Мальчишка и не думает таять от моего благородства.
– Тогда кидай.
Я даже не пробую защищаться. Снег забивается в ноздри, в уши. Пытаюсь убрать его – и вдруг слышу всхлипывания. Этого еще не хватает! Просто смешно.
С трудом протискиваюсь в дыру и извлекаю на свет сжавшегося в комок мальчишку. Он зарылся с головой в ворот потрепанного пальто и гудит что есть мочи. Я опускаюсь на корточки, не знаю, что делать. Нашелся, «охотник», довел ребенка до слез из?за каких?то снежков. Драная шапка у мальчугана съехала на бок. Я поправляю ее.
– Ну, перестань, перестань. Я тебя не обижу. Испугался, да?
Мальчишка мотает головой, не соглашаясь, сверкает на меня одним глазом и бурчит:
– Больно же тебе.
Я не сразу понимаю, о чем это он. Паренек смотрит на саднящуюся от снежков кожу лица.
– Пустяки, братишка.
Острое, как у зверька, лицо вылезает из воротника. Под глазами темные разводы, как у тяжелобольных стариков.
– Ты тоже мне вдарь как следует, – предлагает это чудо, глядя исподлобья и подставляя щеку.
– Ты что, сумасшедший? Просто смешно.
– Хоть уши надери, ты же хотел, – снова всхлипывает мальчишка, снимая шапку.
– Ты, братец, кончай, – вконец теряюсь я, натягиваю ушанку на его глупую голову. – За фашиста меня принимаешь?
Мальчишка недовольно хмурится.
– Пойду я тогда.
– Погоди… Зовут-то тебя как?
– Ну, Лешка…
Это как удар, похлеще снежка в лицо. Я был уверен, что это имя умерло в детстве, вместе с моим братом. Иногда кто?то на улице окликал: «Лешка!» Я оглядывался, по привычке искал знакомые глаза… Кругом были чужие. Я говорил себе: «Это не Лешка». А теперь вот он, другой ЛЕШКА, пристально смотрит на меня – и от этого взгляда не увернешься.
– Леша… – осторожно произношу знакомое имя. А ты знаешь, что в лесу водятся большие муравьи? Желтые такие…
Он кивает:
– Видел я их, сколько раз. Я всех муравьев в лесу знаю. Мой брат тоже их хорошо знал. А я нет.
– И термитов знаешь? Лешка подумал немного.
– Кого?
– Муравьев таких, еще здоровее, чем желтые. Они в Южной Америке живут. Дома строят… побольше твоей крепости. Хищники страшные. Попадешь к ним – заживо съедят.
Лешка испытующе смотрит на меня.
– А не врешь? Таких не бывает.
– Не врешь. Я всю жизнь мечтаю посмотреть на них. Один раз, маленьким, даже пробовал сбежать туда. Представляешь, весной по ручью за корабликом шел. В валенках. Только уж очень далеко эта Южная Америка.
Мы солидно молчим, поглядывая друг на друга. У Лешки на лице от слез остались грязные бороздки. Мне хочется сделать ему что?то хорошее. Отряхиваю его от снега. Он недовольно морщится и внимательно смотрит на меня.
– Ты теперь не бойся, ходи с этой… Ну, своей.., – солидно говорит Лешка. – Я стрелять по вас не буду.
– Ты кидай, только в воздух, как салют.
Я леплю снежок и запускаю его высоко?высоко. Он сверкнул в лунном свете – и не вернулся.
– Значит, мир… братишка? – протягиваю я руку. Лешка высовывает из кармана промерзшую ладошку.
Я пожимаю ее осторожно.
– Варежки у тебя где? Дома забыл? Лешка торопливо кивает.
– Теплее надо одеваться, нечего фасонить в таком пальто. Тем более пост у тебя важный.
Мальчишка охотно соглашается. А я ловлю себя на том, что говорю с мамиными нотками. Просто смешно.
– Замерзнешь. Беги домой.
Лешка ни с места. Я ухожу, помахивая рукой, а он все стоит, сгорбившись, как старичок.
Бреду по пустынной улице, настроенный сразу на три видеофона. Наташка читает своего Чехова, устроившись с ногами в кресле. Вот она хмурится и смотрит в окно, почувствовав, что кто?то заглянул к ней… Мама бесшумно ходит по комнате, недовольно поглядывая на будильник. Сколько пытаюсь убедить ее, что я уже взрослый, не надо дожидаться меня. Бесполезно… Лешка все стоит и смотрит мне в след. Почему он такой заброшенный? С трудом удерживаюсь, чтобы не повернуть назад. Что я себе навыдумывал. Пацаны всегда стараются надеть на улицу, что похуже, – удобней валяться в снегу, кататься с горки. Это я просто хочу пожалеть его… или себя. Просто смешно.
…Если старший брат Лешка долго не приходил из школы, я не мог найти себе место. Нудная, как зубная боль, тоска гнала из дома. Она не проходила, пока не слышались веселые шаги. Тут нужно было спрятаться и неожиданно напасть на брата, чтобы отомстить за свои мучения. Однажды, сидя за поленницей, я услышал вместе с Лешкиными чужие шаги.
Осторожно выглянул из?за дров – и увидел, как брат, привстав на цыпочки, чмокает в губы девчонку выше его ростом. Просто смешно. Закипающее чувство ревности и тревоги подсказало, что делать. Я слепил крепкий снежок и залепил в голову «невесте». А потом обкидал снежными снарядами растерявшегося брата, который позволял себе преспокойно гулять с девицами, когда я жить без него не мог.
Снежинки, пышные и величественные, водят вокруг меня хоровод. Вдруг они начинают желтеть и жалобно метаться из стороны в сторону. То ли от подслеповатых фонарей, то ли от того, что нет рядом моего большого, доброго брата. Вспоминая его, я снова чувствую себя мальчишкой, уткнувшимся мокрым лицом в пузатую подушку. Ей невдомек, что в тот день, когда не вернулся из армии брат, кончилось мое детство. До ужаса не хотелось в серый, скучный мир взрослых. Кажется, я так и не смирился с ним, остался все тем же Вовкой, только ростом вымахал с брата, поэтому никто не замечает, что мне двенадцать лет. Кроме мамы, конечно. Может, еще Наташи.
Из аллеи я выхожу на улицу, где громоздятся девятиэтажки, весело перемигиваясь окнами. Днем они стоят печальные, с пустыми глазницами окон. Когда загорается свет, дома становятся похожи на новогоднюю елку.
…Однажды в Новый год мама разрешила позвать моих школьных друзей. Лешка скрылся, а потом вышел в мамином халате с ватной бородой, на голову дедову ушанку нахлобучил. Малыши от неожиданности примолкли, не зная, как отнестись к этому существу. Лешка, наконец, сказал басом:
– Здр?равствуйте, дети. Я – Дедушка Мороз… Вы можете со мной поиграть.
Все бросились на Деда Мороза. Ох, и досталось ему от нас… Лешка! Теперь на это имя отзываются два человека, удивленно поглядывая друг на друга. Мой большой Лешка в морской форме – и маленький, съежившийся в постели, смывший все свои слезы. Спокойной ночи вам, все хорошие Лешки, которые есть на свете.
– Здравствуй, укротитель детских сердец, – встречает меня на следующий день Наташка.
– Откуда ты знаешь? – удивляюсь я. Она смеется:
– У тебя на физиономии все написано.