Тёмный легион

– Я и есть Легион.

Владик ничего не понял, но уточнять не стал. Тот факт, что он оказался в логове нежити, его слегка тревожил, но эту тревогу с головой перекрывала радость от того, что Центу теперь до него не добраться. Пускай проклятый уголовник рыщет по округе, пускай бесится, пускай в бессильной злобе изрыгает ругательства. Не терзать ему больше несчастного программиста. Не все коту масленица, а Центу девяностые.

Когда впереди показался просвет, Владик понадеялся, что они миновали дебри, но оказалось, что это не так. Деревья расступились, и он увидел небольшой холм, один из склонов которого уродовал черный провал пещеры. От этой норы веяло как-то потусторонней жутью, и программист запоздало пожалел, что так легко доверился мертвецам. Что, если это был обман с целью заманить его, наивного, в свое логово, а уж потом славно полакомиться парным мясом? Владик вздрогнул, пытаясь изгнать из головы подобные кошмарные мысли. Легион был разумен, он не одержимый жаждой человечины зомби. Он куда разумнее Цента, изверга свирепого. К тому же, хоти он загрызть Владика, загрыз бы давно – возможностей для этого было предостаточно.

Зверь остановился у входа в пещеру, присел, позволяя Владику спешиться, после чего сказал:

– Иди внутрь.

– Там так темно… – замешкался Владик, которого с новой силой начали одолевать недобрые предчувствия.

– Тебе осветят путь, – пообещал зверь, после чего сорвался с места и помчался по лесу в неизвестном направлении. Владик остался один. Он покосился на черный провал пещеры, но никто не вышел его встречать. Стоять же на месте становилось невыносимо – за время поездки Владик зверски замерз. Ног почти не чувствовал, пальцы на руках едва гнулись. Оставалось лишь идти внутрь, в надежде на то, что там тепло и не съедят.

Когда Владик приблизился к входу в пещеру и темноты, навстречу ему, внезапно шагнул мертвец. Он возник так неожиданно и бесшумно, что вопль программиста, раскатившийся по всей округе, наверняка услыхали даже в Цитадели. Сам Владик свалился на снег, взирая на покойника огромными влажными глазами.

Мертвец какое-то время стоял на месте, сверля программиста пустыми провалами глазниц, затем поднял руку и что-то протянул Владику. Тот, приглядевшись, понял, что это фонарик.

– Это мне? – уточнил Владик.

Мертвец кивнул.

Программист поднялся на ноги и не без опаски принял фонарь из руки мертвеца. Передав источник света, покойник пальцем указал Владику дорогу. Та вела вглубь пещеры.

– Мне туда идти, да? – вновь уточнил Владик.

Мертвец опять кивнул. То ли не умел говорить, как ворона и зверь, то ли не хотел.

– А что там, внутри? – начал сыпать Владик глупыми вопросами.

Но мертвец шагнул в темноту и будто растворился в ней. Владик включил фонарь, но своего собеседника не увидел. Тот словно сквозь землю провалился.

Пещера, высокая и широкая, резко спускалась вниз. Кое-где с потолка свисали корни, а земляные стены несли на себе отчетливые следы того инструмента, которым мертвецы вели землепроходческую деятельность. Судя по ним, копали по старинке, руками. Кое-где, правда, встречались следы каких-то исполинских когтей, и Владик очень надеялся, что не повстречает в этих подземельях их обладателя. Впрочем, ему хотелось бы встретить хоть кого-нибудь, потому что одному было ну просто до чертиков страшно.

По всему выходило, что пещера была вырыта недавно, уже после зомби-апокалипсиса, и объем проделанной работы внушал уважение. Тоннель широкой спиралью спускался все ниже и ниже, уводя Владика в неведомые глубины. По пути ему стали попадаться деревянные подпорки, которые поддерживали земляной потолок, притом, чем глубже, тем чаще они встречались, пока, в какой-то момент, не пошли сплошной чередой через каждые три метра. Представив себе те тысячи тонн грунта, что висели у него над головой, Владик едва не бросился обратно наружу. Так уж вышло, что он с детства боялся быть погребенным заживо, а еще собак, кошек, пьяного соседа и миллион других, не менее кошмарных вещей. А мир ведь страшен, и страшного в нем больше, чем всего остального. Один Цент чего стоит.

Впереди возникло какое-то шевеление, и из тьмы на свет фонаря вступили два мертвеца. Владик вжался в стену, но покойники даже не обратили на него внимания. Они были заняты своим делом – везли по тоннелю большую тележку, наполненную грунтом. Чтобы сдвинуть такую тяжесть с места, понадобилось бы человек пять, но мертвецы справлялись вдвоем, ибо не ведали усталости и не боялись нажить грыжу. Они проплыли мимо Владика и скрылись во мраке, а программист еще долго стоял на месте, ожидая, когда его не слишком храброе сердечко перестанет так неистово колотиться о ребра. Умом он понимал, что зомби теперь его друзья, но рефлекторный страх перед этими тварями не так-то просто было вытравить из своего организма.

