Канатоходцы

– Подожди, – прервал Айк, – до «зыбучки» они нас не догонят.

Панорама впереди чуточку изменилась. Красный песок на горизонте искривился темной полоской. Приближалась «зыбучка». Она походила на лиловую реку или стоячую болотную гладь, окаймленную кустами синюшника. Приближалась она с чудовищной быстротой, пестрея косыми рыжеватыми полосами, как будто сотворивший ее создатель мазанул желтой кистью по фиолетовой грязи.

– Вышли правильно. Здесь, – удовлетворенно промолвил Айк. – У тебя сто девятнадцать на курсе? Убавь до ста восемнадцати, чуток влево. Именно здесь мы и нашли брод.

– Какой брод? – удивился я.

Какой брод мог быть в толще зыбучих песков, не выдерживавших никакой тяжести? Айк объяснил:

– Когда меня, штрафника, сунули в похоронную команду, именно сюда мы и поехали. Взяли с напарником одного мертвяка и швырнули метра за три в песчаную топь. А он не тонет. Лежит в песке и не всасывается. Я пнул багром – есть у нас такие багры для захоронки – чую: грунт не то камень, не то глина. Положил багор, перебрался на рыженькую полоску, где мертвяк лежал, – стоять можно. Метра два шириной под ногами, будто каменная стена в песке. Прошел метров пятьдесят – то же самое. Под ногами твердь, и конца нет, а по краям «зыбучка». Потом один из наших ребят до конца прошел, должно быть, километров десять: здесь «зыбучка» горловиной суживается. Ну а мы, понятно, об этом молчок, пригодится, думали, а шефа, который с нами был, сунули мордой в «зыбучку», да еще багром помогли. Вон, видите, синюшник по краю, а дальше полоска рыженькая. Здесь и проскочим.

– Так и они проскочат, – сказал я.

– Они загодя нас обходят, под углом. А справа брода нет. Либо в «зыбучку», либо в обход, если сообразят. А вернее, не успеют. Увидят, что мы прошли, и рванут. Где на такой скорости сообразить – не те головы.

Айк предсказал точно. На той скорости, с какой мы летели над песчаной пустыней, даже рассмотреть что-либо внимательно было трудно. Лиловая матовость песка впереди, кромка синюшника, бесконечно тянувшаяся куда-то влево, желтые песчаные проплешины на фиолетовой глади, уходившие рваной полоской к горизонту. Они приближались так быстро, словно несло их навстречу ураганом пустыни. А справа в обзорном стекле уж виднелась черная ракета, превратившаяся из куриного яйца в причудливо согнутый бочонок. Она действительно обходила нас справа в расчете на то, что мы повернем вдоль синюшника и тут они нас и достанут. Конечно, пробить стенки нашего электроля нельзя было даже бронебойным снарядом, но длинный черный бочонок, вдвое больше нашего золотистого, мог пойти на таран, опрокинуть нас кверху брюхом и тогда уже пробить и дюзы, и баллоны со сжатым воздухом. В предварительной перестрелке мы и сами легко могли пробить машину Дикого; он, вероятно, допускал это и соответственно подготовился, но едва ли мог предполагать, что, не сворачивая, мы с той же скоростью пойдем над «зыбучкой». Он даже притормозил, увидев наш прыжок в лиловую песчаную муть, но раздумывал недолго. Дикий был глуп, но смел до неосторожности. «Они прошли? Прошли. Так почему бы и нам не рискнуть? Скорость у нас вдвое выше». Так, вероятно, сработала его первая и все решившая мысль.

На скорости, с какой мы шли над «бродом» в «зыбучке», можно было увидеть только черный бочонок, похожий на кота в прыжке, метнувшийся над коварной гладью и терявший скорость с каждым мгновением. Он скользнул по песку и ушел в него, как торпеда. Две – три секунды – и все было кончено. Вероятно, они и вскрикнуть не успели, хотя жили в своей песчаной могиле до тех пор, пока не достигли дна или пока не иссяк кислородный запас.

