Стражники несколько раз прогоняли бродягу. Ему по-хорошему объясняли, что калекам не место возле дворца. Подаяния просят ворот храма или за городской стеной. Но нищий снова приходил и садился возле входа в халентуву. Лицо калеки было перепачкано сажей. Грязные лохмотья еле сходились на уродливом теле. Пальцы левой руки неестественно скрючились. Голова постоянно дергалась. Перед ним стояла треснутая деревянная миска. Прохожие кидали в нее яблоки, абрикосы, кусочки пресных лепешек. Босоногие ребятишки крутились возле калеки, а он делился с ними добычей. Вдруг ужас перекосил лица мальчишек. Они завизжали и, как стайка испуганных воробьев, упорхнули за угол. Из-за угла с опаской высунулись их глазастые, лопоухие головки.
Из ворот халентувы, стуча деревянными каблуками, вышел сгорбленный широкоплечий человек в длинной черной одежде и в таком же черном колпаке с желтым ободком. Лицо заросло до самых глаз густой смоляной бородой. Кустистые брови нависали и почти закрывали недобрые серые глаза. Большой нос с крупной горбинкой и мясистыми ноздрями скалой торчал над бородой. В руках он нес небольшой медный тазик. Сумка, расшитая причудливыми знаками, висела через плечо.
Стражники, выпуская его из ворот, поклонились, стараясь не смотреть колдуну в лицо. В глазах отразился суеверный страх. Человек служил брадобреем лабарны Арнуванды, а также его лекарем и гадателем. Брадобреев боялись все. Люди этой профессии обладали дурным глазом, могли снять проклятье, а могли навлечь на человека болезнь или беду. Они общались с силами зла и служили богу подземного мира Ярри. Это же, вдобавок, был глухонемой. Глаза недобро взирали на окружающий мир. Распознать, что творится в душе колдуна, – невозможно. Все его мысли и чувства скрывались где-то глубоко внутри. Даже выражение лица невозможно разглядеть под густой бородой.
Стуча деревянными каблуками, он прошел мимо нищего, не обращая на калеку никакого внимания. Нищий поднялся и, припадая на одну ногу, поплелся за колдуном. Деревянная миска с подаяниями осталась на земле. Мальчишки, тут же осмелев, выскочили из-за угла и расхватали содержимое.
Брадобрея боялись при дворе, и поэтому не разрешали селиться в халентуве. Его жилье – маленький домик с плоской крышей находился в Верхнем городе. К себе домой он и возвращался. А нищий продолжал волочиться за ним. Обычное дело – калека хочет избавиться от недуга и просит колдуна о помощи.
Так они долго шли по узким улочкам. Хоть брадобрей ничего не слышал, однако он чувствовал, что за ним кто-то следует. Подойдя к своему дому, он остановился и резко обернулся, взглянув недовольно в упор на нищего. Хотел прогнать калеку, но вдруг Брадобрей вздрогнул, увидев перед собой чумазое лицо Фазаруки. Он кинул быстрый взгляд по сторонам, убедившись, что за ними никто не подсматривает, схватил Фазарука и потащил к калитке. Они быстрым шагом пересекли чистый дворик и юркнули в дом. Брадобрей зажег масляную лампадку. Колеблющее пламя открыло далеко не бедную обстановку дома. Пол устлан звериными шкурами. На стенах дорогие ковры. Добротная мебель. Здесь же присутствовали предметы, необходимые для колдуна. В углу висел скелет человека. Несколько черепов покоились на полке вместе с костями различных животных. Пахло сухими травами, пучки которых в изобилии сушились под потолком.
Усевшись на низенький стульчик, колдун предложил другой Фазаруке. Затем громко ударил три раза ладонью по столу так, что стол подпрыгивал каждый раз. В комнате появилась сгорбленная старуха, видом напоминавшая старую сову. Она исполняла обязанности прислуги. Старуха поставила на стол тарелку с лепешками. Сверху на хлебе лежали кусочки аппетитной хрустящей сарамы[45 - Сарама – мясо поджаренное до хрустящей корки.]. Затем служанка принесла кувшин слабого кислого вина и серебряную вазу с фруктами.
