Человек, который не мог творить чудеса

– Скорее развлечение. Радость. Удовольствие. Неужели вы не знаете удовольствия?

«Знаем. Удовольствие в познании мира, вас окружающего. В решении его загадок. В самом его движении, изменчивости форм, умножении и трансформации. А какое удовольствие доставляет тебе то, что ты называешь искусством? Мы не воспринимаем его совсем, даже через твои восприятия».

– Разве у вас нет чувств, чтобы воспринимать его непосредственно?

«Мы воспринимаем мир иначе, чем вы, без участия органов чувств. У нас нет ни зрения, ни слуха, ни обоняния. Вкус нам неизвестен, как и пища. Осязание – тоже. Даже поле – это только сгусток энергии, не имеющий стабильных материальных форм».

– Еще вопрос…

«Нет. Нервная активность твоего мозга уже понижается. Связь прекращаем. Возобновим завтра в это же время. Можешь пригласить друзей – их высказанные вслух мысли дойдут и до нас. Через тебя».

Телетайп умолк. Каретка застыла, дойдя до упора. Длинный машинописный лист свернулся трубочкой над остановившимся валиком, как несорванный телетайпный выброс. Я осторожно оторвал его и несколько раз перечитал написанное, осмысливая каждое слово. Тайна Орля приоткрылась, только приоткрылась, не позволив даже заглянуть сквозь щелку. Что я узнал о ней? Не много. Что нас окружает удивительный микромир мыслящих существ, вернее, целая галактика миров с населением, близким по численности к математической бесконечности. Что представляет собой разумный индивидуум этого мира? Микромуравей, соединяющийся с триллионами ему подобных в гигантские энергетические поля-муравейники? Мыслящий мезон или нейтрино с мозгом Эйнштейна, способным разрушать и создавать любые атомные структуры? Так распавшаяся на атомы трубка Доуни восстановилась у меня на столе, так обернулась булка высокой твердости сплавом, а механизм стенных часов, не сломавшись, был вывернут справа налево. Так загорелась лампочка без проводов, сама перелистывалась Британская энциклопедия, а моим мозгом, как сосудом с нервными клетками, владело таинственное энергополе – сплав еще более таинственных микросуществ.

Я снял телефонную трубку и позвонил Вэлу.

– Еще не спишь?

– Нет, а что?

– Одевайся и немедленно иди ко мне. Сию минуту, сейчас.

– Это так важно?

– Очень важно. И настолько, что срочно разыщи Сузи, оторви ее от конспектов по структуре нуклона и доставь сюда. Кстати, захвати виски, у меня оно кончилось, а без него я не доживу до утра.

– Да что случилось? – кричал Вэл.

Но я уже положил трубку. Говорить не хотел, даже не размышлял – пустой, как выкипевший чайник. Представьте себя на моем месте: среднего университетского преподавателя, уже не юного холостяка с привычкой к тихой размеренной жизни, книгам, телевизору и кружке пива в уютном баре напротив, типичного гуманитария с его приблизительным представлением о точных науках, трезвого, здравомыслящего работягу, всегда избегавшего любопытства газетчиков; и даже не вообразите, а только попробуйте вообразить, что он добровольно дает интервью невидимым пришельцам с какой-нибудь Тау Кита. Розыгрыш. Нонсенс. Абсурд.

С такой убежденностью я допил остаток бренди и впустил гостей. В моем рассказе было все: и пережитое, и перечувствованное, и переписанное самодеятельным телетайпом.

– Фантастика, – сказала Сузи. – Именно так все и происходит в подобного рода литературе. А что, если всерьез?

– А ты можешь допустить мыслящие частицы? – спросил Вэл.

Сузи вздернула подрисованные брови.

