Кукла. Московская фантасмагория

Ровно в два раздался звонок. Определитель на телефоне назвал её номер. Маша сказала, что выезжает, и я стал собираться.

Помню, как я, выйдя на лестничную клетку и закрывая дверь, подумал, что вот за другими дверями и во всём доме на всех этажах во всех квартирах люди веселятся. Грусть, чувство одиночества, обострявшееся особенно в праздники, теперь лишь на полсекундочки заглянули ко мне и тут же растворились. Сюда они забрели не по адресу, ведь меня переполняло счастье.

Продолжал падать мелкий снежок. Я свернул на улицу, ведущую прямо к метро. По тротуару навстречу шла женщина. Невысокая, даже можно сказать, маленькая – в блестящем пальто, в остренькой шапочке и с большой чёрной сумкой. Почему-то запомнилась именно эта сумка. Сумка как-то нервно и пусто болталась у неё на животе. Женщина шла быстро. Мы разминулись, а я подумал, что она, с болтающейся пустой сумкой, несчастна. Почему я так подумал? Не знаю. Это мелькнуло слабым росчерком на окраине моего возбуждения и так же быстро затопилось моей радостью. Я спешил навстречу своему счастью.

У метро я перешёл на другую сторону улицы. Стояли машины с водителями, готовыми по новогоднему тарифу увезти вас куда угодно.

А вот у самого метро никого не было.

Мёртвая зона и ни единого огонька. Огни были везде: в окружающих домах, огнями сверкали иллюминация и рекламные щиты, магазины и просто уличные фонари. Но само здание метро было пугающе тёмным. И ни единой души.

Я подошёл и стал дёргать двери. Мне не открылась ни одна из них.

Часы показывали два часа тридцать пять минут.

У неё мобильник не работал, а я свой в спешке забыл взять.

Я развернулся и стал быстро уходить от метро, будто знал, куда надо идти.

Но уже через десять шагов вернулся и снова стал дёргать каждую дверь. Я надеялся, что хоть одна дверь должна быть открыта. Ведь надо же ей как-то выйти из этого чертова подземелья! Сквозь прозрачную запертость в лицо лепилась катастрофическая невозможность! Я снова стал уходить от метро. Уже перешёл улицу, как вдруг меня что-то остановило.

«Она! Она там!» – стало мерцать, будто готовая вот-вот перегореть от накала лампочка в моей голове. Я стал возвращаться.

Водила из Жигулей спросил, куда мне надо?

Но разве я знал теперь, куда мне надо!

Я уже ничего не знал! Волшебная дверца не открылась, и я стоял посреди улицы, посреди Москвы, посреди России, посреди всего мира и ничего не понимал!

Стал накрапывать дождь – и снег, до того белый, стал неумолимо превращаться в жидкую грязь. Мимо прошла компания. Люди смеялись, шутили, спешили. Мне надо было куда-нибудь идти, и я пошёл вслед за этой шумной компанией. Но очень скоро я почувствовал, что не могу идти за этими людьми. Слишком они были веселы! Я испугался самого себя. Мне стало так ясно, что вот если сейчас кто-то из них, обернувшись, крикнет мне: «С новым годом, дядя»! – я не удержусь и стану орать:

«Дураки! Чему радуетесь! Этой грязи радуетесь? Пьяницы!»

Я остановился, а один из уходящих вперёд оглянулся. Оглянувшийся увидел вдали раздавленное существо. Это был я. Я в их глазах почти ничем не отличался от столбов или от этого мерзкого дождя. Так, падающая от забора тень.

И мне захотелось стать тенью, раствориться в этом мерзком пространстве, просто исчезнуть.

Я всё же нашёл в себе силы, развернулся и пошёл другой дорогой домой.

Мимо прошли подростки. Они что-то живо обсуждали. А я чувствовал, как мне всё тяжелее и тяжелее становится идти. Тяжесть мелких капель дождя давила на плечи. Мои плечи ещё двадцать минут назад, будто два крыла, несли меня навстречу счастью. А теперь эти крылья, промокшие от падающего дождя и моих невидимых слёз, превратились в тяжёлые тряпки, которые, путая шаги, вдавливали меня в грязь.

