Канатоходцы

– Конечно, – сказал я, – только впервые узнаю о том, что она была его подругой.

– Они скрывали это, чтоб не раздражать старшего Факетти. Старик не особенно одобрял эту близость.

И правильно, что не одобрял. Только никакой близости не было, Уоррен почему-то соврал.

– Вы встречали ее перед вылетом? – спросил он.

– Нет. – Тут я мог не бояться соврать: она ни с кем не встречалась и никому не звонила – это проверили. Видимо, хотела сделать сюрприз своему шефу. – А почему вас это интересует?

– Она исчезла.

– Вероятно, уехала куда-нибудь развлекаться, – продолжал я игру в той же манере.

Но Уоррен уже не скрывал своей озабоченности.

– Ни на Юге, ни на Западном побережье, ни вообще в пределах СВК ее не нашли.

– Лазерная связь, вероятно, стоит больших денег?

– Безусловно, – согласился он, – но почему вы об этом спрашиваете?

– А стоит ли тратить их ради такого события, как исчезновение Тибо?

Уоррен мгновенно понял игру.

– Вы очень догадливый человек, Лайк. Но не злоупотребляйте своей догадливостью. Жаклин не доверяла вам, она никому не доверяла, кроме своего разлюбезного Тейлора. А я вам верю. И цените это. – Он встал, массивный и картинный, позволяя мне откланяться и уйти.

Что преследовал этот допрос о Жаклин? Не считали же они меня виновным в ее исчезновении. Чушь какая-то… Но за мной сейчас, несомненно, будут присматривать. Пусть! В Лоусоне мне пока ничто не грозит…

Но я ошибся. Вечером от нечего делать я отправился «отдыхать» в один из двух лоусоновских салунов. Я выбрал второразрядный – во-первых, потому, что в «Мекензи» уже был, а во-вторых, потому, что не хотелось встречаться со Стивом Кодбюри: вероятно, новый генеральный директор рудников выбирает для своих развлечений более аристократические притоны. И я опять ошибся.

Но об этом потом. Салун встретил меня воем электроджаза, пьяным галдежом за столиками, клубами дыма у потолка и полированной стойкой бара, по которой можно было гонять кружки с пивом, как кегельные шары. Я присмотрелся к ней, поймал полную кружку и оглянулся на молча сосущего пиво соседа.

– Айк? – спросил я.

Ко мне обернулось обросшее русой бородой лицо моего недавнего знакомца, «первака» из бара центрального космопорта. Он не сразу узнал меня: в своем живописном мундире пилота я мало походил на прощелыгу, перемахнувшего через стойку, чтобы удрать от проверки.

– Значит, не сцапали? – улыбнулся он.

Я свистнул:

– Не от таких уходил.

– А теперь кто ты?

– Космик. Вожу вашу бодягу домой.

– Бруски?

– Ага.

– Будь они прокляты! Сбежал бы, да некуда.

– А ведь говорил: не все ли равно, что в скафандрах. Дышать дают, заправку тоже.

– Дают. Контракт на пять лет, а ты уже через год инвалид.

Я задумался. Кажется, открывался рычаг воображенного мной механизма.

– Говоришь, сбежал бы, да некуда. А вдруг есть куда?

– Может, с собой возьмешь? Спрячешь в машине?

– Приземлимся на военном космодроме. Только сядем – схватят.

– Так куда же бежать? Кругом пустыня. «Зыбучка» да камень.

– А за пустыней?

– В зону Содружества?

– А что тебе их бояться? Думаешь, местные слаще?

– Не думаю… А как сбежишь? Ножками? На второй день свалишься. Да и в баллонах сжатого воздуха часов на восемь, не больше. Нужна машина, Чабби. А где ее раздобудешь?

Я огляделся по сторонам и сказал, понизив голос до шепота:

– Подумаем. У меня здесь, между прочим, тоже не рай. Тсс…

Я предупредил ответ Айка. К нам подходил Стив Кодбюри в кожаном пиджаке с дубинкой у пояса. С такими же эластичными, шоковыми дубинками шагали позади трое его телохранителей – ражие парни, косая сажень в плечах.

– Привет блудному сыну, – усмехнулся он нагловато, – в честь возвращения прикажу, пожалуй, зажарить барашка.

– Не фиглярничай, – сказал я. – Противно.

Он присел возле меня у стойки. Телохранители стали сзади.

– Противно? – повторил он с издевкой. – А как мне было противно слушать Жаклин.

– О чем же? – спросил я невинно.

– О волке в овечьей шкуре. Она тебе никогда не верила. Только здесь молчала.

Я оглянулся. Телохранители выстроились угрожающим веером. Айк куда-то исчез. Вероятно, не захотел связываться с директором. Что ж, по-человечески это понятно.

Я решил отбиваться, пока есть время.

– Бред собачий. Кто поверит психованной бабе? Даже Уоррен не верил.