимум отлучить от кормушки.

– А лучше – дать «мартини», – со знанием дела сказал бывший киллер.

– ?

– Винтовка была такая хорошая «Мартини-Генри» образца 1871 года. Многих излечивала от подлости.

– Кто про что, а вшивый про баню, – махнул рукой Смирнов. – Но ты не дослушал. Второй пакет документов связан судьбой российских денег во французских банках. Их там до сих пор со времен революции вертится немерено. Точнее, я померил. Получается… На годовой бюджет хватит.

– Да… – протянул Окулист, – за такие находки тебя могут так напугать, что сразу станешь лауреатом Международного памперса.

– Ну, моя роль первооткрывателя тут весьма условна. Так что, как говорят в Швеции, не надо пилить опилки! – Про эти деньги только газета «Вестник Козятинщины» не писала, остальные все писали.

–А что это за такой экзотический печатный орган? – восхитился Окулист.

– Орган как орган: районная газета города Козятина.

– Впечатляет. Знаешь, в 1918 году в Петрограде тоже вышла ничего себе газетка. Называлась «Кузькина мать». В ней даже значилось: «Орган уличного быта, заборной литературы, политурной политики, мешочной общественности и утиных сенсаций». Правда, только один всего раз и вышла – не читал никто, она и сгинула.

– Это не ее Никита Сергеевич с трибуны ООН читал? – полюбопытствовал Смирнов.

– Не ее, но стиль тот же. Есть и третий сюжет. В январе 1919 года несколько бывших германских военнопленных, находившихся в Казани, по заданию партии большевиков откомандировывались в Германию и Австро-Венгрию для разжигания, так сказать, пожара мировой революции. Спонсором проекта выступала поначалу РКП(б), но потом денежку зажала. В итоге деньги нашлись, где-то в другом месте. Один мой знакомый историк раскопал: оказывается, эти деньги дала местная революционно-исламская организация. Фантастика, но она сохранилась до сих пор!

– Ну, а четвертая тема, которая отражена в бумагах твоего драгоценного кейса?

– Тоже веселенькая. Она, скажем так, экологическая. Один житель Москвы любит по Неве на кораблике кататься, а его хотят взорвать. Если взорвут, дерьма мно-го выплеснется, по реке растечется.

– Да ты, я смотрю, такой же эколог, как старый бендеровец. Тот тоже все экологические призывы толкал: «Хлопцы, берегите леса – они нам еще пригодятся!».

– Нет, Окулист, ты не прав. Политическое руководство надо если не любить, то хотя бы уважать – оно заботится о нас, гражданах своей страны.

– Ага, тефаль, блин, а не руководство! Ты, Цубер, от своей любви к политике точно свихнулся. Вспомни, сколько талантливых мужиков – писателей, композиторов, артистов, певцов ушло в политику. Политики они никакие, так, пешки, а раньше в своем деле были – фигурами. А этот твой москвич – вообще беда! Как в Питер приедет на кораблике покататься, так весь транспорт в городе парализован. Гаишники через каждые два метра понатыканы, как поганки в лесу в грибной год. Машинам не проехать, людям дорогу не перейти. Странно, что еще прохожих на тротуарах кланяться лимузинам не заставляют. Может, все впереди? Катался бы себе этот гость по Москве-реке!

– Настоящие москвичи, Женька, говорят по «Москва-реке». Они Москву-реку не склоняют, – поделился филологическими наблюдениями Смирнов.

– Конечно, – согласился Окулист. – Зато вся страна Москву еще как склоняет!

– А ты никак Москву-матушку не любишь? – съехидничал Генка.

– Почему не люблю?! Люблю. Я там учился. И у меня там эти… ну…

– Бабы там у тебя, Окулист. Одна американка чего стоит, ты сам рассказывал.

– Какая еще американка? – немного занервничал Фролов.

– Какая! – передразнил его Геннадий Николаевич. – Та самая, которую ты со своим нью-йоркским акцентом спрашивал: «Вдую спик инглиш?». А она тебе: «Вдуйте, вдуйте, плиз, миль пардон!».

– Откуда в тебе, профессор, столько неинтеллигентности и цинизма? – удивился Фролов.

– «Вышли мы все из народа!» – весело пропел бизнесмен.

– Как вам вернуться в него?! – допел вторую строчку начальник охраны.

– Кстати, о народе! – стукнул себя по лбу Смирнов. – Ты не помнишь, какое сегодня число?

– А тебе срочно? – тоже прикинулся склеротиком Фролов. – Пятнадцатое сентября сегодня.

