Покаяние пророков

Покаяние пророков
Сергей Трофимович Алексеев

Со времен церковного раскола на Соляной Тропе жили кержаки-староверы. Мирской власти не признавали, в переписи не участвовали, паспортов не имели. И чужаков к себе не пускали – в первую очередь сторонились ученых, а те снаряжали в кержацкий таежный поселок экспедицию за экспедицией. Лишь одному из исследователей улыбнулась удача: историк Юрий Космач узнал и о жизни потомков боярских родов, уцелевших во времена раскола, и о либерее, и о сонорецких старцах. Только вот диссертация, в которой он изложил собранный материал и свою теорию смены власти, «сгинула» в архивах. Космач, неугодный и левым, и правым, и атеистам, и верующим, и новаторам, и консерваторам, смирился. О нем забыли. Но в 90-х годах тайной монархической партии, создавшей новую концепцию Третьего Рима, который должна возродить Третья династия, срочно понадобились автор безымянной диссертации под номером 2219 и его невеста, староверка Вавила Углицкая…

Сергей Алексеев

Покаяние пророков

1

Странница

В начале марта завьюжило так, что деревня утонула по окна, а с подветренной стороны сугробы и вовсе сомкнулись со снегом на крышах, зато кромка увала облысела до желтой стерни, будто первая проталина появилась.

Ночью вроде бы ослабнет буран – и под светом дрожащего фонаря на столбе видно лишь, как поземку несет, но на восходе ветер словно с цепи сорвется и так разбежится по косогорам, так всколыхнет сыпучие воздушные барханы – белого света не видать. Зимой жителей в Холомницах было всего четверо на двадцать дворов: сам Космач, старики Почтари и Кондрат Иванович Гор, обрусевший немец по прозвищу Комендант.

Так вот, на четвертый день пурги, пробившись с другого конца деревни, Кондрат Иванович с радостью заявил, что за свои шестьдесят с лишним лет подобной метели не помнит и что разлад в природе происходит от запуска ракет, которые дырявят небо, то есть озоновый слой атмосферы. Обычно Космач начинал оспаривать подобные заявления, и тогда начиналась долгая и нудная дискуссия, ибо старый служака никогда не сдавался и выворачивался из любого положения, крыл цитатами, на ходу сочиняя за великих философов, астрономов и физиков. Пойди потом поищи, откуда он что взял.

Комендант долгие годы служил на Кубе – то ли в разведке, то ли в личной охране Фиделя Кастро, а может, просто был великий выдумщик, ибо Космач иногда шалел от его рассказов о тайных террористических операциях американцев против острова Свободы, которые Кондрат Иванович с блеском предотвращал. О его боевом прошлом на самом деле никто ничего толком не знал, но доподлинно было известно, что поселился он в Холомницах вынужденно, как и большинство здешних жителей, однако тщательно это скрывал. Овдовел он рано и на старости лет стал никому не нужен, трое его сыновей и дочь еще лет семь назад вспомнили свое происхождение и один за другим уехали в Германию, за лучшей долей. Ко всему прочему, распродали не только свои квартиры, но и отцовскую, будто бы по его просьбе купив взамен избу в глухой деревеньке Холомницы. А это сто семьдесят километров от областного центра.

Однако несмотря на свое положение, Комендант хорохорился, был самым бойким и активным даже в летнюю пору, когда деревня заселялась дачниками. С осени все разъезжались по зимним квартирам, и Кондрат Иванович начинал сильно тосковать без общения, приходил к Космачу раза два-три за день и иногда становился надоедливым, особенно если затевал какой&нибудь бесполезный спор.

За эти метельные дни Космач даже соскучился по нему, ничего оспаривать не хотел, да и Комендант вел себя странно, больше молчал, ерзал и часто выглядывал в окно.

– Может, на руках потягаемся? – внезапно предложил он. – Что&то я подзабыл, кто кого в последний раз уложил?

До приезда Космача в Холомницы на руках здесь никто не боролся, и все началось с того, что он однажды принял предложение Кондрата Ивановича и легко его завалил, не подозревая, как сильно ущемил больное самолюбие. Обиженный, он несколько дней не приходил, а потом привел Почтаря, невысокого, квадратного и рукастого старика на подогнутых кривых ногах. Схватка длилась минут пять, уже и мышцы начали деревенеть, но дед Лука, несмотря на возраст, стоял, как молодой боец. Согнуть его руку удалось лишь после нескольких тактических приемов, заставивших сильного и неопытного соперника расслабиться.

