– Быстро ты оделся. Сразу видно, симулировал болезнь.
– Угум, – кивнул я, пробуя почти питьевой смузи. – Совесть замучила. Как у тебя вышла питьевая консистенция?
– Это мой личный кулинарный рецепт. Но если хочешь, я тебе по большому секрету скажу, – я кивнул. – Клубники надо ложить побольше. Очень спелая и крупная клубника, содержит достаточно много сока и смузи получается почти питьевой.
– Надо поэкспериментировать с этим делом.
– Нет уж, лучше не надо. Пусть я хоть по части кухни, буду занимать первенство в нашем с тобой союзе.
– Да ты и в выборе пляжных дней с этим неплохо справляешься.
– Это после долгих-то уговоров тебя?
– Ну, пошли? – сменил я направление её мысли.
– Наконец-то, – мы вышли на улицу. – А то солнце уже печёт, а мы ещё даже не искупались толком. А ты чего маску с ластами не взял кстати?
– Ты знаешь, я сегодня что-то не хочу нырять.
– Как знаешь, – она пожала плечами.
– Ты куда это?
– Садами пойдём. Там тени больше. Я кремом против загара ещё не намазалась. Ты же не хочешь, чтобы я была как шоколадка?
– Только на вкус.
– Ну, вот тем более. Где ты видел жаренный шоколад? – я повёл плечами. – Я тоже не видела. Может возьмёшь меня уже за руку? – я взял её за руку. – Ты сегодня точно не с той ноги встал. У тебя даже майка наизнанку.
– Эх, точно, – я быстро переоделся на ходу.
К моему благоговейному ужасу, Ума словно специально повела меня именно той дорогой, которой я совершил ночную прогулку. Однако когда мы миновали аллею кипарисов и зашли в лес с тысячелетними самшитовыми деревьями, я сам велел ей подождать меня на тропе. Она восприняла это, как мой утренний позыв совершить совершенно естественный ритуал облегчиться. Я же, быстро пробежав по памяти добрых пятьдесят метров, петляя из стороны в сторону, стал искать знакомые мне с ночи места. Кажется, одно даже под него подходило.
Точно, вот за этим деревом я прятался. Истоптав у его основания всю сухую траву. Даже следы моих кроссовок, что сейчас сушатся дома, были читаемы в некоторых местах. Никакого кустарника совершенно нет, там где было нечто. Зато на его месте вся земля истыкана какими-то конусообразными отверстиями. Вероятно это следы его перемещения и вращения.
Среди следов лежал своеобразный камень, словно оплавленный метеорит. Размером со спелый абрикос. Довольно увесистый. Был это металл или камень, сразу не понять. Сжимая камень в руках, на меня навеял холод воспоминания и по телу пошли мурашки. Сунув его в карман я побежал обратно, к заждавшейся Уме. Она сидела на камне и что-то строчила в смартфоне.
– Всё нормально? – не отрываясь от экрана, спросила она.
– Да. Можно идти.
До обеда время текло медленно, Ума сделала не меньше семи заходов в воду, я же всё это время валялся под солнцем, подставляя свою кожу его безжалостным лучам. Солнечной радиации я не боюсь, у меня на него сильный иммунитет. В отличие от обычной радиации. Надо будет сносить его на анализ. Вдруг это просто метеорит и лежит там недавно.
Обычное явление, когда в степи, а именно там совершается большинство подобных находок, находят метеоритные камни довольно крупных размеров и на поверку оказывается, что он фонит. Причём делает это весьма не слабым образом, так что у людей всё это время контактировавших с ним, потом начинаются серьёзные проблемы со здоровьем. Так с моей стороны засунуть его в рюкзак не самая здравая идея и тем паче носить его постоянно с собой. Но буду верить, что от короткой переноски до пляжа и обратно домой ничего со мной страшного случиться не должно.
На поверку, ничего страшного и не случилось. Счастливая Ума, быстро согласилась вернуться со мной домой, как только полуденное солнце начало выжигать на её теле румяный налёт, несмотря на все средства против загара. Но не смотря на самую острую солнечную активность, сгореть она никогда не могла. Сказывалась горячая южная кровь и абсолютная устойчивость к любым видам солнечных ванн, даже на месте самых неприкрытых и выступающих интимных мест.
