Под знамением Бога Грозы

– Скоро выглянет луна, – прикинул Суппилулиумы, пытаясь определить время по звездам. – Надо поторопиться. Большое Собрание начнется рано утром.

Вдруг черноту пронзил свет мерцающего огонька. Цула заметил свет.

– Фазарука зажег факел, – значит дорога свободна. Теперь можно без опасения ехать до самой Цапланды.

Фазарука держал факел высоко над головой. Когда свет выхватил из мрака колесницу, он передал факел воину, стоящему рядом.

– Хранят тебя Боги, Великий. Сойди с колесницы, отдохни. Здесь у меня есть вино и фрукты.

– Благодарю. Некогда, – отверг предложение Суппилулиума. – Мы и без того еле плетемся.

– Можешь ехать спокойно, – заверил его Фазарука. – Я обшарил каждый кустик, каждую ложбинку. Мои воины зарубили пятерых бандитов. Одного удалось взять живьем.

– Что-нибудь выпытали?

– Рассказал, что нанял их одноглазый старик. Они должны были подстеречь тебя и убить.

– Арнуванде не терпится разделаться со мной, – усмехнулся Суппилулиума. – Спасибо, Фазарука. Теперь поедем быстрее.

Колесница подкатила к воротам Цапланды, когда небо подернулось бледной синевой.

– Кто внизу? – окликнул стражник

– Суппилулиума, носитель жезла Бога Грозы, – последовал ответ.

Когда они проезжали сквозь мрачные сводчатые ворота, шагах в тридцати от сторожевой башни через стену перелетело легкое копье. К нему была привязана крепкая веревка. Копье уперлось между зубьев стены. Несколько человек проворно и бесшумно взобрались по веревке наверх и спрыгнули на другую сторону.

Весь панкус присутствовал на утреннем богослужении и жертвоприношениях. Церемонией руководил сам лабарна Арнуванда. Властелин не отличался высоким ростом. Тщедушный, с некрасивым лицом. Надменное выражение делало его больше похожим на капризного ребенка, нежели на грозного властителя. Тонкие пальцы еле удерживали тяжелый золотой калмус. Роскошное широкое андули, расшитое золотом и серебром, скрывало дефекты его сутулого нескладного тела. Накладная кучерявая бородка казалась огромной на тонком бледном лице.

Лабарна Арнуванда даже ни разу не удостоился взглянуть на брата. Делал вид, что не замечает его. Суппилулиума сам старался держаться в тени. Сановники украдкой поглядывали на него, словно на обреченного. Никто не горел желания побеседовать. Холодно здоровались и тут же спешили отойти, будто Суппилулиума страдал заразной болезнью. Даже Цула стал беспокойно озираться по сторонам.

Большое Собрание состоялось после легкой трапезы. Суппилулиума на ней не присутствовал – опасался быть отравленным. В просторном зале, расположенном на нижнем этаже халентувы, собрались члены панкуса. Все Великие Люди – представители дворцовой знати и каким-либо образом состояли в родстве с Домом лабарны. Не важно, через какое колено, главное – в родстве. Все это собрание гордецов именовало себя «Великим родом» и представляло верховную власть страны. Помимо наместников городов и посланников в чужеземные страны, члены Дома лабарны занимали должности: старший над телохранителями лабарны, старшие над мешедями правителя, придворные стольники, повара, жезлоносцы, чашники, казначеи, военачальники и еще множество всевозможных чинов и званий.

Мягко шуршала расшитая серебром одежда. Чуть слышно скрипели сапоги и туфли из добротной кожи. Бляшки, подвески, серьги из золота, серебра, железа мелодично позвякивали. То там, то здесь сверкнет холодным огоньком драгоценный камень. Вельможи важно переговаривались вполголоса, многозначительно кивая головами, делали изящные жесты, больше для того, чтобы показать собеседнику величину камня в кольце или количество перстней.

Зал для Большого Собрания представлял собой обширное помещение сорок гипессар шириной и длиной порядка ста гипессар. Дневной свет проникал сюда через узкие прямоугольные окошки, расположенные под самым потолком. Окна предназначались больше для выхода копоти от множества масляных светильников, нежели для освещения. В стенных нишах стояли статуи Богов. Они безмолвно и внимательно взирали выпуклыми глазами – свидетели и судьи на сборище правящей знати.

Высокие стены украшала лепка из алебастра, расписанная яркими красками. Сюжеты картин – сцены из жизни легендарных правителей и подвиги Богов. Высокие своды казались мертвыми и холодными, не смотря на множество пучков зеленых веток священного дерева еуа и самшита, развешанных кругом. Веточки священных деревьев отгоняли злых духов. Два высоких арочных входа охраняли крепкие воины в островерхих медных шлемах. Их мускулистые тела, обнаженные по пояс и натертые маслом, казались каменными изваяниями. В руках телохранители держали топоры. Третий вход загораживала занавесь с изображением солнца. Здесь на охране стояли дворцовые мешеди в красных и желтых коротких хубиках. Отсюда должен явиться собранию сам лабарна.

