– Бывай, Кучер! Я ж не то имел в виду. Можешь не соглашаться, но с этой минуты ты мой особо засекреченный заместитель. Пока внештатный. Мои бойцы не знают всех подробностей и будут отрабатывать первичную версию. Бокальчука я проинструктировал, чтоб особо не распространялся местным операм. В общем, будешь прикрывать депутата и вплотную заниматься маньяком. Или подражателями. Все! Более не задерживаю.
На конспиративную хату я воротился в начале четвертого.
Как ни странно – за вечер и полночи никто не вышел на связь, а это означало, что настораживающее затишье может прерваться в любую секунду.
Сумбурные мысли пчелиным роем атаковали извилины, оттого не получалось расслабиться и уснуть. Провалился только под утро, когда пробудившиеся птицы распелись за окнами.
Глава восьмая
ВАЖНЯК
Насилу разлепил веки и снова зажмурился. Солнечный свет заполонил комнату, а отблеск от стекла настенных часов слепил, словно лампа во время допроса с пристрастием.
Нащупал лежавший возле подушки смартфон, глянул на экран и поразился:
«Скоро девять, а новостей нет! Точно про меня забыли».
Аппарат в руке завибрировал и разразился душещипательными аккордами пятой симфонии Бетховена. Рингтон, не позволявший расхолаживаться я установил еще в Одессе на входящие звонки от Нюры.
Принял вызов и услышал взволнованный голос:
– Похититель прислал письмо. Предлагает обмен – дочку с внуком на Бокальчука. Ответ требует до двух часов дня. Папа не против, а менты уперлись.
– Ответ куда посылать? На электронный адрес? – поинтересовался, скатываясь с дивана.
– Как бы не так! На одноразовый телефонный номер. Если Бокальчук согласен – нужно отправить эсэмэску. Тогда придет письмо с указанием места и времени обмена.
? Какие мои действия?
? Я вам не начальник, но думаю, можете собираться.
– Метко мыслишь. До связи, – закончил разговор и протрусил в ванную, предрекая в уме:
«Сейчас позвонит Брут и сыграет тревогу. Завтракать неохота, а чашка кофе не помешает. Успеть бы!».
Опасения подтвердились спустя пару минут после завершения водных процедур. Благо вода в чайнике успела закипеть.
– Подъем, Серго! – протрубил Никифорыч. – Укротитель медведей отписался. Склоняет депутата к геройству.
? Знаю.
? Красава! Должности заместителя соответствуешь! Какие соображения на сей счет?
– Бокальчук согласен – значит надо меняться.
– Я против! – гаркнул Брут и заматерился. – Мудрецы …! Спешка на руку злодею …! Не успеем по правильному обложить. Надобно тянуть время … короче, автомобиль за тобой выехал. Жду в поместье олигарха. Перебазаришь с ним по душам. Пускай до вечера укротителя мурыжит.
– Не прокатит, – успел возразить, но услышал короткие гудки.
Живо оделся и чуть ли не залпом выпил кофе. Когда же направился к выходу – снова запиликал телефон.
– Привет, Серго! – Вадим говорил спокойным саркастическим тоном. – Думал, не прознаю, что вы с генералом замыслили? Будешь меня переубеждать? Не забыл, что бесполезно?!
– Может все же потянуть время?
– Исключено! Ты бы тянул, если бы твоих … – он осекся, чертыхнулся и выпалил. – Прости, прости! Я весь на нервах! Приедешь, поговорим.
???
Во время учебы Вадим частенько разрешал оргвопросы, прибегая к спорным и порой непопулярным методам. Не зря замполит школы удерживал его вторым человеком в секретариате парторганизации аж до защиты диплома.
Не припомню, чтобы Бокал хотя бы раз пошел на попятную или поменял точку зрения. Даже если остальные были не на его стороне.
Однажды после очередной жаркой дискуссии и попытки урезонить упрямца – он неожиданно смягчился:
– Ценю усилия друга и уважаю точку зрения. Только это ничего не изменит. Такова моя натура! Не имею права себя же предавать.