Мы не планировали проводить день вместе, потому что её расписание предполагало занятия йоги, которые она успешно вела через день. Потому, как только после лёгкого обеда из овощного салата, мы расстались, я оказался наедине с собой и своими планами. Вытащив камень, так похожий на метеорит, я внимательно его рассмотрел. Оказалось, что если выставить его на свет, то можно увидеть, как добрую его половину занимает полупрозрачное сине-красное вещество. Кажется внутри полудрагоценного камня, ещё были блестящие на солнце прожилки из металла. Весил он более чем обычный камень, потому я сделал предположение, что металла в нём куда больше, чем кажется на первый взгляд.
Не придумав ничего умнее, со своей находкой я пошёл в ближайший клуб любителей металлодетекторов и аналогичного с помощью них поиска. Единственный присутствующий там, седоватый мужчина по имени Игнат, долго рассматривал мою находку, после чего долго тёр свой щетинистый подбородок.
– Как тебе сказать Сеня. Похоже на метеорит. Особенно по вкраплениям, словно оплавили металл и камень одновременно. Смущает только наличие в нём других полупрозрачных примесей, делающих его полудрагоценным, если не драгоценным. Тут нужен анализ. Правда остаётся непонятно, почему при прохождении атмосферы, все полудрагоценные и драгоценные породы в нём не выгорели.
– А что с радиацией?
– А что уже есть проблемы с потенцией? – Игнат стал доставать счётчик Гейгера.
– Лучше перебдеть.
– Это верно, – основатель клуба включил прибор и поводил им по моей находке, как на столе, так и на весу, держа необычный камень свободной рукой. – Вроде чистый.
– Совсем чистый?
– Совсем. Радиоактивные метеориты, это всегда части сгоревших космических кораблей. Потому явление крайне редкое.
– Правда?
– Шучу, конечно. Откуда мне знать, – Игнат широко улыбнулся. – Мы нашу землю то с её историей толком изучить не можем десятый год подряд. Всё копаем, копаем. Находки с каждым разом всё интереснее. А вопросов всё больше.
– Какие самые интересные были?
– Было много всякого, в том числе даже что-то похожее на детали к неизвестным нам механизмам. Если ты понимаешь, деталями мы эти находки условно назвали.
– Где они теперь, можно посмотреть?
– Все фото в этом журнале. Большая часть безделушек от нас уходит в музей. Половина другая, обычно самая ценна, продаётся на стороне. Надо же клубу на что-то жить. Лишь мелочи оседают в качестве сувениров у нас самих.
– Вот почему в музеях всегда ничего интересного нет.
– Всё верно парень. Всё оседает у нас и таких как мы, в частных коллекциях.
– А это что такое? – спросил я листая журнал с фотографиями и мгновенно покрылся холодным потом, наткнувшись на очень необычные статуэтки, напоминающие толи животных-людей, толи очень необычных существ, среди которых одна, так напоминала моё ночное видение.
– А это как раз то, что мы не знаем что, а официальная наука-история естественно ни хрена не знает и знать не хочет. По нашим поверхностным исследованиям и консультациям со знающими знакомыми историковедами, эти статуэтки изображают какие-то языческие божества. Коим поклонялись на нашей с тобой земле, наши святые предки с достопамятных времён, которые мы с тобой и представить не можем, даже если прилично отмотать календарь на твоём смартфоне.
– Век не указан.
– Ну, так а что указывать, когда радиологический анализ показывает что им примерно за сто миллионов лет.
– Как это вы узнали? – спросил я, разглядывая удивительно похожую одну лишь статуэтку.
– Отдали одну, вот эту кругляшку. После которой нас засыпали вопросами, а мы бессовестно соврали, что фото от наших европейских коллег. Не хватало нам, чтобы вдоль наших домов и гор за ними, развернули полноценные раскопки. Будто нам самим заняться нечем, чтобы отдавать эту работу бестолковым официалам, могильщикам и рабсиле с лопатами наперевес.
– Ух ты. Из чего они?
– Медь. Но не чистая. С каким-то сплавом. Может быть с золотом. Окислы лишь поверхностные произошли. За миллионы лет пролежали и остались почти как новенькие.
– Представляю, сколько они стоят. Хотя наверно они бесценны.