Суппилулиума отвык от пестрого придворного общества. Он чувствовал себя неловко в своей грубой хубике без воротника. Серый воинский плащ пропах потом и дымом костров. Сапоги с потертыми носами и сбитыми каблуками сильно отличались от изящной обуви вельмож. Но это не особо волновало Суппилулиуму. Предстояла тяжелая схватка. Он постарался сосредоточиться, но ему мешали быстрые косые взгляды: где мелькнет злость и зависть, где уважение и сожаление к обреченному. Суппилулиума, чтобы хоть немного успокоиться, прикрыл глаза и произносил про себя молитву.

Участники Большого Собрания встали полукругом напротив небольшого каменного возвышения. На подиуме стояли два высоких каменных трона. Тонкая резьба обрамляла спинки и подлокотники. Один трон принадлежал правителю страны, другой – правительнице. Над троном правителя сияло золотое крылатое солнце – символ жизни, величия, богатства, а также символ Небесного Бога Солнца, дарующего плодородие, если добрый, но, если разгневанный, насылающий засуху. Над троном правительницы были изображены три божественных символа: змеи, свернувшейся кольцом, месяц в виде лодочки и корова. Змея – символ бога Ярри – властелина подземного мира. Он насылает на людей болезни, а на животных мор. Лунная ладья, которой правит бог Кушух – печальный брат Бога Солнца. Кушух ночью плывет по небу, собирает души умерших и переправляет их в страну Забвения. Последний символ небесной коровы – символ Богини Сауски – покровительницы материнства и счастья.

Вошли мешеди в ярко-зеленых хубиках, положили на сиденья тронов мягкие подушки. Рядом с троном лабарны поставили небольшой раскладной стульчик. Стражники, охранявшие солнечные ворота вытянулись в струнку и громко крикнули приветственное: «Аха!» Шум в зале моментально стих. Все затаили дыхание.

С легким шуршанием распахнулась занавесь с изображением солнца, и появился сам властитель великой Хатти. Члены панкуса склонили головы. Властитель величественно прошествовал к трону. Высокий колпак, украшенный золотом и драгоценными камнями, венчал его маленькую голову. Длинная белая хубика из тончайшей ткани спускалась до самой земли. Желтая накидка с широкими рукавами блестела серебряным шитьем. Правая рука сжимала высокий золотой калмус. Лабарна устроился на троне, величественно вытянув шею. Сзади него тут же встали два телохранителя.

Вслед за лабарной появилась звездоподобная таваннанна[43 - Таваннанна – правительница. Титул произошел от имени супруги первого правителя Хатти.]. Годы сморщили когда-то прекрасное лицо гордой Никламати и иссушили сильное гибкое тело, но не смогли согнуть спину. Великая таваннанна шла уверенной твердой походкой. Синяя женская хасгала[44 - Хасгала – род длинной женской одежды с широкими рукавами], стянутая на талии широким поясом, несколько молодила ее. Черный пышный парик скрывал настоящие седые волосы. Полупрозрачная накидка небесного цвета спадала с головы на спину и тянулась шлейфом позади. На звездоподобной было надето столько золота и серебра с драгоценными камнями, что глазам становилось больно от их сияния. Браслеты, ожерелья, подвески, золотой обруч на голове с десятком крупных сапфиров – все это стоило, по меньшей мере, тысяч десять сикелей серебром.

Мешеди помогли таваннанне сесть. Но как только пламя от факелов осветило ее лицо, все увидели в облике бывшей грозной властительницы обыкновенную старуху с бесцветными слезящимися глазами. Она устало оглядела присутствующих. Но едва ее взгляд коснулся Суппилулиумы, лицо тут же потеплело.

Суппилулиума ощутил прилив нежности к своей старой маме. Он, незаметно для окружающих, смахнул навернувшуюся слезу. Но его сердце забилось чаще, взор загорелся, а щеки порозовели, когда в зал грациозно вошла красавица Фыракдыне. Стройная, как виноградная лоза, тянущаяся к солнцу, с длинными ногами и высокой грудью. Она словно проплыла под восхищенными взглядами придворных и легко опустилась на стульчик подле трона лабарны. Супруге правителя едва исполнилось шестнадцать, но девушка уже чувствовала себя будущей таваннанной великой Хатти.

Ее лицо смуглое, узкое, с правильными чертами пленяло холодной красотой. Высокий гладкий лоб украшал золотой обруч с крупным звездным сапфиром. Черные тонкие брови плавными дугами изогнулись над большими темными глазами. Глаза загадочно сверкали в обрамлении густых пушистых ресниц. Прямой нос не портила небольшая горбинка. Пухленькие алые губы горделиво поджаты. Девушка кинула надменный величественный взгляд в сторону панкуса. В глазах промелькнула скука. Она принялась разглядывать чудесный браслет у себя на тонкой руке. Сзади подошла служанка и быстрыми ловкими движениями поправила густые черные волосы Фыракдыне, расправила складки на красивой голубой хасгале.