– Даже если решение неверно?
– Будет повод признать неправоту. Слыхал, что на ошибках учатся? Не дает маху тот, кто ничего не делает!
– Только бы не было поздно…
– Значит, так ты обо мне думаешь?! – снова вспылил Вадим. – Друг называется! Чтоб ты знал, я всегда шевелю извилинами перед тем, как решиться. Просчитываю варианты. У меня голова не только, чтобы ею жевать и папаху носить!
После разговора, который едва не закончился ссорой, я долго размышлял:
«Поспешил-таки с оценочным суждением. Потому не учел, насколько ревностно Бокал относится к личной ответственности. Держит марку, дабы не подмочить репутацию. Правду говорят, что полезно хоть иногда взглянуть на мир глазами другого человека. Не важно – друга иль недруга. У каждого имеется свой уникальный жизненный опыт. Немалая его часть – опыт ошибок, часть которых уже не выправить, и фатальных ударов судьбы, оставляющих на сердце незаживающие рубцы. Малая толика – неприметный опыт побед и радостей».
Будучи курсантами, мы частенько устраивали философско-демагогические диспуты. Мозговые баталии поощрялись преподавателями и случались, как правило, в казарме после отбоя. Особым толчком послужил коллективный просмотр сериала «Место встречи изменить нельзя». Накануне всесоюзной премьеры съемочная группа Одесской киностудии подарила школе копию фильма, пробудив впоследствии у большинства курсантов тягу к словопрениям.
Зарождаясь в углу казармы, волна дискуссии захватывала ближние двухъярусные койки и стремительно прокатывалась по всему помещению. Приспешники полемики перемещались к очагу диспута, а желающие поспать требовали тишины и покоя, угрожая пожаловаться дежурному или прибегнуть к рукоприкладству. Дискутирующие отвечали по-одесски – дескать, соснуть можно и на пляже. Когда же накал страстей достигал апогея – являлся дежурный преподаватель и пытался утихомирить спорщиков. Зачастую, правда, оказывался втянутым в ночной диспут…
???
На выходе из подъезда, привычно осмотрелся. Не приметив ничего подозрительного, прогулялся до угла высотки. Через пару минут в проулке показался серый «фольксваген», на котором меня подвозили после ночных переговоров с Брутом.
Поздоровавшись с водителем, умостился позади и тут же ощутил внутри давящую тяжесть, отозвавшуюся беспричинной тревогой. Вероятно, повлияла череда трагических событий, идущих с нарастанием и по неясному вектору без надежды на скорую развязку. Мне же не терпелось поскорее во всем разобраться и с чувством выполненного долга встретить с утреннего поезда жену, поваляться рядышком под пляжным зонтом, понырять с волнореза, прогуляться вечерком по Приморскому бульвару.
Ноющая хандра улетучилась, как только въехали в поместье Бокальчука. Встречающих не наблюдалось, потому я взошел на крыльцо без приглашения и заглянул в гостиную, где на кожаном диване развалился Брут. Выражение начальствующего лица не предвещало ничего доброго.
Хозяин усадьбы с похожей нерадостной миной прохаживался возле громоздкого округлого стола, заставленного лэптопами, приборами с экранами и антеннами, радиостанциями и коммутаторами спутниковой связи. Двое спецов из команды генерала сноровисто управлялись с хитроумной техникой.
– Проходь, Серго, не стесняйся, – проворчал Никифорыч, кивнув на Бокальчука. – Уведи камикадзе на переговоры. Быстрее не будет, оттого что он круги наматывает вокруг центра управления полетами. Уломай поторговаться, потянуть время. Глядишь, до вечера запеленгуем пакостника.
– До вечера я умом тронусь! – разгневанно отрезал депутат. – Торговаться научен, но только не родными людьми! Будет так, как я сказал! Пойдем, Кучер, побазарим за жизнь.
– Валяйте, – пробухтел Брут. – Мне что ль больше всех надо?! Будем считать, что повстречались две властные натуры, обменялись мнениями, и каждый остался при своем. Только спрос будет с одного. Не так ли, Вадим Федорович?