Мы шли уже не так быстро, и все внимание наше было приковано к рыжим проплешинам «брода», а гибель преследователей была столь молниеносной, что мы на нее даже не реагировали. Только Род протянул «Н?да…», но, не услышав отклика, тоже умолк. Лишь когда прошли «зыбучку» и песок привычно покраснел до самого горизонта, я, глубоко вздохнув, посмотрел на часы. Два с четвертью. Почти полтора часа осталось до цели.

– Я шел наверняка, а все-таки страшно, – задумчиво сказал Айк, – вот так, как они…

Я не ответил. Дикий, Уоррен, Жаклин и все с ними связанное стало вчерашним днем, о котором не думалось. Разведчик, как шахматист, не вспоминает уже сделанных ходов, а рассчитывает варианты дальнейших. Я и рассчитывал, уже мысленно шифруя лазерограмму Дибитцу о выполнении задания.

Но Рода, должно быть, неотступно преследовала мысль о погибших преследователях.

– Бросьте вы об этом, – прервал я его, – еще сорок минут, и мы дома.

– Ты дома, а мы? – сказал Айк.

И снова застрекотал зуммер видео. Я даже обомлел. Откуда?

– Кто говорит? – спросил я.

– Включите экран, – услышали мы чей-то приказ.

– Подожди, не включай, – шепнул Айк. – Вдруг это Лоусон?

– Лоусон далеко, а кругом пустыня. Включаю, – решил я.

На экране в незнакомом военном мундире возник человек лет тридцати у пульта с клавишами.

– Говорит пограничная служба Свободной зоны. Сектор второй. Кто вы и откуда?

– Соедините меня с начальником службы безопасности, – потребовал я. – Уполномочен доложить только ему.

– Не вижу оснований для переключения.

– Сообщите, что говорит Даблью-си.

Человек подумал немного и сказал с плохо скрытым недовольством:

– Хорошо. Переключаю.

Начальник службы безопасности, тоже в мундире, оказался лет на десять старше передавшего вызов пограничника.

– Кто из вас Даблью-си? – спросил он с экрана.

– Я.

– А остальные двое?

– Рабочие рудников Лоусона. Поскольку оба в скафандрах, отличить их нельзя. Помогали мне в исполнении приказа Центра и просят политического убежища в нашей зоне.

– Что можете сообщить дополнительно?

– Со мной брусок «икс-металла», добываемого на рудниках Лоусона. Брусок окрашен в золотой цвет, но это не золото. Металл сильно излучает, и касаться его или находиться поблизости можно только в скафандрах с антирадиационной пропиткой. Если таковых нет, изолируйте электроль до отправки бруска на Планету. И еще одно… – Я помялся.

– Говорите. Нас никто не слушает.

– Надо срочно передать лазерограмму на Планету. Я продиктую ее сейчас в зашифрованном виде.

И я продиктовал длинный ряд колонок с пятизначными цифрами.

– Будет сделано, – сказал начальник службы безопасности. – Скафандры у нас есть, брусок выгрузим и изолируем до отправки. Если поручитесь за ваших спутников, можете передать им, что после необходимой проверки право убежища будет им предоставлено.

Когда экран отключился, Айк спросил:

– Ты говорил о нас. Что он ответил?

– Что вам обоим будет и кров и работа.

На горизонте показался сверкающий на солнце, как гигантский алмаз, прозрачный купол большого города.

– Это их город? – взволнованно спросил Айк.

– Это больше, чем город, – сказал я. – Это свобода.

Глава 25

в которой Лайк убеждается, что его профессия еще нужна

Световой сигнал на двери приглашает войти.

Я медлю, оценивая ситуацию. Вторая Планета позади, Айк и Род посланы на курсы механиков, мой брусок и документация – микрозаписи и микросъемки – ушли на Планету на два месяца раньше меня. А я вынужден был отлеживаться в госпитале, избавляясь от остаточной радиации, которая все-таки доконала меня, должно быть из-за плохой пропитки скафандра.

И вот я прибыл домой, как говорится, к шапочному разбору. Что же я узнаю, прочту или услышу? Отворяю дверь и вхожу в кабинет, в котором неоднократно бывал. За последнее время события нагромождались кучно и вразбивку, создавая мелодию суетливой, напряженной, путаной, тревожной и радостной жизни, где все служило победе, на которую «был запрограммирован хитроумный и удачливый Чабби Лайк.