Вельможи замерли в ожидании слов лабарны. Сотня пар глаз предано глядела в рот правителю. Властитель выдержал длинную паузу, после дребезжащим противным голосом изрек:

– Я собрал вас здесь, мои преданные слуги, чтобы порадоваться вместе с вами. Благодаря нашим всемилостивым и могущественным Богам, враги покинули наши земли. Мир и благодать вновь поселились в Великой Хатти. Поля с нетерпением ожидают пахарей, сочные луга ждут, когда пастухи выгонят скот; ремесленники отложили оружие и взялись за инструменты; торговцы вновь ведут караваны от города к городу, не опасаясь быть ограбленными.

Но сколько на это затрачено трудов! Сколько дней и ночей я неустанно молился и падал в изнеможении перед истаннаной. Боги меня услышали. Я возрадовался и отблагодарил наших Небесных Покровителей щедрыми жертвоприношениями.

Приближается праздник Нунтарияска. Я уже собрался объехать всю мою многострадальную землю, услышать жалобы от простого люда, узнать, в чем нуждаются телепурии и простые плугари, помочь им, если это в моих силах. И вдруг до моих ушей доходят ужасные вести: мои города опять грабят. Опять отнимают у сирот последнее. Людей гонят на бессмысленные работы. Кто же этот изверг? Кто посмел обижать мой народ? Я бы удивлен и очень огорчен, когда узнал, что этот грабитель – мой брат Суппилулиума.

В зале зашумели. Было непонятно: то ли панкус осуждает Суппилулиуму, то ли оправдывает. Сам Суппилулиума стоял спокойно. Казалось, гневная речь правителя его нисколько не тронула. Ни тени страха на лице.

– Его посланники, – возмущенно продолжал лабарна, – не признают моей воли. Один из телепуриев отказал сборщикам податей. Тогда пришло войско и напало на город. Я до сих пор не знаю: жив мой наместник или нет. Но это еще не все! На месте погибшей Хаттусы возводятся мощные стены. Людей заставляют работать день и ночь, без отдыха. В город не пропускают ни одного честного хетта. Там собирается сильное войско. Против кого оно направит свои копья? Разве мало моей отважной победоносной армии? Ясно одно: пользуясь всеобщей бедой, мой брат Суппилулиума хочет нарушить священный закон Телепину и свергнуть меня с престола. Мне о его коварных планах доложили верные люди.

Несмелый ропот возмущения прокатился по залу. Вперед вышел жезлоносец Хухулилла и поклонился, прося слова.

– Говори, – позволил лабарна.

– О, Солнце наше! Твоими устами говорит сама мудрость. Но позволь заметить, что войско, которое стоит в Хаттусе, разгромило каскийцев и прогнало Маддуваттиса.

Лицо лабарны передернулось от злости. Как этот выскочка посмел оправдывать Суппилулиуму!

– В том, что Арцава и Каски отступили, надо признать волю Богов. Не хочешь ли ты заслуги наших Небесных Покровителей приписать кучке плохо вооруженных оборванцев? – крикнул Арнуванда.

– Но, величайший, – выступил другой вельможа, – разве плохо, что возрождается священный город – город божественного Лабарны, сердце Хатти?

Еще один! – вновь передернуло Арнуванду.

– За стенами Хаттусы стоит войска, которое мне не подчиняется. Я так же узнал, что там содержится в темнице мой чашник Иссихасса. Его пытают.

– Арнуванда, – спросила таваннанна надтреснутым старческим голосом, – с чего ты решил, что твой брат хочет тебя свергнуть? Суппилулиума всегда почитал Богов и уважал законы. Да и чего тебе бояться войска Хаттусы, если в Цапланде собралась огромная армия. Одни воины Вурусему чего стоят.

Все разом загалдели. Одни признавали справедливость слов таваннанны, другие, их голоса звучали громче, поддерживали лабарну.

Гвалт перекрыл сильный голос Суппилулиумы:

– Взываю к мудрому панкусу и к солнцеликому лабарне! Дайте мне слово!

Все затихли. «Пусть говорит», – раздались несмелые реплики. Полные гнева глаза Суппилулиумы встретились с глазками Арнуванды. Тот заерзал на троне, словно его кусали блохи. Правитель пискляво вскрикнул:

– Ему нечего сказать в свое оправдание. Я требую для него наказание!

– Прошу панкус дать мне слово! – настаивал Суппилулиума.

– Пусть скажет! Дать ему слово! По закону – имеет право говорить! – зашумели участники Большого Собрания.