Я, в буквальном смысле, едва дотащился до дома. Слава Богу, что на пути мне никто больше не встретился. Я мог бы просто напугать людей своим видом.

Придя домой, я, не раздеваясь и не разбирая постели, завалился спать.

Последнее, о чём я подумал перед тем как провалиться в спасительный сон, была мысль о той женщине с сумкой на животе, мимо которой я промчался на крыльях счастья.

Это я так быстро шёл, а она шла очень медленно

4.

Проснувшись, я почувствовал, что ещё слишком рано. Именно рано, а не поздно! Это значит, что уже не глубокая ночь, а предрассветье.

Впрочем, который час теперь был, я не знал.

Я встал с постели и, подойдя к окну, отворил его настежь. Со свежим воздухом втекла в мой дом тишина города. Такая тишина бывает только ранними часами и преимущественно зимой. Зимой – потому что долго набирает силу рассвет, и под покровом ночных красок вязко прорисовывается реальность наступающего дня.

Сколько я проспал? Час? Два? Сутки? Или целый год? Значения это никакого не имело. Мне захотелось немедленно одеться и выйти на улицу. И через десять минут я уже стоял у подъезда.

Куда идти? это меня совершенно не волновало. Я вообще никуда идти не хотел. Мне стало просто хорошо стоять вот на этом месте в абсолютной тишине огромного города и ни о чём не думать.

Блеск фар приближающегося автомобиля вернул меня к реалиям. Машина выехала из-за угла и теперь то ли пропускала меня, стоящего на середине улицы, то ли притормаживала в надежде, что я всё же махну рукой и нырну в её тёплое нутро.

Но я не махнул рукой. Автомобиль исчез в перспективе прямой улицы, а я продолжал стоять. Под ногами, вправо и влево, разбегались трамвайные рельсы. Мне это показалось забавным. И я пошёл, следуя извилистому трамвайному пути.

У Серпуховской заставы я, согласно направлению рельсов, свернул налево, а за Даниловской площадью направо. На моём трамвайном пути попадались пластиковые прозрачные остановки. Если я уставал, то присаживался и немного отдыхал. Когда я шёл трамвайным путём, то всегда уважительно махал руками проезжавшим машинам и мы любезно расставались. Водители таких машин махали руками и мне. Наши обоюдные приветствия были красноречивее любых дорожных знаков. По тротуарам я идти боялся. Эти тротуары могли заманить в чёрт знает какие лабиринты своих извилин. И вот я, этакий человек-трамвай, приближаюсь к очередной остановке. На остановке сидит человек. Человек, кажется, спал. Мой трамвай подъехал и остановился. Я предупредительно посигналил трамвайным звонком:

– Дрынь-дрынь, дрынь.

Человек продолжал спать. Тогда я вышел из трамвая и, обойдя остановку, зашёл в ночной магазин.

Я стоял перед многоярусными батареями бутылок и размышлял, что бы выбрать такое, что соответствовало моему настроению? Дверь звякнула, и в магазин вошёл тот самый человек, который спал на остановке.

Я попросил продавщицу дать мне фляжку дагестанского коньячку.

Мужик топтался у порога.

«Наверное, бомж, – подумал я, – сейчас попросит денег…»

Когда я подошёл к выходу, он спросил:

– А по какому маршруту пойдёт трамвай?

– Этот трамвай идёт в депо, – ответил я.

– Будем ждать следующего, – сказал мужик.

Сонная продавщица таращила на нас глаза.

– Хотите коньяка? – взглянул я на продавщицу.

Она мотнула головой. Свинтив крышку, я сделал несколько крупных глотков. Во фляжке осталось ещё немножко коньяка. Я протянул бутылку мужичку:

– Будешь?

Мужик допил коньяк. Пустую бутылку он сунул в карман. Я попросил продавщицу дать мне ещё фляжку.

– Только пейте не здесь, – замахала руками девушка.