Далее Владику попадались ее мертвецы, так же волокущие на поверхность тележки с землей, но на них он реагировал уже не так бурно. Да и те не обращали на программиста никакого внимания, полностью увлеченные своим делом. Они являли удивительное трудолюбие, редко свойственное живым людям, особенно некоторым, что считают всякий труд уделом лохов, а все понравившееся привыкли отбирать силой. Но что было куда важнее, в обществе мертвецов царил восхитительный порядок. Каждый занимался своим делом, не приставал к другим, и это было прекрасно. Владик всегда мечтал жить в подобном обществе. В таком обществе появление Цента и ему подобных особей просто невозможно по определению. Разве это не чудесно?

Мертвецы не нуждались в освещении, так что Владик был единственным, кто рассеивал мрак этих загадочных подземелий. Его интересовало, почему Легион решил закопаться так глубоко в землю? Почему не устроил себе логово на поверхности, благо выбор помещений для этого был богатейший? После зомби-апокалипсиса города принадлежали мертвецам, а живые, как крысы, поодиночке прятались в норах, дабы не пойти на корм. В итоге Владик решил, что Легиону, как покойнику, приятнее находиться под землей, будто в родной могиле. Объяснение было так себе, но иного Владик искать не стал. Он даже мысли допускать не хотел, что его новые друзья могут оказаться не такими хорошими и добрыми, каковыми показались вначале. Такого просто не могло быть. В мире всегда есть плохие и хорошие люди, в этом суть природного и социального равновесия. В какой стороне плохие, Владик знал точно. Они там, где Цент, и где жаждут его крови. Ну а хорошие ребята, выходило, здесь. Ну и пусть, что они неживые. Где сказано, что мертвец не может быть хорошим человеком и сознательным гражданином? Легион, в отличие от Цента, думал о будущем и мечтал навести порядок. А на все остальное можно смело закрыть глаза.

В одном месте туннель раздваивался, и Владик в нерешительности застыл на распутье. Одна дорога вела дальше вниз, вторая уходила во тьму горизонтально. Вниз Владику не хотелось, он и так чувствовал, что спустился глубже, чем следовало бы. Но что, если вниз-то ему и надо? И ведь не у кого спросить дорогу.

Стоило подумать об этом, как рядом бесшумно появился мертвец и указал ему пальцем на горизонтальный тоннель. Владик хотел вежливо поблагодарить покойника за помощь, но не смог – неожиданное появление зомби напугало его до утраты дара речи.

Тоннель продлился недолго, и вскоре Владик увидел впереди красноватое свечение. Стало немного тревожно, ибо сгоряча решил, что добрался до преисподней. Но затем навстречу ему прозвучал незнакомый мужской голос:

– Сюда, сюда, друг! Входи и ничего не бойся.

Владик приободрился и шагнул вперед.

Он очутился в пещере, освещенной свечами, на которых, похоже, не экономили. Два ряда деревянных подпорок, упирающихся в низкий потолок, делили ее на три части. Но на этом сходство с тоннелями заканчивалось. Логово Легиона оказалось поразительно похожим на жилище обычного человека, в нем было даже как-то по-домашнему уютно. Земляные стены скрывались под коврами, те же ковры раскинулись на полу сплошным ворсистым морем. Было много мебели, от диванов до книжных шкафов, а в углу (Владик глазам не поверил) стоял большой работающий телевизор. Транслировалась запись футбольного матча, сделанная еще до конца света. Владик сам футбол не любил с тех пор, как в школе, на уроке физкультуры, бесчеловечные одноклассники сыграли с ним злую шутку. Маленькие последователи Цента подсунули будущему программисту не обычный мяч, а какой-то инквизиторский его аналог, наполненный песком. Кто и зачем придумал эту штуку, Владик не знал, но очень надеялся, что жизнь жестоко наказала этого выдумщика. Потому что когда ни о чем не подозревающий Владик разбежался и ударил мяч ногой, ему показалось, что у него сломался весь скелет. Слава богу, он был хилым ребенком. Вложи он больше силы в удар, и ходил бы сейчас без ноги. Оно и так-то вышло неслабо. Несчастный страдалец катался по спортзалу и кричал от немыслимой боли, а бездушные одноклассники стояли вокруг и весело ржали. С тех пор Владик физкультуру не посещал, и именно благодаря этому сумел сохранить к выпускному хоть какое-то здоровье. И кто придумал вранье, что спорт полезен? Вот так мячик с песком пнешь, с каната грянешься, через «козла» неудачно перелетишь, и здравствуй группа.

Легион восседал в кресле, как на троне. Он был закутан во все черное, даже на руки натянул кожаные перчатки. Лицо его скрывала маска, на голову был надвинут капюшон. Выглядел он немного зловеще, но Владик не боялся своего нового друга. Он уже знал, как выглядит зло, ибо многократно смотрел ему в лицо. У зла было широкое, мясистое лицо, мощный подбородок, поросший густой бородой, многократно ломаный нос, ныне немного косящий вправо, и взгляд, ввергающий в недержание. Зло откликалось на имя Цент, ненавидело порядок, стабильность и программистов, а мечтало только о том, как бы все у всех отнять и себе взять.

