Усть-Илимские истории. В честь 100-летия ВЛКСМ

Прозвище прилипло. Мамонт болел, а мы, как индийские слоны, таскали бревна на перекрытия, трудились до темноты, потом включали прожекторы и продолжали работать. Обстановка в поселке была криминогенная.

Мы ходили в леспромхозовскую столовую, свою еще только строили. Питание там было отменное. Порции огромные, вкусные. За сущие копейки ели от пуза. Но и нравы там были серьезные – плохо приготовленное блюдо тут же летело в голову повара, а набить морду могли запросто, поэтому на кухне были порядок и чистота.

Запомнились таблички-надписи на столах: «Пальцами и яйцами в солонку не тыкать». Там каждый завтрак давали сваренные вкрутую куриные яйца. Видимо, тема чистых солонок была актуальна. Мы все шутили, про какие яйца идет речь, и гадали, как их туда совать.

Вечером, проходя мимо клуба, часто видели накрытые белыми простынями тела молодых мужиков. Из-под простыней высовывались босые ноги погибших. Милиции там не было видно, разборки по пьянке были смертельно жестокими. Один раз прохожу и – о, ужас! – лежит весь перемолотый гусеницами трелевочного трактора человек. А на гусеницах висит глазное яблоко погибшего. Заснул пьяный в колее, тракторист ночью не заметил. Поговорка «Лес – судья, медведь – прокурор» – это, наверное, про этот край.

Кузнец

Для нашего лагеря нужно было произвести какие-то кузнечные работы, меня отправили искать кузню. Нашел быстро по стуку молота. Высоченный, красивый парень так виртуозно работал, что я даже залюбовался. Познакомились, он с улыбкой сказал, что все его зовут Кузей. Быстро решили свои кузнечные дела, денег он не взял.

«Люди должны помогать друг другу,» – сказал Кузя.

Было чистое время и чистые люди, они еще не были отравлены принципами рыночной экономики, зарабатыванием денег на всем и любой ценой не занимались. Взаимопомощь и взаимовыручка была тогда «в тренде» (Вот ведь, какое неподходящее слово написал, не из той эпохи оно…).

Наконец-то, мы и закончили приготовления к приему наших студентов. Отряд приехал.

Сорок человек вечером собралось у костра, из наших репродукторов звучала музыка. Играли «Самоцветы». Круче и популярнее группы тогда не было в Союзе. Ребята танцевали, с нами было несколько девчонок. На музыку со стороны поселка к нам потянулись парни. Они были пьяны и, по-видимому, искали приключений. Впереди всех возвышался Кузя. Подошли, стали слушать музыку. Потом подходит один гонец и говорит:

– Кузя хочет подраться на перчатках.

Оказалось, тот увидел боксерскую амуницию и решил порезвиться.

Заходит в наш круг и строго спрашивает:

– Кто?

– Кто что? – переспрашивают его.

– Ну, драться, – говорит Кузя и начинает натягивать перчатки на свои пудовые кулаки.

Перчатки потрескивают по швам и разваливаются.

– Тогда без перчаток.

Кузю заусило. Желающих не было. Кузя начал было обижаться, но толпа вытолкнула вперед меня. Был бы здоров Старший мамонт, думаю, он бы вышел сам.

– Ну, давай, Кузя, помашемся, – стараясь держаться, как можно бодрее, говорю я.

Все обступили нас кольцом, круг замкнулся, отступать некуда.

Началась драка. Кузя размахивается рукой и со всего маха, со всей своей дури бьет.

Я уклоняюсь, он теряет равновесие и падает.

– Лежачего бьем? – спрашиваю его.

– Нет, не бьем, – озадаченно отвечает Кузя.

Он встает и снова, из-за спины, посылает свой удар.

Такие удары мне не страшны, попасть ими трудно в движущуюся мишень. Я перемещаюсь и думаю: «Как же ему попасть по бороде. Табуретку, что ли, подставить». Это не драка, не смертный бой. Это обычный кулачный поединок, которым славилась Русь. Здесь нет злости и подлости, здесь все измеряется молодецкой удалью, ловкостью и богатырской силой.

Кузя снова машет руками и снова мимо, он начинает «переть буром», и мой кулак впивается в его солнечное сплетение.

Вот Кузя вскрикнул от тупой боли и начал загибаться вперед, скрючиваться. Его борода оказалась в области досягаемости моего правого кулака… Кузя упал и на некоторое время потерял сознание, потом как зарычит и резко подскочил с земли.

Толпа в оцепенении ожидает дальнейшего развития событий.

Кузя требует:

– Быстро мне ведро холодной воды!

Выливает студеную влагу на себя, трясет головой и протягивает мне ладонь. Он был настоящим русским богатырем, справедливым и добрым. Он не обиделся, не посчитал себя униженным или оскорбленным. Пожимая мою руку, он сказал:

«Молодец, пацанчик, ты шустрый. Если кто посмеет вас, студентов, обижать, скажите им, что будут иметь дело с Кузей».

Так мы обрели серьезного защитника. И, действительно, к нам никто даже не пытался приставать. Такая железная дисциплина от железного человека —Кузи.