Хозяин учтиво налил гостю первому. Но Фазарука отставил бокал в сторону и с волнением произнес:
– Послушай, Янанарри, помнишь, как я тебя спас от разъяренных пастухов? Они думали, что это ты наслал болезнь на овец. Пастухи убили бы тебя. Я заплатил им за твою жизнь. После я смог устроить тебя брадобреем к лабарне. – Немой кивнул. – Если помнишь, тогда помоги и ты мне. Огромная беда нависла над Хатти. У нее есть сильный защитник, но сейчас жизнь его в опасности. Ты знаешь, о ком я говорю – о Суппилулиуме. Он приехал по приказу лабарны на Большое Собрание. Но не для того, чтобы раболепствовать перед Арнувандой, а чтобы обвинить его в трусости и предательстве. Панкус не поддержал Суппилулиуму. Эти трусливые ослы прижали уши, будто их собирались бить палкой. Суппилулиуму увели в темницу. Больше я о нем ничего не слышал. Только что видел, как его телохранителя Цулу куда-то повезли. Скажи мне, что там произошло. Ты не представляешь, что будет, если Суппилулиума погибнет. Все знают, что ты не слышишь, но только мне известно, о твоей способности читать по губам. При тебе, не опасаясь, могут выболтать все тайны.
Немой осушил до дна кубок с вином, затем стал что-то жестами объяснять. Фазарука внимательно следил за его манипуляциями.
– Сегодня вечером ты брил лабарну…У него был одноглазый, два мешедя и большой воин… А, это Цула. Мешедям приказал следовать с большим воином, чтобы тот сдал город… Неужели Хаттусу? – Фазарука схватился за голову, но нашел в себе силы и настаивал: – Продолжай. Скажи, какую участь готовят Суппилулиуме? Так… Держат, как заложника…Обещал отпустить, если город сдастся… Потом мешеди ушли… Лабарна приказал одноглазому спуститься по тайному ходу … в темницу …и… – Фазарука застонал. – Его убьют. В темницу не пройти. Если я появлюсь в халентуве, меня тут же схватят.
Фазарука долго сидел, зажав голову руками. Вдруг он вскочил с места и схватил медный тазик брадобрея.
– Вот что нас спасет! – радостно воскликнул он. – Дай мне свою одежду. Я проникну в темницу под предлогом побрить Суппилулиуму и попытаюсь его освободить.
Брадобрей выхватил у него тазик и отрицательно покачал головой.
– Ты что, не хочешь мне помочь? Ты тоже на стороне этого жалкого труса Арнуванды?
Немой исподлобья взглянул на Фазаруку и провел ребром ладони у себя по горлу.
– Так, ты и сам – трус! – взбесился Фазарука. – Боишься за свою шкуру! А на других тебе наплевать? Надо было тебя тогда оставить на растерзание пастухам.
Немой стал что-то объяснять, усердно жестикулируя руками. Фазарука его понял и ответил:
– Мне все равно. Пусть меня схватят. Погибнем вместе с повелителем. Какая разница – сегодня умереть или через несколько дней. Если убьют Суппилулиуму, то и меня прикончат следом, и Цулу тоже. А знаешь, что будет потом? Через год – другой нагрянут митаннийцы. Города разрушат. Хеттов поведут на невольничий рынок в Вашшуканни. Ты хочешь этого?
Брадобрей выпил еще вина, подумал и кивнул.