– Рад, что ты добрался сюда, – сказал Легион.

– Я тоже, – признался Владик. В обители мертвецов он чувствовал себя как дома.

– Присаживайся, – предложил радушный хозяин, указывая на свободное кресло рядом с собой. – Тебе не холодно?

– Нет, – ответил Владик. В пещере Легиона было прохладно, но гораздо теплее, чем снаружи. Продрогший за время пути Владик начал быстро согреваться.

– Меня, как ты понимаешь, не беспокоит температура воздуха, – произнес Легион, – но если тебе будет некомфортно, то не молчи. Мы что-нибудь придумаем.

– Нет, нет, все хорошо, – заверил гость, обалдевший от такой заботы о своей персоне. С Центом он как-то от этого отвык. Тот сам не интересовался, как чувствует себя Владик, и тому сообщать об этом вслух не позволял.

– Живые охотятся за тобой, – сказал Легион. – Они говорят что-то о твоей крови. Что это значит?

– Да я понятия не имею! – с жаром выпалил Владик, и это было правдой. Он вообще заранее решил, что с Легионом будет предельно честен.

– Люди жестоки и кровожадны по своей натуре, – произнес мертвец, – но обычно на это у них бывают хоть какие-то причины. А если таковых нет, они их придумывают.

Владик горько вздохнул. Новый друг говорил дело. Несчастный страдалец даже знал имя этого выдумщика. И о нем следовало предупредить Легиона, притом предупредить хорошо, чтобы тот понял, насколько опасен Цент, и сколь опрометчиво было бы его недооценивать.

– Есть один человек, – поведал Владик, – который меня не любит. То есть, он не только меня не любит, он никого не любит, кроме себя и тушенки, да и человеком его можно назвать с большой натяжкой. Я думаю, вся эта история с кровью исходит от него.

– Твой заклятый враг? – спросил Легион.

Программист кивнул головой. На самом деле, в качестве заклятого врага он Цента никогда не рассматривал. Заклятый враг, этот тот, с кем ищешь встречи на узенькой дорожке, против кого вынашиваешь коварные планы, сам факт его существования заставляет страдать, а победа над ним немыслимо сладка. Но Владик, упаси бог, вовсе не хотел встречаться с Центом на узенько дорожке, не хотел бороться с ним. Для него Цент был не живым человеком из плоти и крови, и даже не демоном ада, потому что даже демона можно изгнать обратно в преисподнюю. Цент был чем-то вроде стихии. И точно так же, как невозможно бороться с землетрясением или цунами, так же немыслима была борьба против изверга из девяностых. Убежать, спрятаться, затаиться в глубокой норе и не высовывать носа наружу – вот единственная эффективная тактика. А бороться…. Ну, вон, Кощей попробовал, но даже у древнего бога и его подручных из Последнего ордена не хватило силенок совладать с бывшим рэкетиром. Хватит ли их у Легиона?

– Люди – конфликтные существа, – промолвил новый лучший друг. – Не могут жить в мире. Такова уж их природа, через которую они не в силах переступить.

– Я не такой, – поспешил возразить Владик. – Я ни с кем не ищу конфликтов. А вот Цент….

– Цент?

– Да. Это тот самый и есть. Он ужасен. Он из девяностых. Раньше таких было много, а потом они вымерли. Но этот остался. Если бы ты знал, сколько всего я натерпелся от этого изверга!

– Мне это трудно понять, – сказал Легион. – Когда-то я был человеком, но моя память почти не сохранила воспоминаний о прежней жизни. Ну а среди мертвецов нет вражды, нет распрей, никто из нас не стремится возвыситься над остальными. Для меня это настолько привычно и естественно, что конфликтность живых внутри своего биологического вида вызывает оторопь. Казалось бы, наличие разума должно было искоренить чисто животные поведенческие черты, но люди, в большинстве своем, так и остались скотами. К счастью – не все поголовно.

Владик понял, что последние слова касаются его скромной персоны, и ему стало невероятно хорошо. Доброе слово и программисту приятно. От Цента кроме оскорблений и необоснованной критики в свой адрес ничего не слышал, даже отвык от комплиментов. Но еще больше его порадовали прочие моменты из речи Легиона. Новый лучший друг говорил то, что было близко и самому Владику. Он тоже не понимал стремления людей конфликтовать друг с другом, и мечтал никого не трогать, получая в ответ полную взаимность.

– Наверное, хорошо быть мертвецом? – спросил Владик.

– Не так хорошо, как ты мог бы подумать, – усмехнулся Легион. – Хотя, должен признать, подобное состояние дает определенные преимущества, но было бы глупо отрицать его полнейшую противоестественность. Как бы то ни было, но покойники, разгуливающие по улицам, это ненормально. Живые должны быть живы, а мертвые – мертвы. В противном случае разразится хаос, который мы и наблюдаем в последнее время.

– Хаос, это очень плохо, – вздохнул Владик, натерпевшийся страданий от его порождения.