С той поры в конце каждого дачного сезона Комендант начал организовывать соревнование. Летом народ здесь отдыхал в основном не болезненный, бо?льшую часть жизни хорошо питавшийся и не чуравшийся спорта по служебному долгу и образу жизни, – бывшие советские и партийные работники, уволенные директора предприятий, два бывших прокурора, один отставной начальник паспортной службы и даже не доработавший до пенсии председатель облисполкома. Когда&то у всей этой номенклатуры были казенные дачи, отнятые во время борьбы с привилегиями, а скоро все они вовсе остались без работы и, выброшенные из жизни, как&то разом и густо заселили Холомницы, раскупив дома в опустевшей деревне по бросовым ценам. Многие по два-три года жили здесь безвыездно, то ли отдыхали, то ли скрывались, пока каждый не нашел себе новое, пусть и не такое престижное место. На лето деревня заполнялась под завязку, однако каждый существовал сам по себе: сблизиться и жить компанией, как это часто бывает на дачах, не позволяло то ли безвозвратно ушедшее положение в прошлом, то ли стыдливость в настоящем. Поединок на руках был, пожалуй, единственным развлечением и общественным действом в деревне: все остальное время всяк по себе ковырялся на своих грядках.

Тягаться на руках у Космача настроения не было, и Комендант, так и не дождавшись поединка, начал развивать запретную тему:

– Как ты живешь? Не пойму… Молодой здоровый мужчина, бороду побрить, так вообще!.. Кандидат наук, умный, развитый, а как монах, честное слово. Хоть бы в город съездил!

Раньше он впрямую никогда не касался подобных вопросов и порой даже подчеркивал свое полное равнодушие к личной жизни не совсем обычного соседа. В дачных деревнях было не принято лезть в душу, что Космача вполне устраивало.

– Мне и здесь хорошо, – уклонился он. – Смотри, дороги замело, полное ощущение необитаемого острова. По крайней мере до весны.

Должно быть, на откровенность Комендант и не рассчитывал, тотчас скомкал разговор:

– Да уж, замело так замело… Хлеба на день осталось. На сухарях придется сидеть…

Космач ничего не ответил, и гость, так и не дождавшись ни научной беседы, ни предложения потягаться на руках, ни, на худой случай, рюмки самогона, вроде бы засобирался домой.

Но прежде чем пойти, сделал еще один народный вывод: мол, нескончаемый этот ветер оттого, что где&то умирает колдун или великий грешник, и буря не уляжется до тех пор, пока не отлетит его зловредная душа.

– А она долго не отлетит, это я говорю, – добавил Кондрат Иванович. – Так что буран еще дня два-три будет. Ты же заметил: что я скажу – все сбывается?

– Не заметил, – отозвался Космач.

– Как? Помнишь, зимой, когда рыбачили у мельницы? Я же сказал: не лезь на кромку, провалишься! И ты провалился!

– Да у тебя просто язык шерстяной!

– Ну вот посмотришь! – И уж до порога дошел, за дверную ручку взялся, однако решительно вернулся назад, сел на табурет к печному зеву. – Ты хоть понимаешь, зачем я приходил? Зачем в такую бурю с другого конца к тебе шел?

– Чувствую, сказать что&то хочешь, – предположил Космач. – И никак не можешь.

– Хочу. Давно собирался. А вот посидел в заточении четверо суток и решился.

Он достал из внутреннего кармана алюминиевый пенал из-под дорогой сигары, но вытряхнул короткий окурок дешевой, кое&как припалил спичкой черный конец: курил он редко, скорее всего для антуража, дым пускал, однако сейчас сделал несколько глубоких затяжек и вытер слезы. Сам все время учил, что настоящие сигары в затяг не курят.

– Когда ты сюда перебрался… месяца через два… Ко мне человек пришел. Сам понимаешь, откуда… Сначала поинтересовался твоей персоной, как да что, а потом предложил присматривать за тобой. Войти в доверие, отслеживать, кто приходит, что приносит или уносит. Построить отношения таким образом, чтоб ты мне ключ оставлял, когда уезжаешь куда. Печь протопить, коня обрядить… Ну и досмотр сделать в избе. Человека этого интересовал антиквариат. Золото, серебро, камни драгоценные, старинные книги и документы. Если что найду, должен был сразу же сообщить. Телефон&то мне поставили будто бы как ветерану, а на самом деле для оперативных целей.