***
К халентуве подошел колдун-брадобрей в сопровождении двух мешедей. Они беспрепятственно прошли через ворота. Стражники, увидев колдуна, все так же учтиво поклонились. Один из сопровождающих объяснил столь позднее появление брадобрея (а дело шло заполночь) тем, что великий лабарна Арнуванда хочет с помощью заклинаний излечить от безумия своего брата Суппилулиуму. Тот сегодня проявил приступ болезни на Большом Собрании. Он оскорбил лабарну и кинулся на него с мечом. В него вселился Ярри. Только чары немого брадобрея смогут выгнать злой дух. А вторая половина ночи – самое подходящее время для колдовства.
Халентува в Цапланде строилась просторной, как и все подобные дворцы правителей. Здание состояло из трех этажей. Окон мало, все с ажурными решетками. Когда дули холодные ветра, окна затягивали кожей или закрывали деревянными ставнями. Само здание представляло собой квадрат с обширным двором внутри. Покои делились на мужскую половину и женскую. В мужской половине находились покои лабарны, оружейные залы и сокровищница. На первом этаже зал для Большого Собрания панкуса, трапезная, где проходили пиры и приемы. В другой части дворца, меньшей, находились покои таваннанны и других жен правителя. У таваннанны были свои мешеди и своя прислуга.
Скромностью хеттские правители не отличались, поэтому внутреннее убранство халентувы сияло золотом и серебром: светильники, посуда, украшения массивных колонн. Кругом стояла изящная мебель. Стены пестрели расписной лепкой из алебастра. В жилых комнатах всюду висели толстые ковры с чудесным орнаментом.
Внутри халентувы располагался ухоженный двор с храмом и священным источником. Пестрые клумбы источали тонкий аромат. Небольшая священная роща самшита и дерева еуа окружала храм. По чистым дорожкам расхаживали грациозные павлины и бегали пугливые лани. Здесь отдыхала от дел таваннанна, и резвились дети дворца под надзором строгих наставников. Снаружи халентуву обступал фруктовый сад. Росли абрикосы, персики, хурма, фиги. В одном из углов сада находился зверинец. В просторных клетках из прочных жердей, ради забавы, держали львов, тигров, леопардов, шакалов. И, наконец, сад окружала высокая стена. Когда враги захватывали город, стена халентувы становилась последним местом обороны.
В глубоких подвалах халентувы, возле винных погребов находилась темница. Чтобы попасть в подземелье, надо было пройти через половину лабарны и выйти во двор. Вход в темницу вел со двора. Объяснив мешедям, куда идет колдун, заговорщики попали в халентуву. Перед Фазарукой тенью промелькнул одноглазый старик. Ужасная догадка заставила его поторопиться. Первое, что он захотел: догнать старика и прирезать. Но одноглазый затерялся где-то в темных коридорах.
Стражники, охранявшие входа в подземелье ни в какую, не хотел пропускать: лабарна строго настрого запретил. Помощники брадобрея долго объясняли, что это сам лабарна послал колдуна вылечить брата от безумия. Неужели колдун по собственной воле будет среди ночи тащиться в халентуву? В конце концов, старший надсмотрщик решил отправиться сам, спросить разрешение у Арнуванды. Фазарука занервничал. Если лабарна не спит, то их обман сразу же будет раскрыт. Но он вздохнул с облегчением, когда старший вернулся и сообщил, что солнцеликий уже отошел ко сну, и в его покои никого не пускают. Еще немного поразмыслив, он решил пропустить брадобрея, но в сопровождении двух своих стражников. Пусть колдун идет куда угодно, лишь бы не рассердить его, – нашлет еще хворь.
***
Дверь противно заскрипела. В темницу прокрался сгорбленный старик. В его единственном глазу зловеще отражался огонек масляного светильника.
– Зачем притащился, старая крыса? – спросил Суппилулиума, очнувшись из забытья.
– Я принес тебе облегчение, – равнодушно прокаркал старик. – Твой брат сжалился и решил переправить твою душу в страну Забвения.
– Лабарна не боится прослыть братоубийцем?