В Тубинском я приобрел специальность моториста бензопилы, сдал экзамен на штукатура-маляра, каменщика. Занимался кладкой кирпича, обустройством пожарных водоемов. Женщины, штукатуры-маляры из местной строительной бригады, экзаменовали меня, смеялись, если брошенный мной раствор, вылетая с мастерка падал, отскочив от поверхности стены. Подсказывали, как правильно рассчитать силу броска.

Потом их всех трех в одночасье не стало.

Они окрашивали изнутри оштукатуренные нами пожарные водоемы. Угорели от паров краски, торопились, хотели быстрее выполнить работу, пренебрегли правилами техники безопасности. Как жаль, когда уходят хорошие, отзывчивые, добрые люди. Но так, к сожалению, бывает в жизни.

Поляков Анатолий, наш Старший мамонт, ушел из жизни тоже рано. Он успел завести семью. Я был на его свадьбе в кафе возле Центрального рынка в Иркутске. Работал он по специальности, полученной в институте. Потом ушел в старатели, мыл золото в Бодайбинском районе на севере Иркутской области, потом работал таксистом.

Но вспыхнувший пожар в деревянном доме, где он жил, унес с собой нашего Толика навсегда. У него остался сын Игорь.

Усть-Илимск – город трех Всесоюзных ударных комсомольских строек

Плакат

Стела

Кто не видел, как строятся гиганты, как в глухой тайге закипает жизнь и не просто жизнь, а то, как формируются судьбы и личности, а иногда они и рушатся под напором жизненных ситуаций, тот, наверное, многое потерял.

Мне же пришлось видеть многое и разное, в основном героическое. На моих глазах из непроходимой лесной деляны могла появиться строительная площадка. Лес аккуратно вырубали, складывали в штабеля. Потом трелевочные трактора вывозили заготовленную древесину к таежным дорогам. Её в хлыстах перевозили лесовозы для раскряжевки и дальнейшей переработки или отгрузки потребителям в железнодорожных вагонах. А на том месте, где недавно бушевала тайга начинали работать бульдозеры, расчищая площадку для обустройства фундаментов. Сваебойные машины вместо деревьев «высаживали» железобетонные сваи, беспокоя и фаршируя пирог вечной мерзлоты строительной начинкой. Потом свайное поле покрывалось фундаментными блоками. За этим чудесным превращением торчащих из-под земли огрызков, причесанных под один уровень, начинали расти металлоконструкции и стены будущих цехов гиганта лесохимии – Усть-Илимского ЛПК. На строительстве нового города происходили похожие события. Там возводились жилые дома, детские сады, школы и другие социальные объекты. Потом на стройке промышленной площадки монтажники наполняли внутренности этих железобетонных коробок будущей жизнью – оборудованием, в котором, размалывая, распиливая, бурля и клокоча, начинала жить новая технология. Она, в свою очередь, «волшебным» образом превращала древесину в сортименты, пиломатериалы, целлюлозу, извлекая попутно лесохимические продукты: канифоль, таловые масла и много еще чего полезного для промышленности нашей Родины и стран Совета Экономической взаимопомощи из мощного и, как тогда казалось, нерушимого Социалистического лагеря, где цементирующим политическим стержнем была коммунистическая идеология. И очень важным для меня лично было то обстоятельство, что я не просто созерцал эти грандиозные преобразования, а был частичкой того механизма, который управлял всеми этими процессами.

А начать свой рассказ об усть-илимском этапе своей жизни мне захотелось репортажем прекрасного журналиста, ставшей в последствии моей подругой, Нади Зинченко.

Репортаж Надежды Зинченко, дополненный моими воспоминаниями

Надежда Зинченко

Несколько лет назад в 2010 году Надежда Зинченко, с которой мы знакомы много-много лет, попросила о встрече со мной. Она журналист, писала цикл статей о комсомоле Усть-Илимска. Мы встретились, долго болтали о жизни, о детях, и только потом приступили к её редакционному заданию. В результате, статья, написанная Надей, вышла в газете «Вестник Усть-Илимского ЛПК» в пятницу 23 апреля 2010 года.

В 2015 году Надежда умерла. Тяжелое онкологическое заболевание прервало её земной путь. Незадолго до своей кончины Надя позвонила мне, и мы с дочерью Олей, она училась с сыном Надежды – Ромой в одном классе, поехали навестить больную. Она жила в микрорайоне Солнечный в Иркутске, сын купил ей квартиру в одном подъезде со своей. Выглядела Надежда, прямо скажу, не обнадеживающе. Мне казалось, что каким-то удивительным образом ясное сознание умного человека продолжает жить в увядшем и высохшем от болезни теле, независимо от этого тела. Мы не могли долго разговаривать, от истощения Надюша быстро уставала. В этот момент её сознание, наверное, переключалось на преодоление нестерпимой боли. И в этой борьбе за жизнь оно на какое-то время начинало угасать. Кушать она уже не могла давно, её поддерживали медикаментозно. Надя попросила свою родственницу, ухаживающую за ней, скинуть свои публикации на флэшку, которую мы заранее приготовили. Потом мы еще поговорили о здоровье. Умирать Наденька не собиралась.