– Почему нет? Все допустимо в до сих пор не изученном микромире. Допускается, например, что элементарные частицы в принципе могут создавать системы, способные к накоплению информации и саморазвитию. Опытами это не доказано, но гипотеза о возможности существования жизни на основе не атомов, а элементарных частиц уже дискутируется. Кстати, Вэл, у твоих же соотечественников в Бюрокане на симпозиуме о внеземных цивилизациях была высказана гипотеза о фридмонах, предположительно существующих частицах, заключающих в себе целую Вселенную со своими галактиками и звездами. Фантастика? Пока да. Но и мыслящие частицы до сих пор проходили по ведомству фантастики. «Эффект Клайда» – я уже придумала, Монти, научный термин для твоего открытия – доказывает их реальность. По крайней мере, есть теперь объяснение нашим удольфским тайнам.

Но я откровенно недоумевал. Абсурдным казалось само предположение о микросуществах, способных что-то воспринимать и действовать в масштабах макромира. Какой может быть кругозор у пылинки на подступах к Эвересту?

– А энергетические поля? – напомнила Сузи. – Когда твои микросущества объединяются в математические множества с числом нулей, которое даже трудно себе представить, изменится и кругозор пылинки. Кстати, и для атомной бомбы требуется не один атом урана.

Мы с Вэлом молчали. Начинались дебри ядерной физики, куда нам, гуманитариям, дальше опушки соваться не следовало. Я только рискнул спросить, обращаясь ко всем без адреса:

– Ну а делать что будем?

Ответил Вэл, и ответил твердо:

– Продолжать контакт. В любом случае и в любых обстоятельствах.

– Может быть, расширим круг экспериментаторов?

– Вспомни Доуни, Монти, – осторожно сказал Вэл.

– Доуни – скептик.

– Таких скептиков в науке тьма. Есть они и у нас.

– Что предлагаешь?

– Терпение и труд. В пределах тройственного союза.

Глава 6

«ЭФФЕКТ КЛАЙДА»

Тайна связывает и отделяет связанных ею от общества. Я умышленно избегал Доуни, Вэл замкнулся в университетской библиотеке, а Сузи, занятой сессионными консультациями, было не до развлечений. Но «тройственный союз» заседал при первой возможности и за ленчем, и за обедом. Гаданиями не занимались, говорили только о выводах, которые уже позволял сделать окрещенный Сузи в мою честь «эффект Клайда».

Здесь тон задавала сама Сузи.

– Почему фантастика? Противоречит законам физики? Нисколько. Известная нам физика не обязательна для всей Вселенной, где-то могут действовать и другие физические законы. Значит, можно предположить и жизнь, возникшую не на молекулярном уровне. И не наш, а другой путь эволюции. У нас – к сложным биологическим молекулам, у них – к не менее сложным энергетическим связкам.

– Меня интересует другое, – говорил Вэл. – Не уводи нас в дебри вселенской физики. Иной мир? Согласен. Возможность контакта доказана. А нужен ли вообще этот контакт? Не знаю. Поймем ли мы друг друга?

– Может, и не поймем, – соглашалась Сузи.

– Сумеют ли они передать нам свои знания?

– Захотят ли?

– Не убежден. Как и в том, сумеем ли мы их усвоить. А может быть, они и вовсе непригодны в наших условиях. Что может дать элементарная частица, пусть даже мыслящая, совсем не элементарному, а сложнейшему из сложнейших биологических организмов – человеческому разуму?

– Антропоцентризм! – вспыхивала, негодуя, Сузи. – Эгоистическое самомнение неандертальца. Ты не можешь мысленно передвинуть стул, а они могут.

Я скучно слушал, дожевывая вчерашнее мясо.

– А почему вы молчите, Монти? – продолжала атаку Сузи. – Вас-то это больше других задевает.

– Именно поэтому, – буркнул я. – Не могу больше слушать трескотню машинки. Ты говоришь, как человек, вслух, а тебе в ответ: тук-тук-тук-зззззз… тук-тук-тук-зззззз… Идиотская ситуация.

– Как же вы хотите общаться? Они, по-видимому, не могут воспроизводить звуковые волны.

– А световые? – вмешался Вэл. – Помнишь лампочку? Шрифт им известен, могут воспроизвести любую букву.

– Где? У меня же экрана нет.

– А телевизор?