– Никто не узнает. Я – мастер, – самодовольно признался старик. – Я проник сюда по тайному ходу через винные погреба. Стражники меня не видели. Сделаю свое дело и тем же путем выйду обратно. А убью просто. У тебя на поясе висит маленький кинжал с золотой рукоятью – символ принадлежности к роду властителей. Его намеренно не отобрали. – Одноглазый скривился в подобии улыбки. – Великое Солнце наше, лабарна Арнуванда очень хитер. Сейчас этим кинжалом вскрою тебе вены на руках. Ты просто уснешь, а проснешься уже среди Богов. Видишь: лабарна, да живет он вечно, очень великодушен и милосерден.
– Воистину. Но он меня собирался казнить публично. Неужели ему невтерпеж?
– Правитель так и хотел сделать: казнить тебя на глазах у всего народа, но панкус его не поддержал. Да и звездоподобная расчувствовалась. Еще, чего доброго, заставит тебя помиловать.
– Значит, остались еще благородные люди в его окружении.
Старик неопределенно пожал плечами, как бы говоря, что этих благородных может ожидать такая же участь.
– Послушай, гнусный убийца: кто поверит, что я мог вскрыть себе вены? Ведь мне даже не пошевелить руками.
– А я принес с собой молот и зубило. – Он бережно положил на пол бронзовые инструменты. – Как только ты истечешь кровью, я освобожу тебя от оков, а цепи собью со стены. Даже следов не останется.
Суппилулиума на мгновение представил себя лежащим в луже собственной крови со вскрытыми венами, бледный и холодный. Крысы, которые грызли его сапоги, будут с наслаждением пить из густой кровяной лужи. Сердце сжалось и похолодело. Он не боялся, просто испытывал отвращение к такой гадкой смерти. Лучше десять раз пасть на поле боя с мечом в руке и с боевым кличем на устах, нежели здесь бесславно, во тьме и сырости. Но Суппилулиума постарался подавить в себе неприятные ощущения и спокойно попросил палача позволить ему помолиться Богам перед смертью.
– Зачем? – удивился одноглазый. – Ты скоро увидишь их. На твои молитвы уйдет много времени, а я хочу спать. Скоро Бог Солнца выкатит из моря огненную колесницу, а я еще не ложился. Впрочем, можешь молиться, пока кровь будет вытекать из твоих вен.
– Скажи хоть напоследок: кто ты, шакал, и какая блудница посмела родить такого урода.
Старик хрипло беззлобно усмехнулся.
– Я из знатного хурритского рода и занимаю при дворе Митанни высокую должность. Меня прислал сюда мой всемогущий повелитель Тушратта, учить твоего братца уму – разуму. Мне нравится Цапланда. Этот город Тушратта отдаст мне, после того, как от Хатти останется только стадо рабов.
С этими словами старик снял с пояса Суппилулиумы кинжал. Любовно осмотрел драгоценный камень на рукояти, затем вынул лезвие из ножен, проверил отведенную кромку на ногте. Удовлетворившись остротой клинка, потянулся к руке Суппилулиумы.
Как вдруг дверь за его спиной распахнулась. Старик вздрогнул и отскочил от своей жертвы. В комнату вошел человек в черной длинной одежде, в черном колпаке с желтой повязкой. С ним двое мешедей.
– Что вам здесь надо! Кто вас сюда пустил! – закаркал старик. – Что нужно этому немому. Кого он собрался брить?
– Тебя, одноглазая крыса, – заговорил немой, достав из-под одежды боевой топор.
Одноглазый вскрикнул, вместо того, чтобы защищаться, бросился к Суппилулиуме, метя кинжалом в сердце повелителя. Но удар нанести не успел. Один короткий взмах – и Фазарука глубоко вогнал топор между лопаток. Хребет громко хрустнул. Палач свалился у ног Суппилулиумы. Его пальцы в последних судорогах скребли сырой песок.
Фазарука, не теряя времени, схватил бронзовый молоток с зубилом и моментально сбил оковы с рук повелителя. Обессиленный Суппилулиума чуть не упал, но через несколько мгновений пришел в себя.