– Я так и думал! Слушай, Женька, я понимаю, что день сегодня тяжелый, но ты уж дальше сам как-нибудь, а? О содержимом кейса ты знаешь – есть над чем думать и в какую сторону, как говорится, идти. Ребятишек со скутеров ты допросишь, а вечерком о результатах допроса доложишь мне. А сейчас, понимаешь, мне срочно надо ехать в университет, в кассу. Я ведь там на полставки профессором работаю – сегодня с двух зарплату выдают.

Окулист изумленно посмотрел на миллионера Смирнова и тихонько присвистнул, покрутив пальцем у виска.

– Не свисти, денег не будет, – попросил Цубербиллер.

– Даже представить себе не мог, что ты такая скряга, – сдавленным голосом почти прошептал Окулист. – Генка, это же жлобство: ты пока доедешь до университета и вернешься в офис бензина потратишь на две свои зарплаты. Что за блажь?! Грузчики зарплату уже сто лет как по карточке получают, а ты… Что за блажь?!

– Да никакая не блажь, Женька, – потупил взгляд Геннадий. – Дело, конечно, не в этих копейках. Просто, понимаешь, как бы это точнее сказать… В общем, бизнес, безусловно, дело нужное. Но, ты же сам знаешь, кругом такие рожи… А я в университет приеду, встану в очередь в кассу – такие лица приятные кругом, разговоры у них интересные, лица светлые. Постою часик в очереди, откисну, на сердце легко—легко становиться. Словно душу в чистой воде прополоскал. Я без этого не смогу – одичаю. Профессора, они часто как дети – наивные и доверчивые. Именно в этом наша сила, Окулист, а не в деньгах вовсе. Знаешь, давно-давно, еще до революции, в домашнюю библиотеку Николая Николаевича Бекетова, академика, забрались воры. Когда слуга прибежал к нему и доложил об этом, ученый поправил пенсне и спросил: «И что же они читают?». Это не чудачество. Это сила духа и чистота души.

Окулист прошел в свой кабинет, встал у окна и начал размышлять о событиях дня. За окном был виден Крюков канал, колокольня Никольского собора устремляла свой взор к небу. Глядя на эту красоту, думалось легко и спокойно. Итак, что же сегодня произошло? Формально – убийство иностранного ученого и воровство ценных документов. Точнее, не так: было ограбление, сопровождавшееся убийством. Но почему убийца или убийцы дождались, когда кейс окажется в руках у шотландца? Неужто кто-то так дорожил жизнью Смирнова? Вряд ли. Что-то здесь не так. Пока ничего не понятно. Ясно только одно: организаторы похищения документов знали очень многое. Им был детально известен распорядок работы симпозиума. Возможно, они имели представление о содержимом кейса. Хотя это вовсе не обязательно. Информация о предстоявших в этот день встречах Смирнова была вполне доступной – при желании можно было прикинуть, какой примерно пакет документов окажется в кейсе. Но прикинуть это мог только тот, кто специально хотел бы это знать и кто для этого провел большую аналитическую работу. Ведь даже он, начальник охраны Смирнова, имел сначала лишь самые общие сведения.

Ясно и то, что такая аналитическая работы была бы эффективней, окажись в офисе у похитителей свой человек. Точнее, не у похитителей, а у заказчика. Самого заказчика так просто не установить. Судя по размаху операции и профессионализму исполнителей, он почти недоступен. Допрос парня и девушки с водных мотоциклов много не даст. Тут больше нужно анализировать сам стиль действий и организации операции. Вспоминая мелкие детали, бывший разведчик все больше склонялся к мысли о том, что операция похожа на действия иностранной спецслужбы. Стоп! Спецслужбы – да. Потому что профессионально, без помарок и лишних шагов. Но почему иностранной? Только потому, что среди участников похищения был темнокожий парень? Глупо. Это могла быть подстава, чтобы в случае неудачи операции повести следствие по ложному пути.

Прежде чем общаться с мотоциклистами, надо бы разобраться в куда более важных деталях. Например, хорошо бы узнать результаты предварительной экспертизы, проведенной после вскрытия бедняги из Шотландии. Конечно, скорее всего стреляла задержанная девушка. Но где гарантия, что не кто-то еще, кто находился в тот момент в кают-компании? Окулист удовлетворенно хмыкнул и достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист стандартной белой бумаги. На нем каллиграфическим почерком Геннадия Николаевича Смирнова была составлена схема размещения всех участников симпозиума, находившихся в кают-компании в тот злополучный момент.