– Ну и ты, естественно, отказался?

– Я бы мог отказаться, безусловно. Да они бы в покое меня не оставили. Не мне, так детям навредят. Подбросят какую&нибудь дезинформацию властям, мол, связаны с российской разведкой, испортят и карьеру, и жизнь… Я же для них – свой, а со своими они жестко обходятся. На пенсии ты, нет, – значения не имеет. Вот в нашей деревне все бывшие – и секретари райкомов, и прокуроры. Даже ты вот историк бывший, верно? А я нет, потому что в нашей службе всегда ты настоящий.

– То есть и сейчас на службе?

– Да это сложный вопрос. Ведь каждый человек хозяин своей судьбы. Так ведь нас учили? Я вот захотел уйти, а другие не хотят, кое&какие денежки получают. Старикам все помощь. Мне надоело, знаешь, так засвербило… Буду сам собой.

– Что же ты согласился?

– Знаешь, подумал, меня не завербуют – другого найдут, из дачников, например, дилетанта какого&нибудь. Они дураки и от этого борзые…

Космач пожал плечами, спросил невозмутимо:

– А с чего вдруг такая откровенность? Ты что, Кондрат Иванович, умирать собрался?

– Да нет пока. – Сподвижник Фиделя снова распалил сигару. – Ты не думай, я ни одного сигнала не послал. Хотя видел, и люди к тебе приходили, так сказать, в конспиративном порядке. Подходящие объекты, кержачки бородатые, и что&то приносили… Антиквариат у тебя находил и грамоты старинные. Это еще в самом начале, когда произвел первый досмотр. И должен заметить, Николаич, тайники ты делать не умеешь. Я сразу увидел: верхний косяк на дверях горницы вынимается. Пальчиком постучал – пустота есть, а ведь в нем паз не долбят. Снял, а там свежая долбежка и два свитка… Хорошо, что ты потом новый тайник сделал. Уже почти профессионально. Только когда пробку из бревна вынимаешь, следи за руками, чтоб чистые были. А то устал я грязь оттирать.

Космач впервые почувствовал беспокойство, но не связанное с откровениями старика: сквозь гул метели явственно донеслось ржание коня в стойле. С чего бы это вдруг? Накормлен, а поить еще рановато…

– Первый досмотр делал, когда ты в Москву ездил, с диссертацией, – невозмутимо продолжал Комендант. – Потому что мне позвонили. Проверку устроили, достоверную ли я информацию даю. Уже знали, что ты улетел, сюда собирались… Я свитки эти убрал, а их трое приехало, ночью с задов зашли и до утра всю избу твою обследовали. Меня на улице оставили, чтоб не впускал посторонних. Но я все видел… В основном бумаги смотрели, записи фотографировали… Уехали, я назад вложил. Знаешь, читать пробовал – ничего не разобрал. Язык какой&то… Вроде бы арабский, но не читается. Ни справа налево, ни слева направо… Что там было&то?

– Послания сонорецких старцев, – отозвался Космач, прислушиваясь к звукам на улице. – На русском языке, только написано арамейским письмом, справа налево.

– Ага, понятно! Шифровка… Откуда они, старцы эти?

– На Сон-реке живут.

Комендант открыл было рот, чтобы спросить, где такая река, однако спохватился – вероятно, сообразил, что любопытство неуместно, когда в грехах каешься. Помялся немного, вздохнул.

– Они потом интерес к тебе потеряли. Так, изредка позванивали, мол, как живет наш подопечный, не собирается ли куда… Думал, закончили разработку и забыли. Время&то суетливое, каждый день перемены. А года три назад, когда к тебе один кержак приходил… Маленький такой, и борода по пояс. Клестианом Алфеичем зовут. Опять звонок, дескать, к Космачу гость идет, и описывают, какой. К тому времени он ушел от тебя, неверная информация, запоздали… Так я и доложил соответственно. Вот тут они крыльями захлопали! Через два часа своего человека прислали. Помнишь, контролер ходил, счетчики проверял?.. А сегодня опять звонок: нет ли гостей у тебя? Оказывается, до сих пор тебя пасут. Так что если со мной что случится, знай: ты под наблюдением.

– А что с тобой может случиться?

– Да мало ли… Все&таки седьмой десяток, сердце ноет. И может, не от ветра – от перегрузки. Думаю много.