Карагач. Запах цветущего кедра

– Плевать на казус! – возмутился Рассохин. – Я до сих пор думаю так! Но пришло письмо!… И Лиза полетела сюда, с Дворецким. Должна была ехать с нашей экспедицией.

– Ну я сразу увидел – у вас с ней роман…

– Какой роман?!… Она даже не догадывалась, что это я… Христя причаливал, чтоб на Лизу взглянуть. Посмотрел и удрал… Короче, я сам Лизе все рассказал. Может и зря… За ней скоро пришли двое, муж с женой. Похожи на кержаков, может, погорельцы. И женщина ее увела. Пока я с Галицыным разговаривал… Записку вот оставила.

И подал листок Гохману. Тот несколько раз прочитал, изучил бумажку, на просвет глянул.

– Ты уверен, ее рука? Она писала?

Стас вспомнил, что и почерка Лизы не знает, никогда не видел. С этой сотовой связью и электронной почтой писать-то можно разучиться…

– Листок из ее блокнота. – сказал он.

– Значит, добровольно ушла? А если насильно увели? А записку продиктовали?

– Вряд ли. Заманили и обманули – поверить можно.

– Может, они сговорились с Дворецким? – предположил участковый и потряс головой. – Нет, это уже шиза какая-то…

– Христю трясти надо, если поймали. Он знает куда увели.

– Ты искать пробовал?

– Сначала, в горячах… Читай, она просит не ходить за ней!

– Говоришь, женщина увела?… А где мужик?

Рассохин огляделся.

– Со мной был и недавно ушел. Ментов за версту чует.

– Связал бы!

– Он вроде заложника остался…

– А если журналистка не вернется? Тут хоть было, с кого спросить!…

– Он молчун, не спросишь. Как немой, только кивает…

– Ничего, у нас бы разговорчивый стал. – пригрозил Гохман. – Мы бы его, как в гестапо… Что же происходит, Станислав Иванович? У тебя из-под носа уводят… журналистку? Уводят неизвестно куда… А ты мужика этого отпускаешь и сидишь на берегу? Что-то я тебя не понимаю. При всем моем уважении… Ты опытный, зрелый человек. К тому же, нечто подобное в твоей жизни случалось… Теперь опять похитили?…

– Лиза ушла, когда я разговаривал с Галицыным! – возмутился Стас, услышав в словах участкового некую подозрительность. – Она бы и на моих глазах могла уйти!… Потому что своенравная, как ее мамаша! Христофор знает, куда увели!

Участковый это будто бы принял к сведению, но подозрений в голосе не снял и своего ментовского возра не погасил.

– Ну, а полковник где?

– В лагере, у амазонок…

Тот посмотрел на другой берег.

– Тоже сам остался? Просто беда с этими … добровольцами!

Рассохин молча достал расписку Галицына. Гохман превратился в немца, или оконченного криминалиста. Изучил текст, бумажку и даже почерка сличил с запиской Лизы!

И это возмутило Стаса окончательно, нервы сдали.

– Ты что хочешь сказать? – прорычал он. – Ты на что намекаешь?!

– Да не волнуйся так, Станислав Иванович! – будто бы добродушно воскликнул сын пленного фашиста. – Там Кошкин с профессором достали, здесь ты… Какие вы нервные, господа ученые! И что же делать станем?

– Я буду ждать! Почему-то верю им.

– Кому – им? Кто заманил твою… журналистку? И увел?

– Я молчунам верю. То есть погорельцам.

– Ого! – ухмыльнулся Гохман. – С каких это пор?

– Они меня спасли, от смерти.

– И Христофору этому веришь? А он из молчунов, только говорливый. Знаешь, он ведь подтвердил, что ты застрелил отроковицу. Которую они прежде у тебя украли.

– Все правильно, Христя видел, присутствовал…

Участковый огляделся как-то беспомощно и разочарованно.

– Станислав Иванович… Ты что, не понимаешь? Ты же себе срок подписываешь. Кошкин, мужик вечно холостой и потому зловредный. Он хоть баб и терпеть не может, но принципиальный. Грозится дело возбудить, по вновь открывшимся обстоятельствам. На убийство срока давности нет, а свидетель теперь есть… Да ладно Кошкин! Тут другие силы вмешались, московские.

Стас мрачно хмыкнул, послушал ласточинный щебет.

– Опять встанет проблема – трупа нет.

– Будет тебе и труп. – пообещал Гохман. – Христофор место захоронения укажет. Сдает тебя с потрохами, а ты веришь.

– Повезет указывать и сбежит. Он уже сбегал так один раз.

– А если не сбежит и будут останки?

– Значит, буду сидеть. – обреченно сказал Рассохин. – Может, и к лучшему…

– А сейчас узнают, Елизавета пропала! Соображаешь? Дочь убитой тобой, женщины. И что подумают? Мотивов по горло! У тебя же кроме записки, ничего… В общем, тебе надо на время смыться!

Участковый завернул автомат за спину и достал топор из-за пояса.

– Как – смыться? – запоздало спросил Рассохин. – В каком смысле?

– В прямом! – он огляделся, что-то прикидывая и принялся смахивать редкие молодые березки. – Давай думай, у тебя время в обрез!